– Силы небесные! – ахнул Ада и вместе с Сакстоном поспешил за дверь, в коридор.
Женщину, распростертую на полу у парадного входа в особняк, он узнал с первого взгляда.
«Зоя», – подумал он, опустившись на корточки и коснувшись ее щеки.
– Прошу прощения, мистер Ада, – промямлил Сакстон. – Мы были вынуждены…
– Все в порядке, – откликнулся Ада, – вашему слову я верю.
Действительно, кому-кому, а Сакстону он доверял безоговорочно.
– Думаю, с этой минуты при вас постоянно должен дежурить один из наших, – посоветовал Сакстон, – и не за дверьми кабинета, а рядом. Буквально в пределах досягаемости.
– Интересно… не Макс ли Фишер ее подослал? – задумчиво проговорил Ада.
– С него сталось бы, – подтвердил Сакстон. – Готов пари держать, так и есть.
– И только из-за того, что я добиваюсь освобождения Джим-Джема Брискина… уму непостижимо!
Потрясенный до глубины души, Ада нетвердо поднялся на ноги.
– Давайте я с Фишером разберусь по-свойски, – понизив голос, предложил Сакстон. – Так оно выйдет надежнее. Все знают: Фишер не имеет права занимать президентский пост. Единственный законный президент – «Уницефалон 40-Д», а Фишер намеренно вывел его из строя.
– Нет, – пробормотал Ада. – Убийства мне не по душе.
– Какое же это убийство? – возразил Сакстон. – Тут речь о защите вас самого, ваших жен и детей!
– Может, и так, – признал Ада, – однако пойти на это я не могу… по крайней мере, пока.
Оставив Сакстона в коридоре, он не без труда побрел назад, к себе в кабинет, где ждали его Рэгс Парк и доктор Ясуми.
– Мы все слышали, – заговорил Ясуми, как только Ада переступил порог. – Выше голову, Ада. Эта женщина страдала параноидной шизофренией, отягощенной бредом преследования – то есть без надлежащей психотерапии была обречена на насильственную смерть. Ни вы, ни мистер Сакстон не виноваты ни в чем.
– А ведь я, было время, любил ее, – заметил Ада.
Рэгс Парк, меланхолически перебирая струны гитары, мурлыкал себе под нос нечто нечленораздельное – вероятно, репетировал балладу об освобождении Джима Брискина из тюрьмы.
– Примите совет мистера Сакстона, – сказал доктор Ясуми, деликатно коснувшись плеча Ады. – Не оставайтесь без охраны ни на минуту.
– Мистер Ада, – подал голос Рэгс, – кажется, баллада готова. Та самая, про…
– После, – резко оборвал его Ада. – Сейчас я не в настроении слушать баллады.
Больше всего ему хотелось, чтоб оба ушли, оставили его одного.
«Может, действительно ударить в ответ? – подумал он. – Так и доктор Ясуми советует, и даже Дитер Сакстон… Интересно, а что посоветовал бы Джим-Джем? Рассудок у него – любому на зависть. Пожалуй, Джим-Джем сказал бы: „Не опускайся до убийства“. Да, так и ответил бы, насколько я его знаю. И если он так считает, значит, его и послушаю».
– Теперь сложите, пожалуйста, балладу о той вазе с гладиолусами на книжном шкафу, – велел доктор Ясуми Рэгсу Парку. – Спойте, как она поднялась в воздух и повисла под потолком, хорошо?
– Да что ж это за баллада? – возразил Рэгс. – И вообще, мне куда серьезней работа поручена: сами слышали, что мистер Ада сказал.
– Мистер Ада для вас – всего-навсего работодатель, а я, можно сказать, диагноз вам ставлю, – проворчал доктор Ясуми.
– Не вышло, – с досадой буркнул Макс Фишер кузену, генеральному прокурору. – Не вышло у нас с ним покончить.
– Не вышло, Макс, – подтвердил Леон Лайт. – Сам видишь, людей он себе подобрал – хоть куда. Это тебе не одиночка вроде Брискина, за ним целая корпорация.
– Читал я однажды в какой-то книжке, – мрачно, задумчиво заговорил Макс, – что, ежели трое тягаются между собой, со временем двое обязательно стакнутся, сговорятся прищучить третьего сообща – это, мол, неизбежно. В точности так оно и вышло: теперь Ада с Брискином – друзья-приятели, а я один. Расколоть их надо, Леон, перетянуть одного на свою сторону, в помощь против другого. К примеру, Брискина: ведь лично-то он, было дело, мне симпатизировал… только методы мои не одобрил.
– Вот погоди, услышит Брискин, как Зоя Ада бывшего мужа пыталась взорвать, все его личные симпатии к тебе тоже как рукой снимет, – заметил Леон.
– Думаешь, его на нашу сторону уже не переманить?
– Уверен, Макс. Не видать тебе Брискина на своей стороне. Сейчас ты в его глазах выглядишь – хуже некуда.
– Однако кое-какая идея у меня есть, – возразил Макс. – Точно пока не решил, но суть в том, чтобы взять да отпустить Джим-Джема с миром. В расчете на его благодарность.
– Да ты в своем уме? – удивился Леон. – Как тебе только в голову такое пришло? Чтоб ты – и…
– Не знаю! – застонал Макс. – Пришло вот, и все тут!
– Э-э… мистер Ада, – заговорил Рэгс Парк, – кажется, сочинилась баллада-то. Помните, доктор Ясуми советовал? Рассказ, как Джим-Джем Брискин освобождается из тюрьмы. Хотите, спою?
– Валяйте, – безучастно кивнул Ада.
Действительно, отчего б не послушать? Не зря же он, в конце концов, платит этому куплетисту…
И Рэгс под гнусавый звон струн запел:
Джим-Джем Брискин чахнет в темнице,
Не смеет никто за него поручиться.
А кто виноват? Макс Фишер!
А кто виноват? Макс Фишер!
– Это рефрен такой: «Кто виноват? Макс Фишер!», – объяснил Рэгс. – Пойдет?
– Пойдет, – кивнув, подтвердил Ада.
И тут сам Господь, не стерпев, говорит:
«Эй, Макс, я всерьез на тебя сердит.
А почему? А потому:
Грешно невинных бросать в тюрьму!
А кто же злодей? Кто согрешил?
Кто бедного Брискина всех прав лишил?
Кто виноват? Макс Фишер!
Кто этот гад? Макс Фишер!