В некотором царстве… Сборник рассказов

В селедочные глаза Окурка, казалось, добавили уксуса, они обесцветились еще больше. Лешу явно озадачило, что я назвал его по имени. Он опустился на стул.

-Врешь.

-Швырялся помидорками?

-Ну-у…

-Свидетели есть. Бабки из подъезда подтвердят, что ты по пьяни каждый раз чудеса творишь. Да еще публично вольнодумствуешь. Короче, деньги на бочку или поедешь на Крайний Север чебуреки жарить.

-Я не хотел,– вжал в плечи Огоньков красную от напряжения голову. От нее, кажется, можно было прикуривать.– Но у меня сейчас нет на кассе столько.

-Ладно,– говорю,– гони сколько набрал. И бумагу напишешь, что больше с дурных глаз паскудствовать не будешь. Еще один прокол и…Кстати, что ты там про правительство обычно во дворе кричишь? Слова бы переписать.

Это окончательно добило Окурка. Он произнес- "А что они в самом деле…" и побежал к кассе. Вернулся с пачкой купюр.

-Тридцать семь,-сказал он.

Но я, как человек порядочный, конечно, не собирался брать лишнего. Сколько я отдал за испорченные брюки и пиджак? Вот шесть с половиной и возьму. Ну и за моральный ущерб тысячу. Будет с него, ведь про правительство-то он правильно кричит, от Окурка экономике гораздо больше пользы.

Забрал я тетрадный лист, исписанный неровным почерком Леши, где он клялся и божился, что больше нарушать общественный порядок не станет и с чистой совестью удалился восвояси.

На углу заведения я щелкнул пальцами- а что, еще можешь! Главное, всегда вовремя включать мозги. И сатисфакцию получил, и обществу пользу принес. Прикурил сигарету, но тут же придавил каблуком. На асфальте остался всмятку раздавленный окурок.

Новогоднее поручение

Первая встреча с отставным опером Мигренем

Жизнь – замечательная штука, если относиться к ней снисходительно, подмигнул себе в зеркало Слава Свербицин и забросил в рот две таблетки феназепама. Нет, он не был наркоманом или тайным апером, просто слышал от приятелей, что транквилизаторы расслабляют нервную систему. А Слава был очень закомплексованным юношей. Во-первых, скованность мешала ему знакомиться с девушками. А он был уверен – предназначение мужчины, как у бога – совершенствовать и преображать мир. Но как его преобразишь без увеличения численности популяции? Тот-то. Нужен постоянный контакт с противоположным полом, а его-то как раз у Славы и не было. Никогда.

А, во-вторых, наступило 31-е декабря, день, когда сбываются самые невероятные мечты. Об интимной стороне вопроса Слава даже и не мечтал, но вдруг что-нибудь интересное, неординарное, непрозаическое да и произойдет? Нужно быть готовым к любым поворотам. Потому Коля и решился на столь дерзкий поступок – украсть из маминой аптечки две таблетки феназепама. Алкоголь же восемнадцатилетний Свербицин не переносил на дух.

С двумя 'колесами', конечно переборщил. Голова куда-то сразу поплыла, ноги сделались ватными, захотелось спать. Но потом, когда обдуло тяжелым декабрьским ветром, стало вроде бы полегче, даже поднялось настроение. Появилось желание целовать ручки проходившим мимо дамам, в том числе и вышедшим в тираж. Или то был самообман. Впрочем, какая разница? Мы воспринимаем мир не таким, какой он есть на самом деле, а каким хотим его видеть.

Не успел переступить порог обувной фабрики, куда устроился посыльным, дабы как-то перекантоваться до армии, сразу вызвали к шефу.

Семен Евгеньевич Гибельсон активно фланировал по кабинету: то медленно кружил золотой рыбкой по сирийским коврам, оставляя на дорогом ворсе грязь от высоких, сшитых по индивидуальному заказу белых полусапог, то жирной мухой прилипал к окну, вглядываясь в дымящие заводские трубы, и жужжал, жужжал себе чего-то под нос. При этом постоянно снимал и вновь надевал, порой вверх ногами очки в оправе из слоновой кости, шевелил раздвоенным, похожим на абрикос подбородком.

Заметив Свербицина, усадил за заваленным бумагами рабочим столом, пододвинул коробку с тульскими пряниками. Один пряник надкусил сам, положил в карман. Директор явно не знал с чего начать.

– Видишь ли, Свербицин.... А почему у тебя фамилия такая ненадежная – Свербицин? Что, постоянно свербит в одном месте?

-Я же не спрашиваю, почему у вас фамилия почти как у министра пропаганды гитлеровской Германии?– раскрепостили дух Славы транквилизаторы.

Семен Евгеньевич выпучил селедочные глаза, которые, казалось, запахли рассолом с хреном. Но вдруг хихикнул, потом погрозил пальцем с массивным черным перстнем:

-Хм. А ты не промах! Ладно, не все корабли тонут, даже со страшными именами. Свербицин, так Свербицин. У меня для тебя есть поручение, сугубо конфиденциальное. Ты на фабрике человек новый, почти никого не знаешь, и тебя редко видят. А дело требует исключительной деликатности и, не побоюсь этого слова, секретности. От того как ты его выполнишь, будет зависеть не только твоя карьера, но и…

-Жизнь,– сделал предположение Слава и поежился. Только этого еще не хватало, пришел в сугубо гражданскую организацию, а тут как на фронте – жизнь или смерть. Вроде, тапочки с валенками шьют, а туда же.

-Да нет,– поморщился шеф.– За кого ты меня принимаешь? Я имел в виду материальное благополучие. Выполнишь все как надо – рванешь со своими нимфетками в Ниццу на две недели, или на Мадейру, там тоже хорошо. Словом, не обижу.

Ницца – это, конечно, здорово, с девушками сложнее.... Слава не хотел продажной любви, он ждал настоящей. Хотя и о платной давно не мешало бы подумать. Свербицин читал, что от длительного воздержания может начаться простатит, от которого уже никогда не вылечишься.

-В чем моя задача?– по-деловому спросил посыльный.

Шеф соскочил с кресла, споткнулся о ножку стола, культурно выругался. Так как оказался на четвереньках, провел ладонью по мягкому ворсу ковра.

-Видишь, если вести руку вдоль шерсти, то мягко, никакого сопротивления, а если против – приятного мало. Можно даже уколоться.

-Ковры нужно регулярно чистить,– брякнул Слава.

-Не в этом дело,– нахмурился Гибельсон,– в жизни всегда приходится выбирать – идти по течению или наоборот. Выберешь второй путь – хлопот не оберешься. Впрочем, сразу иногда и не поймешь что лучше.

-Я и не собираюсь идти против вашей шерсти,– повысил голос Слава. Ох уж этот феназепам!

-Правильно, молодец! Я сразу понял, что ты разумен не по годам. Потому и решил довериться. Э-э, ну, теперь к делу. Насколько нашему трудовому коллективу известно, я примерный семьянин.

Директор обувной фабрики обвел взглядом стены, на которых висели фото его родственников. Лиц было много, как портретов актеров в фойе театра. Сразу и не подсчитаешь.

-Всех помню не только по именам, даже знаю у кого какая родинка на теле. Ха-ха.

-Вы прямо как политик Немцев,– хмыкнул Свербицин.– Сочувствую.

На это замечание начальник ничего не сказал, но нахмурился. То ли подумал о политике Немцеве, который однажды выпросил у обувного холдинга немалую сумму на свою предвыборную кампанию и с треском провалился, то ли еще о чем-то нехорошем.

-У меня есть две…знакомые женщины. Ничего такого, не подумай. Просто хорошие подруги. Мы иногда с ними встречаемся, чтобы вспомнить детство, юношество, ну и все остальное. Просьба моя такая: я приготовил приятельницам новогодние подарки, чисто символические, но лично, как понимаешь, в полночь, вручить их не смогу. Семья. И еще кое-какие дела. А хотелось, чтобы получили они их именно в полночь, когда пробьют куранты. Дорога ложка к обеду.

-Если очень кушать хочется и без ложки можно обойтись.

-Эй, Свербицин!– повысил голос директор,– Не забывайся, оставь остроты для нимфеток. Слушай, что начальник говорит. Так вот. Дам я тебе две коробочки. Первую ровно в полночь вручишь Кире Яковлевне Моржак. А вторую – Лире Яковлевне Моржак. Две сестры, как ты, видимо, догадался.

-Они что в одной квартире живут?

-Нет, конечно, но в одном доме на Ленинском проспекте.

-Угораздило же вас все яйца в одну корзину сложить. И как я успею осчастливить сразу обеих ровно в полночь?

-А это уж твои проблемы, юноша. Для хорошего посыльного перескочить пару этажей -секундное дело. Кире отдашь презент с началом боя курантов, Лире, сразу после. Никого кроме тебя, повторяю, подключить к …мероприятию не могу. Заместители только на вид валенки, на самом деле – драконы трехголовые, языки хуже, чем у журналюг. Разнесут, разболтают, не отмоешься. Главное, коробки не перепутай: с золотой тесемкой – Кире, с серебряной – Лире.

Транквилизаторы не давали покоя молодому, не привыкшему к допингу организму.

-Отчего же это вы своих женщин по-разному цените? И что в коробицах-то?– нетактично поинтересовался Свербицин.

-Не твоего ума дело,– оскалил зубы Гибельсон.– Перепутаешь, лично для тебя тапочки пошью. Белые. И надену.

-Это я уже понял,– кивнул Слава, – и все же. Беру на себя ответственность, а сам не знаю что понесу. А может, там наркотики? Вдруг полиция остановит?

-Коробочки-то маленькие, с какой стати менты тебя проверять станут, ты что гастарбайтер? И какие наркотики?! Это у вас, молодых, в головах одна дурь.