Горнорабочие

– Обманула, обманула! Ловите!! – и она убежала в лес. Плотников тоже пошел в лес. Слышно было, как хрустели сухие ветки, валежник. Плотников крикнул:

– Елена, уу!

– А-уу!!

– Иди сюда-у!

– А-уу! – Эти восклицания далеко раскатывались по лесу и гудели где-то далеко.

Плотников шел на отклик Елены, которая была уже далеко через лог.

«Что за глупая девчонка! – думал он. – Ну, зачем она прячется?» – и старался догнать ее.

Илья Назарыч за это время много передумал о своей любви и о своем желании жениться на Елене. Он хорошо понимал, что Елена его любит, а это он заключал из обращения ее с ним в ее избе. Когда он проснулся на другой день после сцены в слободе и на плотине, ему вдруг пришла в голову мысль, что он уже слишком далеко зашел с своими Похождениями. Он очень много видал женщин и девиц в заводе и в городе, сравнивал тех и других и невольно задавал себе вопросы: отчего красивые запрудские девицы не нравятся ему? ведь есть и красивее Елены; но его от них как будто тошнило. Ведь есть и красивые и при том отцы их богатые, стоит только раз завлечь их – и жених; но ему не нравилось, что в них такой простоты не было, как у Елены. Перебрал он все свои мысли, все воспоминания, все слова, говоренные с нею, и пришел к тому заключению, что Елена ему лучше нравится, чем другие девицы; но он что-то находил отталкивающее в ее натуре, какой-то тяжелый туман ложился в это время на его мысли; он старался гнать прочь этот туман и только думал: она девушка славная, я одну ее люблю, – и при этом он потягивался, кровь билась сильнее, в голове чувствовался жар…

Когда он увидал в лесу Елену, на него напала робость. Он бежал за ней, ему хотелось обнимать и целовать ее целый час, целый день; утром он думал, что ему легче достанется Елена, он смелее приступит к ней, а теперь его пробирала дрожь, он сделался не то скучный, не то злой.

Что чувствовала Елена? Она обрадовалась, что Илья Назарыч пришел, но ей вдруг стыдно сделалось, что она одна в лесу с мужчиной, и она убежала в лес, а поди, ищи ее в лесу, где ей чуть ли не каждый пень знаком. Сперва она чувствовала, что она бог знает в каком благодатном месте находится: дышалось свободнее, петь хотелось, плясать хотелось, каждое дерево шелестило своими мохнатыми ветвями как-то любезно, пахло хорошо, муравьи ее забавляли; но потом ей вдруг сделалось грустно. «Зачем я убежала от него?.. Нет, нет… Пусть побегает, порыщет!.. Он в халате, пусть издерет его… Вот смехота-то будет…» Потом ей хотелось высказаться ему, но что она ему скажет?

С час уже прошло так. Они все удалялись дальше в лес;

Илья Назарыч все был позади. Наконец, она вышла на полянку, вокруг которой рос высокий сосновый и осиновый лес, солнце приветливо смотрело в это благодатное место, грело. Села Елена около лесу, спиной к солнцу, положила на землю около себя набируху, в которой было уже много грибов. Вздохнула она тяжело, задумалась, глядя в угол – в лес, стала считать деревья, задавило что-то в груди, и вдруг покатились из глаз слезы; пошли и пошли… Хочет Елена унять слезы, а они пуще и пуще идут. «Господи! – шепчет она и смотрит в небо: – го-о-споди!.. Какая я несчастная. Пожалей ты меня, пожалей тятеньку и маменьку…» Наконец, она вздрогнула, утерла ладонью мокрое лицо, стало легче… Вдруг она обернулась налево – стоит Плотников и смотрит на нее. Вскрикнула Елена от испуга, вскочила, схватила набируху и убежала в лес.

– Елена! Елена молчит.

– Елена-у!

– Ну-у!

«Господи, какая я дура… При нем-то разнюнилась!.. Чтой-то это со мной?.. Дурак! Подмечать, ишь ты…»

Она ушла очень далеко от Плотникова, стало ей весело, и она запела, сначала едва слышно, потом громче и громче заводскую песню:

Калинушка да с малинушкой
Раным-рано расцвела.
На ту пору-времечко
Мать дочь родила (два раза).
Споила, вскормила, -
Замуж отдала.
Я на свою маменьку
Ой да осердилася;
Я ко своей маменьке
Три года не приду;
На четвертый годочек
Пташечкой прилечу (два раза).
Сяду во зелен сад,
Тоскою-кручиною
Весь сад осушу,
Слезами горючими
Речку пропущу.
Матушка по сеничкам похаживает,
Невестушек-лапушек побуживает:
Станьте вы, невестушки,
Лапушки мои!
Што у нас за пташечка
По саду поет?
Где же эта пташечка
Причеты берет?
Первый братец сказал:
Пойду посмотрю.
Другой братец сказал:
Пойду застрелю.
Третий братец сказал:
Пойду приведу (два раза).
За стол посажу.
Стану ее нежить,
Ласкать, цаловать:
Это наше дитятко
С чужой стороны.

Эту песню она пела с таким чувством, что ничего не замечала кругом, а шла тихо, бессознательно, куда глаза глядят, кружась в лесу.

Илья Назарыч бесился. Он не понимал, отчего Елена плачет, и, как он увидал ее, она убежала в лес, а теперь поет. «Уж догоню же я ее».

– Елена-у!! – крикнул он громко.

– Илька-у!! ау-у!! – откликнулась Елена.

Илья Назарыч нагнал Елену. Она сидела около тропинки и ела хлеб. Набируха ее была полна с верхом, у Ильи Назарыча и половины не было грибов.

– Ой-ой! Как вы халат-то отполысали! – Елена захохотала. Халат Ильи Назарыча действительно был продран во многих местах. Илья Назарыч поставил набируху на землю, рядом с набирухой Елены.

– О-о! сколько грибов-то! Какой вы ротозей! По воронам у вас глаза-то смотрели, што ли?

– Так что-то. Счастья нет… – И он сел рядом с ней.

– Хлеба хочете?

– У меня свой. – И Илья Назарыч стал есть свой кусок ржаного хлеба. Сидели молча минуты две.

– А я какую славную кучу нашла груздей… Вот этих самых. Восемь, никак, срезала.

– Я рыжиков много нашел.

– Ну, уж!.. А у меня какие славные рыжики! Глядите. – И она сняла четыре больших белых гриба; в набирухе лежал пласт очень мелких рыжиков.

– Ты зачем давеча плакала? – спросил Елену, немного погодя, Плотников.

– Когда?