Свободное радио Альбемута

– Боже, – сердито воскликнул я, – да сейчас никто не может считать себя в безопасности, когда полным ходом идет операция «Обследование» и повсюду шныряют прыщавые «дановцы»! Мы все окажемся в небрасковских лагерях, и ты прекрасно это знаешь, черт возьми! Как ты надеешься остаться в стороне, Ник? Посмотри, годами я делал заметки для будущих книг, а их забрали. Да меня просто уничтожили! И теперь, стоит мне написать пару страниц, я боюсь, что, вернувшись из магазина домой, я их не найду. Нет никакой безопасности! Никакой и ни для кого!

– Думаешь, так и к другим вламываются? – спросил Николас.

– Наверняка.

– А в газетах ничего не пишут.

Я ответил ему долгим взглядом.

– Ну, наверное, о подобных фактах умалчивают, – наконец пробормотал Николас.

– Вот уж действительно. Я, к примеру, фигурирую в недельном списке краж по округу. «18 ноября поступило заявление от Филиппа К. Дика из Пласентии о краже у него радиоаппаратуры общей стоимостью шестьсот долларов». Никакого упоминания о перерытых архивах, уничтоженных записях, украденных чеках. Как будто самая обыкновенная наркота шарила по дому в поисках чего-нибудь на продажу. Никакого упоминания о том, что стена возле шкафчика с архивами почернела от взрыва. Никакого упоминания о груде мокрых тряпок и одеял, которыми обернули шкафчик, когда подрывали взрывпакет; там получается такая температура, что…

– Слушай, а ты немало обо всем этом знаешь, – заметил Николас.

– Интересовался, – коротко ответил я.

– Главное, чтобы были в безопасности мои четыреста страниц наблюдений, – сказал Николас. – Наверное, стоит отнести их в банк и положить там в сейф.

– Сны подрывного характера, – прокомментировал я.

– Это не сны.

– Полиция по разоблачению снов. Борется с распространением вредоносных снов.

– А ты уверен, что в твой дом вломилась полиция? – спросил Николас. – Может, это какая-нибудь группа частных лиц, злых на тебя из-за твоих пронаркоманских взглядов?

– У меня никогда не было никаких «пронаркоманских» взглядов, – раздраженно ответил я. – Я порой пишу о наркотиках и их употреблении, но это не значит, что я за наркоманов; все равно что назвать авторов детективов преступниками.

– В твоих книгах очень трудно разобраться. Их можно запросто неверно истолковать, особенно после того, что написал о тебе Харлан Эллисон. Твои книги такие… Ну, со сдвигом.

– Пожалуй, – кивнул я.

– Знаешь, Фил, ты пишешь самые странные книги во всех Соединенных Штатах, – продолжал Николас. – Книги о разных там сумасшедших и наркоманах, о выродках и чудилах всех мастей… впрочем, и мастей-то таких нет. Не мудрено, что власти в толк не возьмут, откуда ты берешь подобные персонажи. Я хочу сказать, твои главные герои, не найдя себе места в жизни, всегда за бортом общества…

– Et tu, Николас! – в ярости вскричал я.

– Извини, Фил… Послушай, а нельзя писать про нормальных людей, как делают другие авторы? Про нормальных людей с нормальными интересами, которые живут нормальной жизнью. А у тебя откроешь книгу – а там какой-нибудь неудачник на всеми презираемой низкооплачиваемой работе балуется наркотиками, подружка у него лежит в психлечебнице, но он все равно ее любит…

– Ладно! – не выдержал я. – Мне известно, что в мой дом вломились власти, потому что они вывезли моих соседей. С тыльной стороны двора живет негритянская семья, у них только детей человек десять, так что кто-нибудь постоянно на месте. А в ночь взлома их дом стоял совершенно пустой, я обратил внимание, и оставался пустым всю неделю. Ко мне забрались через задние окна и двери. Обычные взломщики не эвакуируют целый дом соседей. Это были власти.

– В покое тебя не оставят, Фил, – сказал Николас. – Может, они хотели посмотреть, о чем ты сейчас пишешь. А между прочим, о чем ты сейчас пишешь?