История несостоявшегося диссидента

В нашем классе, к примеру, учились дети военкома, начальника милиции, КГБ, работников горкома и крупных руководителей. Соответственно с учениками и учителя, в нашей школе, были самые лучшие в городе. И учили, естественно, в нашей школе, гораздо лучше, чем в других 30-ти школах города. В результате, большинство выпускников поступали в ВУЗы и позднее занимали руководящие посты. Начальную школу, с 1-го по 4-й класс, я проучился под руководством заслуженной учительницы СССР, Новичковой Марии Митрофановны, из дворян, закончившей гимназию ещё до революции, Педагога с «большой буквы», которую я запомнил на всю жизнь.

После нашего выпуска в пятый класс она ушла на пенсию. Из этих первых школьных лет, я хорошо запомнил тот первый день, когда нас, первоклашек, выстроили перед всей школой. Выступали директор школы, председатель ГорОНО, кто-то ещё, а мы стояли нарядно одетые, мальчики в школьной форме, гимнастёрках с белыми подворотничками и ремнём на поясе, со школьной бляхой, девочки с белыми фартуками и у всех букеты цветов. Потом нас привели в класс, познакомили с учительницей и рассадили по местам. Я сел за одной партой с девочкой по имени Попова Люба и так все четыре года просидел с ней.

Итак, началась моя школьная жизнь. Днём мы учились, а после школы играли на улице. У меня появились школьные друзья. Наиболее я подружился с ребятами из своего класса, живших по соседству со мной. Это были четыре Владимира: Тюрин, Соколов, Пономарёв и Клыга. Больше у меня никогда не было других товарищей, а только знакомые. Запомнились наиболее значительные дни из тех лет.

Приём в октябрята, в пионеры. В пионеры меня приняли только в 4-м классе, а не в 3-м, как остальных, поскольку к моменту приёма мне не исполнилось 10 лет, также, как и моим друзьям Соколову и Тюрину. Было очень обидно ходить без красного галстука, среди остальных одноклассников, но к 7 ноября 1962 года приняли и нас. Сейчас принято критиковать те времена, но я скажу, что все мы тогда воспитывались в духе коммунизма и верили в светлое будущее. Октябрята и пионеры вели себя в соответствии с уставом, никто не дерзил старшим, все старались хорошо учиться.

Практически не было хулиганов, в современном понимании этого слова, отлынивающих от учёбы. И хотя в школе учились, как дети состоятельных родителей, так и простые смертные, никто не замечал эту разницу, никто не пытался выпячивать заслуги своих родителей, как это принято сейчас. Со всех спрашивалось одинаково.

Что интересно, тогда считалось неприличным быть богатым и мы, дети, даже порой осуждали некоторых своих сверстников наличием, скажем, своей машины у родителей, что между прочим вызывало у них чувство стыда. Никто не привозил своих детей на машине в школу, это считалось вызывающем и недопустимым явлением. Также пионерам недостойно было драться и, если уж назрела такая необходимость, снимали с шеи пионерский галстук, чтобы не опозорить его. К несчастью уже ко второй половине 60-х годов, с приходом к власти Брежнева, нравы начали меняться в худшую сторону.

Я участвовал в школьной самодеятельности, играл роль зайца в постановке на сцене сказки «Лиса и заяц», петуха из той же сказки, поскольку очень похоже имитировал кукарекание. Начал было посещать секцию гимнастики, но быстро потерял интерес. Учёба давалась мне легко, тем более под руководством нашей заслуженной учительницы. Первые четыре класса я закончил с отличием, с вручением похвальной грамоты. Пятый класс уже только на хорошо, по инерции.

Далее моя лень не позволяла мне выбраться из хорошистов в отличники и только благодаря своим способностям легко усваивать материал, совершенно не занимаясь повторением и выполнением домашних заданий, к тому же без всякого надзора за моей учёбой со стороны своих родителей, я всё-таки учился и закончил школу совсем не плохо, что позволило мне без особого труда сдать вступительные экзамены в Военное Училище.

Мы всегда жили обеспеченно. Мать с работы приносила полные сумки продуктов, отец подрабатывал извозом на персональной машине своего начальника. В буфете, в супнице от столового сервиза, без всякого надзора, лежали постоянно деньги, которые никто не считал. В школу мне ежедневно выдавали по 20-30 копеек на пирожки, хотя я, при необходимости, всегда мог взять деньги из супницы. В те времена не было столько соблазнов, как сейчас. Всё, на что я мог потратить деньги, ограничивалось 3-4 пирожками по 5 копеек в школьном буфете, да стаканом семечек или жареной кукурузы за 10 копеек за воротами школы. Кушаний и разносолов в доме было достаточно. Также и одевались мы хорошо. Моих сестёр попрекали в школе, что у них, у единственных в школе, дорогие и очень модные по тем временам плиссированные юбки. Я же носил в 3-м классе также, единственную в школе, совершенно новую форму, купленную в Ленинграде, которая отличалась от обычной гимнастёрки, особого покроя кителем, образца дореволюционной гимназии, как у

молодого Ленина, на картине времён его школьной жизни. Такой же был у меня и ранец. Нарядами этими, мы были обязаны, проведенной в 1961 году денежной реформе, когда деньги образца 1953 года заменили на новые с увеличением их номинала в 10 раз. Срок обмена установили коротким, к тому же к обмену допускались только ограниченные суммы. Поэтому люди, у которых денег было больше, чем допускалось к обмену, были вынуждены тратить их, чтобы они не пропали вовсе. Так и у нас имелись в наличии деньги, оставшиеся от продажи нашего дома в Ташкенте, которые мы берегли для покупки машины. Все магазины были уже выметены подчистую. Люди покупали любой товар, чтобы хоть как-то спасти свои сбережения. Мы всей семьёй поехали в Ленинград, к родственникам, где накупили одежды, два аккордеона, швейную машинку, столовые сервизы и т.д. Много денег всё-таки не удалось обменять. А надежда купить автомобиль, была похоронена надолго. Зато Ленинград я запомнил посещением Зимнего дворца и Эрмитажа. Не смотря на свои 8 лет, ещё не изгладились из памяти картины великих художников, скульптуры и бюст Петра Первого.С этой реформы запомнился случай, происшедший в 4-м классе. Отец моего друга Соколова, копил новые рублёвые монеты. В 1963 году он умер, и его жена оставила эти деньги, как память о нём. Соколов же, со своим младшим братом Колькой, украли их, а было их несколько горстей, может быть около 100 рублей, сумма по тем временам приличная, равная среднемесячному окладу инженера. Не сдержав своих чувств, чтобы не похвалиться, они показали в школе эти деньги и, играя роль богатеев, стали раздаривать всем своим знакомым, купленные на эти деньги перочинные ножики, футбольные мячи и подобную дребедень. Купили и мне перочинный ножик, как сейчас помню за один рубль тридцать копеек, хотя он и был мне без надобности. Дома я сказал, что нашёл его. Дело это быстро всплыло на поверхность. Всех счастливых обладателей подарков, равно, как и виновников события – братьев Соколовых, собрали в школе с родителями. Это был единственный случай в моей жизни, когда мою мать вызвали в школу из-за меня. Произошла разборка, со слезами и вспарыванием моим ножиком, купленных мячей, матерью Соколовых. Меня разбирали за обман, я тоже плакал и обещал больше так не делать. Братьев Соколовых, их суровая мать, член Горкома, нещадно выпорола дома. После этого они очень долго вели себя примерно.

Моя мать вела тогда изнурительную борьбу с партийной номенклатурой, погрязшей в коррупции и подавлявшей всех недовольных существующим положением. К концу правления Хрущёва, партийный аппарат, подмявший под себя все сферы власти, вышел из-под тотального контроля, существовавшего при Сталине и

закрепился во всех властных структурах. Круговая порука, кумовство, подхалимство, взяточничество и другие низменные пороки, возобладали над здравым смыслом.

Пользуясь своим положением, все эти чиновники, разворовывали государственное состояние, строили себе особняки, пировали и всячески унижали простых людей, прикрываясь словоблудием о построении коммунизма. Всё меньше находилось людей, пытавшихся бороться со злом. Тысячи людей сажались в тюрьмы, упрятывались в сумасшедшие дома. Те, кто имел возможность, выезжали на запад, становясь так называемыми «Диссидентами». Тем не менее, на местах ещё можно было кое-чего добиться, если действовать умело и целенаправленно. Моя мать, состоя членом горкома партии, имела некоторый вес в городе и к её мнению прислушивались, тем более, что, будучи достаточно грамотной, она умело составляла письма и прошения в центральные органы. Не одного стяжателя сумела она поставить на место и даже привлечь к уголовной ответственности. Поэтому, наш дом напоминал чем-то Смольный, времён революции. Десятки людей приходили и уходили, приносили жалобы, что-то просили. Постоянно кто-то ночевал у нас. Мать писала за всех

прошения, посылала петиции правительству и в партийные органы. Сама ездила в Обком, ЦК КПУз, отряжала других в командировки в Москву. В 1963 году наш сосед,

руководитель треста, был послан в Алма-Ату, на повышение. Вся их семья выехала из занимаемого им особняка и встал вопрос об использовании последнего.

Предполагалось поселить в нём одного из начальников этого треста. Моя мать же, на пленуме горкома, предложила разместить там детский сад. Но её предложение проигнорировали. Тогда мать, недолго думая, самовольно переселилась вместе с нами, в пустующий особняк, предоставив наш дом для одного непризнанного учёного, я забыл его фамилию. Помню только, что тот изобрёл телескоп и магнит, для неметаллических материалов, которые я наблюдал сам. Магнит действительно мог захватывать даже виниловые граммофонные пластинки, а в телескоп я смотрел на луну.

Этот изобретатель снимал какую-то лачугу и не мог добиться квартиры, а его изобретения не рассматривались, из-за отказа включить в состав соавторов ряд руководителей города. Его жену, моя мать, из жалости, устроила продавщицей в свой магазин. Несколько месяцев мы прожили в помпезном доме, имеющем огромный участок земли, засаженный виноградником. Видя такое дело, руководство города изменило тактику и, вроде бы, приняло решение о размещении в этом доме детского сада. Матери предъявили ультиматум о немедленном выселении, но она решила бороться до последнего. Тогда с нами жила престарелая, 1881 года рождения, бабушка, её мать. Прождав некоторое время власти направили к нам наряд милиции, который вынес всё наше имущество во двор. Бабушку, лежавшую на кровати, вынесли вместе с кроватью. Опустевшие комнаты начали обустраивать под детский сад. Вечером мы вновь занесли всё обратно. Через день милиция повторила свою операцию.

Борьба была не равная. После третьего или четвёртого раза, когда уже половина наших вещей была переломана и порвана, прибыли дети и воспитатели. Поскольку изобретатель также сопротивлялся выселению, нам некуда было деваться и мы, временно, были поселены все вместе в одну комнату. Жизнь для нас, тогда была не выносимая. Стояла осень, конец октября. Утром мы уходили в школу, а придя домой заставали все вещи на улице. Заносили назад и располагались в тесной комнате.

Ни о каких домашних уроках не могло быть и речи. Я был ещё мал и не воспринимал происходящего всерьёз, но мои сёстры хватили лиха. Особенно страдала бабушка. Почти не имея сил передвигаться, она всё время лежала в кровати и её постоянно, то вытаскивали на улицу, в холод, то мы затаскивали обратно. Не выдержав такого обращения, бабушка решила покончить с собой и выпила бутылку уксусной эссенции.

Она умерла в страшных мучениях только на третий день, врачи не смогли её спасти. На день похорон, в детский сад никого из детей не приняли. Хоронили её 7 ноября, после парада. Не помню точно, когда мы наконец вернулись в свой дом. Изобретатель получил квартиру, а детский сад просуществовал ещё короткий срок и был тихо ликвидирован. В освободившийся особняк, поправ все приличия, торжественно въехал тот самый начальник.Но смерть бабушки испортила праздник городского руководства. Было проведено следствие и многие начальники были наказаны. На какой-то срок, мать перестали трогать. Как раз подошло время моей старшей сестре Лене, закончить 11 классов, и она уехала в Саранск к тёте Тане, которая работала в то время секретарём в Мордовском Государственном Университете –МГУ, (не путать с МГУ Москвы). Не знаю, помогла ли тётя Таня или нет, но Лена поступила в Университет на факультет иностранных языков. Вообще, Лена училась в школе очень хорошо и закончить школу с медалью, ей помешали только вышеописанные события. Мы остались вчетвером.

Жизнь продолжалась. Я учился в школе, а после неё играл на улице. Тогда же я пристрастился к чтению. Достать хорошие книги в то время представлялось весьма

трудным делом. Все книжные магазины были завалены политической макулатурой. Полные собрания сочинений Ленина, Брежнева, Суслова, Рашидова и других

политических деятелей того времени заполняли полки магазинов. Из художественных сочинений были представлены произведения тех писателей, которые были угодны существующему режиму. Это были маловразумительные романы, описывающие героические будни сталеваров, колхозников, пастухов и т.п. Очень много было

псевдогероических рассказов о гражданской и Великой отечественной войнах, где красные и советские войска громили многочисленного врага, белых или фашистов.

Цензура вычеркнула все мало-мальски правдивые факты о наших неудачах. Много литературы посвящалось работе нашей милиции и КГБ, борющихся и побеждающих остатки преступности и многочисленных шпионов. Читать эту литературу было просто невозможно. Зато труды классиков, фантастику и приключения, доставались с трудом.

Особенно тяжело было с зарубежной литературой. Но мы находили выход. Каждая интересная книга, попавшая в руки кого – то из знакомых, после прочтения, передавалась следующему и зачитывалась буквально до дыр. Мать, как руководитель и член горкома, время от времени могла выписывать некоторые произведения, которые выпускались приложением к газетам и приходили по почте, раз в месяц. Отец также, хоть и малограмотный, но непременно доставал отдельные книги, как только имел возможность, бывая со своим начальником в командировках. Поэтому в нашей семье книги занимали достаточно много места. Я читал всё подряд, даже те книги, которые в моём возрасте, некоторым показались бы скучными, как например Лев Толстой, Чехов, Куприн и др. Тем не менее я читал и их. К 10 классу я прочитал полные собрания сочинений не только вышеуказанных авторов, но и также Уэллса, Марка Твена, Майн Рида, Цвейга, Брехта, Конан Дойля, Новикова-Прибоя, Тургенева, Шолохова и др. Я читал и стихи Лермонтова, Пушкина, Навои. Очень нравились мне исторические эпосы: Манас, Калевала, Песнь о Гайавате. И конечно, всевозможные сказки и фантастика, а также и энциклопедии. Признаюсь, что я частенько утаскивал книги из библиотек, в основном фантастику. У нас дома собралась значительная библиотека, которой пользовались наши знакомые и соседи, частенько, без возврата. Обычно день проходил следующим образом. Утром, после завтрака, все расходились по своим делам. Люда уходила в школу раньше меня, а потом шёл и я. До школы идти было полчаса, по пути я встречал своих друзей или специально заходил за теми, кто жил по дороге и далее мы двигались группой, причём приходилось проходить мимо 9-й школы, что составляло некоторую опасность. Наши сверстники из 9-й школы недолюбливали нас, чистеньких детей, обеспеченных родителей и всегда старались напасть на нас скопом. И нам часто приходилось удирать от них. После окончания уроков, вплоть до 8 класса, мы почти все, и девчонки, и мальчишки отправлялись на пустырь, расположенный за вечерней школой. Прежде всего, обычно, следовала драка, одна или две. Выясняли отношения между собой мальчишки. Дрались до первой крови. Никакого антагонизма в этом не существовало. Я тоже однажды подрался там с одноклассником – Толиком Хорошиловым, просто так. Он мне предложил подраться на предмет кто сильнее. Драка закончилась вничью. У обоих остались синяки и кровь пошла из носа. Дома я объяснял, что ударился об дверь. А Толик был известный драчун и синяков у него всегда было достаточно, тем более его отец часто лупил его за плохое поведение и двойки. Чаще всего дрался Саша Шепелев – он считался в классе самым сильным и потому ему приходилось постоянно самоутверждаться. Ему даже приходилось иной раз драться и со старшеклассниками. Как я уже говорил, эти драки проходили незлобиво и сразу после драки, мы мирились. Примерно также происходит и в животном мире. Вожак обязан поддерживать свой имидж. Далее мы играли в коллективные игры, типа «Красное знамя». Здесь делились на две группы, делили поле пополам, вешали на своей территории галстук и пытались сорвать такой же галстук у противника, одновременно не давая ему утащить свой. Или в другие подвижные игры.

Набегавшись, шли по домам. Дома обедали и выходили на улицу. Здесь уже были другие игры. Например – лянга. Национальная узбекская игра. В неё играли по 2,3, 4,5 человек, не более. По очереди подкидывали ногой кусочек бараньей шкуры с пластинкой свинца. Надо было определённое количество раз подкинуть лянгу, не

трогая её руками и не давая ей упасть. Играли и в пёрышки от чернильных ручек, пробками от бутылок, в «Чижика», в «казаки- разбойники», футбол и хоккей, в прятки, пятнашки, лапту и многое другое. Почти всё, оставшееся после школы время, проводили на улице. Других развлечений не было. По телевизору, наличием которого могли похвастаться очень немногие, по одной единственной программе, шли, в основном, политические передачи и скучные фильмы, причём по многу раз подряд.

К примеру, я помню, что одно время, наверно 3-4 месяца, по воскресеньям, шёл фильм «Павел Корчагин», то на русском, то на узбекском языках. Один раз посмотреть было интересно, но так часто… И конечно, мы играли в войну. В те времена, в семьях наличествовало по много детей. Нормально считалось иметь 3-4 ребёнка, а в узбекских семьях их было по 5-6 и более. На нашей улице -Проезд Калинина, к которой примыкало ещё два тупика, на примерно 40 домов, приходилось, по крайней мере, не менее 50 подростков мужского пола, в возрасте от 11 до 16 лет. Малышей и более взрослых парней в расчёт не принимали. Имелись две, постоянно действующие, воюющие армии. Одна армия состояла из более взрослых ребят и их младших братьев.

В другой армии, где числился я, состояли младшие ребята и 3-4 парней постарше. Нами были вырыты укрепления в виде нор, на почти отвесном обрыве, высотой около 5 метров, оставшегося после наводнения, русла реки Ангрен, где мы держали оборону. Вражеская армия штурмовала наши позиции снизу, а мы отбивались камнями и комками глины, что было в общем довольно опасно, но тем не менее, я не помню случая, чтобы кто-то сильно пострадал, хотя шишки и синяки имели место.

Иногда враг добирался до укреплений и происходил рукопашный бой, где в ход шли деревянные мечи с нашей стороны и металлические сабли, выполненные из ободьев бочек, которыми была вооружена противная сторона. Часто мы терпели поражение и разбегались куда попало. Некоторых отлавливали в плен и «пытали», добиваясь пароля. Только с наступлением темноты расходились по домам. Вражеская армия имела «штаб» в одной из многочисленных груд бетонных плит, расположенных на дне бывшего русла. Эти плиты во время наводнения сбрасывали в бушующий поток, чтобы

перекрыть воду и пустить в сторону. Безобразные груды железобетона так и остались

Фото на фоне канала. Примерно 1968 год.

лежать, бесхозно и мы любили лазать в щелях между плит, устраивая там убежища и

схроны. Кто-то из наших и обнаружил вражеский тайник, где враги хранили секретное оружие. Это была пушка, изготовленная из трубы диаметром около 40 мм, на колёсах от детского велосипеда, которую они хотели применить против нас. Её смастерили старшие ребята и, даже провели испытания. Пушку заряжали порохом и дробью. В то время, почти у всех имелось дома огнестрельное оружие. Охотничьи ружья и малокалиберные винтовки свободно продавались в магазине, и многие жители занимались охотой в горах, где ещё водились кабаны, дикие козлы и бараны, лисы, медведи и промысловая птица – куропатки, кеклики. Поэтому проблемы с порохом не было. Я сейчас поражаюсь тому, что никто не додумался тогда, использовать ружья в наших битвах, а это было вполне возможно. Итак, пушку утащили и спрятали у меня в доме на крыше отдельно стоящего помещения летнего душа. Враг хватился пропажи и вскоре решительным штурмом захватил наши укрепления. Бой был отчаянным. Остатки нашей армии отступили на улицу, многие разбежались. Враг захватил много пленных, которые после пыток, выдали место нахождения пушки. Далее бой происходил уже в нашем тупике. Мы отчаянно оборонялись деревянными мечами, но они не могли противостоять металлическим саблям противника, которые были ещё и старше и сильнее нас. Уже полегли и сдались все, только я, наш командир и ещё 2-3 человека вскарабкались на крышу нашего душа, где и приняли последний неравный бой с превосходящими силами противника. Враг уже ворвался в наш двор, когда сражение остановил мой отец, вышедший на шум битвы. Враги забрали свою пушку и ушли. На этом война на нашей улице закончилась. В зимнее время, особенно в те редкие дни, когда выпадал снег, все улицы и тротуары превращались в ледовые катки. Ни о какой снегоуборочной технике не могло быть и речи. Только возле своих домов жильцы убирали снег, а на дорогах снег просто укатывался транспортом. Соцгород располагался на пологой возвышенности, таким образом, что перепад высот от самой нижней его части до верхней составлял порядка 70 метров. Главная трасса, по которой в основном проезжал автотранспорт и маршрутные автобусы, проходила в нижней части соцгорода и затем круто поднималась вверх по улице Кирова, от базара, пересекая несколько примыкающих улиц до перекрёстка с улицей Пушкина, что-то около 300 метров и сворачивала влево по этой улице, ведущей к центру и к нашей школе. Мы, подростки, скапливались у остановки автобуса перед базаром и прицеплялись к автобусу, едущему вверх, и он тащил нас до следующей остановки по скользкой дороге. Порой нас было столько много, что автобусу не хватало мощности волочить нас и он вынужден был останавливаться. Шофер выскакивал из кабины и разгонял нас. Но стоило ему только тронуться, как мы вновь прицеплялись к нему. Доехав до верха, мы возвращались к базару, скользя на подошвах кирзовых сапог или на коньках, кто имел таковые. Использовались и санки, покупные и самодельные. Домой возвращались совершенно промокшие, хоть выжимай. Что интересно, редко кто простужался. Я сам, насколько помню, не болел ни ангиной, ни ОРЗ. Снежных дней зимой, было мало и весна приходила уже в феврале. У нас с 7-го класса установилась традиция – купаться 23 февраля, не взирая на погоду. А погода в этот день обычно была солнечная, но было ещё достаточно холодно – 16-18 градусов тепла. Большей частью, мы купались в канале, по которому текла река Ангрен. Канал представлял собой железобетонный жёлоб трапецеидальной формы. От плотины, перегородившей реку он тянулся примерно 6-7 км, с небольшим уклоном, имея по дну ширину около 10 метров, разделённый посередине барьером, высотой около полутора метров и ограничивался откосами, под углом в 45 градусов, с тем, чтобы пропустить поток воды высотой метров 5-6. Далее, уже перед соцгородом, располагался, так называемый, первый водопад. Здесь канал переходил в резкий уклон, наверно около 40 градусов и высотой до 20 м, здесь вода мчалась по этому спуску с бешеной скоростью, после чего следовал прямолинейный участок с расширением канала до 15-20 метров, ограниченному уже вертикальными стенками высотой 4 метра. Ещё через 3 км находился второй водопад, называемый гасителем, где вода также текла по уклону, но не столь крутому, ещё метров 15 и ещё раз расширялась до 50 метров, теряла свою скорость и переходила в обычное своё грунтовое русло. Особенно много воды текло весной, когда таяли льды в горах, до апреля. Глубина потока доходила до 3-х метров, а скорость порядка 4-5 метров в секунду. Купаться в это время, непосредственно в канале, было смертельным номером. При такой скорости воды не было возможности зацепиться и влезть на гладкий откос под 45 градусов, зато очень вероятно попасть в водопад и разбиться насмерть, причём тело, раньше, чем за гасителем, выловить не удастся. Тогда мне часто снились страшные картины, когда я попадаю в поток и лечу по водопаду. Тем не менее, подобных случаев не происходило. Купальный сезон в канале начинался в апреле, когда уровень воды падал до полутора метров и открывался срединный барьер, на который всегда можно было влезть и вернуться по нему вверх по течению. А летом и вовсе глубина доходила до одного метра, и вода текла совсем медленно. У троих моих друзей, матери работали медсёстрами и у них дома всегда имелся медицинский спирт. Мы брали с собой на пятерых грамм 300 и шли на канал, до места впадения в него небольшой речушки, которая существовала только весной, а летом пересыхала. В этом месте имелась небольшая бухта шириной метров 7. Пройдя выше неё на несколько метров мы ныряли в обжигающе холодную воду канала и плыли по течению, заплывая в эту бухту. Вода была кристально чистая и раскрытыми под водой глазами, мы видели мчащееся под нами бетонное дно канала и множество рыбок, находящих убежище в бухточке. Затем мы выскакивали из холодной воды и растирались своими рубашками. Затем принимали по 70-80 грамм спирта и шли домой. С наступлением жары, где-то с середины апреля, основная часть свободного времени проходила вблизи воды. А уж во время летних каникул, мы только и купались.

Ещё будучи в возрасте 7-12 лет, у нас было одно весьма своеобразное место для купания- небольшой пруд рядом с инфекционной больницей. Глубина его была не более полутора метров, а размер около 15 метров в диаметре. Вода там была обычно мутная, дно илистое, а вокруг прогуливались и отдыхали, от нечего делать, больные.

Тут же рядом располагался большой туалет на 5 очков, что было необходимым для учреждения подобного профиля. Большая часть больных страдала дизентерией и поносом. Как-то, туалет этот, был снесён и мы, выломав пол туалета, использовали его, весь загаженный, вместе с очками, в качестве плота. Я представляю, что думали больные, видя нас плавающими на этом плавсредстве, потому что они ругали нас и плевались от омерзения. И всё-таки, никто не заболел, хотя купаясь, часто приходилось заглатывать нечаянно воду пруда. Единственно, у меня однажды, появилась какая-то сыпь на теле. Я показал её матери, и она помчалась со мной в эту больницу. Как оказалось, это был, так называемый, розовый лишай – не серьёзное заболевание, которое быстро исчезло, после нескольких дней смазывания каким-то лекарством. Летом, мы дети, наверное, лет до 13, ходили обычно босиком и в одних чёрных сатиновых трусах. Жара стояла до 40 градусов и мы, не обременённые одеждой, купались в самых неожиданных местах. В фонтане, у дворца горняков, в центре города, причём и загорали прямо на площади, нисколько не стесняясь прохожих. В любом бассейне, где глубина была хоть до колен, в парке и доме пионеров, в арыках.

Уже после 12 лет мы начали ходить на озеро Наугарзан, вода из которого впадала, чуть ниже плотины, в канал. Идти туда было далеко, наверное, около 10 км, через угольный

разрез и вдоль канала. Обычно выходили с утра, взяв с собой кусок хлеба. Озеро было небольшое, в него впадала одноимённая речка. А славилось оно чистотой воды и

отличным песчаным пляжем. В жаркие летние дни, там было полно людей. Мы купались там до одурения и до тех пор, пока голод не начинал давать знать о себе.

Тогда мы отправлялись обратно. Бросали жребий, и кто-то один или двое, брали нашу одежду и шли пешком, остальные же, плыли по каналу до самого соцгорода, почти 6 км, вылезая перед первым водопадом. Там дожидались одежду и шли домой. Были и другие места для купания. Поразительно, что в то время, в арыках, речках, озёрцах, повсюду текла чистая, прозрачная вода. Сотни родников встречались по пути к озёрам и вдоль канала. Вода там была чистейшая и необычайно вкусная. И даже в ручейке шириной в 5 см, встречались рыбки. Уже в 80-е годы, такой картины не наблюдалось.

Почти все ручейки и озёрца исчезли, а вода в канале стала мутной. Возможно это объясняется экологическим загрязнением, а больше я не могу ничего придумать. Чистая вода сохранилась только в реке выше плотины на несколько километров и в горных речках-саях, вдали от жилья. Лет с 14 мы начали выезжать на велосипедах к реке Ангрен, выше плотины. Мы брали с собой удочки и там ловили рыбу и купались. В реке водилась рыба под названием «Маринка». Узбеки называли её Мазар-и-балык, что в переводе означало: «Кладбищенская рыба». Называлась она так потому, что на внутренней поверхности рыбы имелась чёрная ядовитая плёнка. И если рыбу сварить с этой плёнкой, то вполне можно умереть, съев её. Так же ядовита и чёрная икра этой рыбы. Едят эту рыбу без последствий, только вороны и змеи. Но плёнку эту, очень легко удалить и тогда она может употребляться без проблем, в варёном и жареном виде. А размером она достигает до полуметра. Кроме неё, водятся пескари, бычки, вьюны, изредка, туркестанский сом. Мне, в конечном итоге, понравилась ловля рыбы голыми руками. Большинство горных рек-саев, имеют незначительную глубину, при достаточной широте и скорости течения. На особо широких перепадах, где глубина бывает ниже колен, а скорость воды высока, рыбы удерживаются под камнями.

Здесь, идя против течения, необходимо обшаривать крупные валуны, находя норки и всовывая туда руки. Очень часто там находятся одна и более рыб, хотя имеется опасность схватить водяную змею, что имело место не раз, но к счастью обошлось без укусов. И вот, нащупав рыбу, пытаешься её схватить, а она скользкая и юркая, уходит в глубь норки. Возникает, ни с чем не сравнимый, азарт. Приходится порой с головой уйти под воду, протягивая руку всё дальше. Хорошо, если у норки нет противоположного выхода, тогда рыба, забившись в самый угол, бьётся и пытается проскользнуть сквозь пальцы и часто уходит, вызывая жестокое разочарование, но какая радость охватывает тебя, когда после тяжёлой борьбы, удаётся всё-таки, схватить её за жабры и вытащить на берег. Обычно, в таких местах, попадаются довольно крупные, длиной в 20-30 см рыбы, не идущие в сравнение с пойманными на удочку, мелкими пескарями. Обычно мы там же и варили пойманных рыб и съедали, также и приносили домой. А ещё, хорошим местом для ловли рыбы, являлся участок канала, от подножия первого водопада до второго. Здесь, в летнее время, вода едва перекрывала щиколотки, а по дну канала было разбросано множество крупных камней, под которыми прятались рыбы. Некоторые рыбы достигали таких размеров, что их спина высовывалась из воды. Рыбы предпочитали этот участок из-за того, что вода, падая с высоты, устраивала буруны и завихрения в месте её перехода в горизонтальное течение. Здесь происходило особенно интенсивное её обогащение кислородом, что привлекало маринок, которые относятся к семейству форелевых и водятся только в чистой и проточной воде. Здесь мы применяли другую тактику. Два человека с обычными мешками из-под картошки, вставали рядом и держали мешки растянутыми в ширь, двигаясь против течения. Другие же, пройдя выше по течению, шли вниз пугая рыбу, которая спасаясь от загонщиков попадала в мешок. Это занятие настолько нравилось нам, тем более, что этот участок канала проходил совсем рядом с домом, что мы по несколько часов кряду, бродили по воде, пока ноги не одеревенеют. Именно здесь мы ловили самых крупных рыб, некоторые достигали 60 см.. Очень часто мы относили живых рыб к моему другу Клыге, у которого во дворе был устроен пруд и выпускали их туда. Но однажды он объявил, что утки забрались в пруд и съели всех рыб. Он был пройдоха и поэтому я считаю, что он скорее всего вынес на базар и продал их, чем предположить, что утки могли съесть полуметровую рыбину. Но тогда мы ему поверили. У нас в доме по выходным дням, если случалось обедать всем вместе, принято было пить водку или вино, притом наливали всем, даже мне, начиная лет с семи. Отец пил прилично, особенно по выходным. А в будние дни, бывало, выпивал со своим непосредственным шефом. Может быть по этим причинам, я начал понемногу привыкать к «зелёному змию». Кроме того, питьё спирта, после купания с друзьями, стало привычным занятием и без купания. У нас дома всегда водилась выпивка, притом отец иногда доставал некоторые импортные напитки, вроде французского коньяка, Баккарди, рома и т.п. Красивые этикетки вызывали интерес, и я часто пробовал их.

А пиво стояло ящиками. Первый раз я напился пьяный на своё 14-тилетие. Я пригласил в гости двух своих друзей- Клыгу и Тюрина. В магазине, как раз появился в продаже Гаванский ром, на этикетке которого был изображён негр в лодке. Крепость напитка была 60 градусов. Я прикупил ко дню рождения бутылку 0,7 литра. Начитавшись пиратских романов, где пираты пили ром, как воду, мы, подражая им, стали пить по полстакана. Неокрепший детский организм не выдержал, и мы отключились.

Клыга ушёл домой, в невменяемом состоянии, в одних носках. Перед уходом он обнимался с нашей собакой Богатырём, чего не мог себе позволить ни один чужой человек, так как она не признавала никого. Для того, чтобы кто-то прошёл в дом, её приходилось запирать. А тут она не тронула его, видимо поняла его состояние. Мы же с Тюриным ползали по комнатам и всюду блевали. Дома находилась одна моя сестра Люда. Ей пришлось вызвать свою подругу, чтобы справиться с нами. Наконец мы утихомирились и забылись в тяжёлом сне. Очнулись только через 6 часов, поздно вечером. Кстати, от питья этого рома, в том месяце, у нас в городе отравились и умерли два человека. Я сильно болел пару дней и дал зарок больше не пить. И действительно я не пил ничего, кроме лимонада около полугода. В 1966 году закончила 11-ти летку Люда. Ей не повезло в том плане, что в этом году произошла реформа школьного образования. С 11 летнего обучения переходили на 10 летнее. В этом году выпустили сразу 2 класса, поэтому и число выпускников было в два раза больше. Поступить в ВУЗ стало большой проблемой. Люда тоже поехала в Саранск и поступила в МГУ на факультет физики и математики. Мы остались втроём. В том же 1966 году произошло знаменитое Ташкентское землетрясение. Трясло и Ангрен, но не так сильно. В Ташкенте землетрясение вызвало разрушение тысяч зданий. Погибло много людей, но официальная пресса называла другие цифры. По её данным, погибли несколько человек. Город наводнили войска, въезд туда запретили до тех пор, пока военная техника не разгребла руины зданий и не навела некоторый косметический марафет.

Рухнули такие известные здания, как знаменитый цирк, ЦУМ, ресторан Зеравшан. Наиболее пострадали глиняные постройки старого города. Многие люди оставшись без крова продавали свои пожитки, чтобы было на что прокормиться. Я, приезжая в то время в Ташкент, сумел купить с рук очень много хороших книг. Со всех концов СССР съехались строители и начали возведение новых кварталов. Каждая республика внесла свой вклад в строительство нового Ташкента. Город преобразился неузнаваемо и

приобрёл свой новый неповторимый облик, когда каждый квартал имел черты архитектуры присущей той республике, которая его строила.       В 8-м классе к нам прибыл новый, молодой преподаватель физкультуры. Я в то время представлял из себя здорового увальня. Обнаружив во мне какое-то призвание к спорту, он предложил мне заняться в секции лёгкой атлетики метанием диска и толканием ядра. Превозмогая свою лень, я всё-таки начал посещать секцию и заставлять себя, под руководством тренера, учиться премудрости этих видов спорта. Конечно приходилось для разминки бегать и прыгать, подтягиваться и выполнять другие упражнения. Понемногу я вошёл в колею. Уже в этом году я занял первые места по этим двум видам на городских соревнованиях между юниорами 30-ти школ. А весной следующего года, впервые выехал на региональные соревнования в город Чирчик. Мы жили больше недели в гостинице и соревновались с другими городами. Я занял призовые места и приехал домой победителем. Начиналась моя спортивная карьера. Далее всё пошло по обычной схеме: тренировки после уроков, городские соревнования, выезды на отборочные соревнования в Чирчик или Ташкент, выезд на сами соревнования. Неделями я бывал в отъездах, всё меньше времени оставалось для учёбы. Но тем не менее я учился очень хорошо. Особенно значительными были успехи по математике, где учителю приходилось давать мне индивидуальное задание на дом, по черчению – почти весь класс перекопировал мои работы, по литературе- мои сочинения учительница всегда зачитывала вслух перед классом, географии- мне поставили пять с плюсом, истории и конечно по физкультуре, я прыгал выше и дальше всех, прекрасно плавал и бегал, хорошо играл в футбол. Спорт помог мне стать незаурядной личностью в школе и городе. Я обрёл прекрасную спортивную форму и на меня стали заглядываться девицы. К 10-му классу у меня сформировался особый тип поведения. Я вёл независимый образ жизни, образцом для подражания у меня были книжные герои – Атос, из «Трёх мушкетёров», пиратский капитан Бернардито Луис эль Гора, из книги «Наследник из Калькутты», граф Монте-Кристо, короче благородный идальго. Я не поддавался ничьему влиянию и не стремился вливаться в какие-либо компании, где верховодили некоторые школьные авторитеты. Напротив, ко мне, как к лидеру, примкнули некоторые одноклассники, составив свою группу. Благодаря своему мягкому характеру, я со всеми сохранял дружественные отношения. Но это явилось и некоторым отрицательным моментом в моей жизни. И тогда и в будущем, ко мне льнули некоторые, обиженные жизнью изгои, которые не находили понимания среди других компаний. Так в свою группу я принял отринутого, всеми обижаемого, постоянно битого Пономарёва. Характер у него был не очень приветлив, а к тому же он был несколько полноват и имел кличку «Боров» или «Кабан». Я же отнёсся к нему снисходительно, приняв его в число своих друзей, за что и потерпел не однажды. Не знаю почему, но он многим не нравился и стоило только ему показаться на людях, как обязательно назревал скандал и ему попадало. Я ему внушал, чтобы он хоть раз постоял за себя. И как-то раз он действительно, придя со мной купаться на канал, дал сдачи одному своему недругу, который постоянно избивал его. После этого случая к нему стали относиться более уважительно. Наверное, в 9-м классе к нам перевели из параллельного 9-го «Б» Простякова Валеру, который слыл очень дерзким и хулиганистым парнем. В целом он был достаточно умён, но имел какой-то авантюристичный характер. В своём классе он создал группировку и, подавая пример, всячески третировал учителей, подбивая своих сторонников на конфликтные ситуации. Наш класс отличался дружелюбием и учителя посчитали, что Простяков изменит свой характер, под нашим влиянием. Но они жестоко просчитались. Имея все задатки лидера, он через короткий срок сколотил и в нашем классе группу подражателей, которые прямо-таки восторгались его дерзкими выходками. Не бросил он и своих друзей из 9-го «Б». Организовалась значительная группа из десятка человек, которые в какой-то мере терроризировали остальных. Простяков был за главного, остальные подчинялись ему, а в шестёрках у него ходил здоровенный, но весьма ограниченный умственно, Абушаев Наиль. Ко всему, почти у всех имелись старшие братья, на которых они полагались. И вот, осенью 1968 года,

На сборе хлопка.1968 год. Я с фартуком на животе, стою.

старшие классы школы были посланы на уборку хлопка. Вообще хлопок слыл самым главным достоянием республики. В связи с недостатком техники, на его уборку ежегодно привлекались все студенты, учащиеся старших классов и рабочие. За всю свою жизнь в Узбекистане я не пропустил ни одного года, чтобы не поучаствовать в этом мероприятии. Как и следовало ожидать, Простяков невзлюбил Пономарёва и начал к нему придираться. Я встал на его защиту.Тогда группа Простякова решила проучить меня и моих друзей. Брат одного из сторонников Простякова, для простоты я буду его обозначать П.В., позвал своего старшего брата, который с группой таких же хулиганов, должны были прийти к нам и вместе с П.В и его шестёрками избить нас. Дело принимало зловещие очертания. Пономарёв и ещё некоторые мои друзья ушли куда-то и попрятались. Я остался с Соколовым вдвоём. Тогда я произнёс речь перед остальными ребятами из нашего и параллельного класса, которые не входили в группу П.В., в которой призвал всех покончить с тиранией П.В и объединиться для отпора этих, потерявших меру, подонков. И мне удалось убедить их. Мы собрались всемером в нашем расположении – классном помещении сельской школы, где мы ночевали. П.В сам испортил своё торжество. Не дожидаясь подкрепления, он и его шестёрка Наиль, войдя в помещение и увидев, что я один, на Соколова они не рассчитывали, думая, что он не станет ввязываться в разборку, решили вдвоём побить меня. Я встал против П.В, но не мог первым ударить, воспитание не позволяло поднять руку на человека. И тогда, стоящий сбоку Наиль, врезал мне в лицо. Я совсем не ожидал этого и пропустил удар.

У меня хлынула кровь из носа, и я согнулся, чтобы не испачкаться в ней. И тут ребята кинулись на них. Обоих свалили и начали бить, но тут в комнату ворвался преподаватель физкультуры и прекратил драку. Велев нам ждать, он отправился за