Око небесное

Ветеран смерил ее надменным взглядом.

– Вы ученый, мадам? – мягко поинтересовался он.

Экскурсовод уже вывел большую часть группы на площадку.

– После вас, – сказал Макфайф Хэмилтону, отступая в сторону. Марша смело двинулась вперед, за ней последовал ее супруг. Макфайф, лениво изображая интерес к развешенным на стене над площадкой информационным материалам, замкнул небольшую колонну.

Поймав руку жены, Хэмилтон крепко пожал ее и прошептал Марше в ухо:

– Ты что, подумала, что я от тебя откажусь? Мы все же не в нацистской Германии.

– Пока еще нет, – ответила Марша обреченно. Она все еще выглядела бледной и подавленной, к тому же она стерла большую часть макияжа, и ее губы выглядели тонкими и бескровными. – Милый, когда я думаю о тех людях, что затащили тебя туда и ткнули в лицо мной и моими поступками, будто бы я была чем-то вроде… вроде проститутки или, может, втайне имела связь с конями… хочется просто их всех убить. И Чарли – я считала его нашим другом. Думала, что на него можно положиться. Сколько раз он приходил к нам на ужин!

– Ну мы и не в Аравии, – напомнил ей Хэмилтон. – Сколько бы раз мы ни накормили его, он от этого не стал нашим кровным братом.

– Это последний раз, когда я готовлю пирог с лимонными меренгами. И все остальные его любимые блюда. Он и его оранжевые подтяжки. Пообещай мне никогда не носить подтяжки.

– Только эластичные носки и больше ничего. – Крепко обняв жену, он предложил: – Давай спихнем ублюдка в магнит.

– Думаешь, тот его переварит? – Марша слабо усмехнулась. – Скорей выплюнет обратно. Чарли несъедобный.

Мамаша, стоящая с сыном позади них, замешкалась. Макфайф отстал совсем далеко. Засунув руки в карманы, он стоял с унылой красной физиономией.

– Он тоже по-своему несчастлив, – подметила Марша. – В каком-то роде мне даже его жаль. Это не его вина.

– А чья же? Кровожадных зверюг-капиталистов с Уолл-стрит? – легко, словно в шутку, добавил Хэмилтон.

– Как ты странно говоришь, – Марша тут же встревожилась. – Я никогда не слышала от тебя таких слов. – Внезапно она схватила его за плечо. – Ты ведь на самом деле не думаешь, что… – Она отпустила его и даже слегка оттолкнула от себя. – Нет, думаешь. Ты думаешь, что это может быть правдой.

– Что может быть правдой, ты о чем? Что ты раньше состояла в Прогрессивной партии? Да я сам возил тебя на собрания в своем «Шевроле-купе», помнишь? Я это десять лет знал.

– Нет, не это. Не сами мои поступки. А то, что они означают – что, по их словам, они означают. Ты ведь и в самом деле так думаешь, правда?

– Ну, – сказал он неловко, – у тебя же нет коротковолнового передатчика в подвале. Ну по крайней мере, я его как-то не замечал.

– А ты внимательно проверил? – Ее голос стал холодным, обвиняющим. – А может, он там есть, откуда ты знаешь. Может быть, я и сюда пришла, чтобы подорвать этот Беватрон, или как он там называется.

– Говори потише, – предупредил ее Хэмилтон.

– Не приказывай мне! – В гневе и бешенстве она отшатнулась от него – и столкнулась со строгим и подтянутым старым солдатом.

– Осторожней, юная леди, – предупредил ее тот, уверенно отводя подальше от перил площадки. – Не надо отсюда падать.

– Главная проблема этого сооружения, – продолжал свой рассказ экскурсовод, – заключается в отклоняющей системе, что используется для вывода пучка протонов из кольцевой камеры на столкновение с мишенью. С этой целью использовалось несколько разных методов. Изначально в нужный момент осциллятор просто отключался; это позволяло протонам вырваться наружу по спирали. Но такой род отклонения оказался слишком неточным.

– Правда ли, – хрипло спросил Хэмилтон, – что как-то раз на старом циклотроне в Беркли пучок вырвался в неожиданную сторону?

Гид взглянул на него с интересом:

– Да, говорят, что так и было.

– Я слышал, что он прожег какой-то офис. И что будто бы обгоревшие следы видны до сих пор. А ночью, когда гасят свет, видна и радиация.

– Да, по слухам, там висит голубая дымка, – подтвердил его слова экскурсовод. – А вы сами физик, мистер?

– Электронщик, – представился Хэмилтон. – Меня интересует ваш новый дефлектор: я шапочно знаком с Лео Уилкоксом.

– Да, у Лео сегодня важный день, – согласился гид. – Его прибор только что введен в действие на установке.

– Покажите мне дефлектор, – попросил Хэмилтон.

Экскурсовод указал вниз, на сложную конструкцию близ одной из сторон магнита. Ряд заэкранированных слитков поддерживал толстую темно-серую трубу, на которой была смонтирована сложная сеть заполненных жидкостью трубочек поменьше.

– Вот работа вашего знакомого. Он сам наверняка где-то неподалеку, наблюдает.

– И как оно работает?

– Пока что неизвестно.

За спиной у Хэмилтона Марша все пятилась, пока не дошла до края площадки. Он подошел к ней.

– Веди себя как взрослый человек, – рассерженно прошептал он ей. – Раз уж мы здесь, я хочу посмотреть, что происходит.

– Эта твоя наука! Лампы и провода – все это для тебя важней, чем моя жизнь.

– Я пришел сюда, чтобы посмотреть, и этим сейчас и занимаюсь. Не мешай мне и не устраивай сцен.

– Это ты устраиваешь сцены!

– Слушай, ну ты уже достаточно глупостей наделала, тебе не кажется? – Раздраженно отвернувшись от нее, Хэмилтон пробрался мимо серьезной девушки в деловом костюме, мимо Макфайфа к помосту, который вел от наблюдательной площадки обратно в коридор. Он начал было рыться в карманах в поисках своей пачки сигарет, когда первый зловещий вой тревожных сирен прорезал спокойное гудение магнита.

– Назад! – закричал гид, размахивая в воздухе тонкими черными руками. Радиационная защита…

Бешеный звенящий вой накрыл смотровую площадку. Тучи светящихся частиц взмыли ввысь, взорвались и осыпались на перепуганных людей. Мерзкий запах гари ударил по их обонянию; в панике они сгрудились у выхода с площадки.

И тут появилась трещина. Металлическая подпорка, пережженная лучом жесткой радиации, оплавилась, согнулась и сломалась. Раздался громкий и пронзительный визг богатой мамаши. Макфайф прорывался назад, подальше от падающей платформы и ослепляющих потоков жесткой радиации, что шипели повсюду. Он столкнулся с Хэмилтоном; тот буквально отшвырнул прочь с дороги испуганного полисмена, прыгнул вперед и отчаянно потянулся к Марше.

Одежда на нем вспыхнула. Люди вокруг него, охваченные пламенем, бились, пытаясь выбраться наружу. Площадка под их ногами медленно и торжественно накренилась вперед, зависла на секунду, а затем просто рассыпалась.

По всему зданию Беватрона завыли автоматические системы сигнализации. Крики людей и вой сирен смешались воедино, в какофонию ужасающего шума. Пол под ногами Хэмилтона величественно просел. Сталь, бетон, пластик, провода и трубы перестали быть твердыми и обратились в плазму, в смесь случайных частиц. Он инстинктивно выбросил вперед руки, падая лицом вниз в туманное пятно взорвавшейся машины. Воздух с тошнотворным свистом вылетел из легких, сверху на него сыпалась известка, а раскаленные частицы пепла обжигали кожу. И вот уже его тело разорвало металлическую сетку, ограждавшую магнит. Визг рвущегося металла и бешеный уровень жесткой радиации, накрывший его…

И жестокий удар об пол. Боль сделалась видимой – светящийся слиток, что стал вдруг мягким и поглощающим, словно радиоактивная стальная пряжа. Она пульсировала, расширялась и понемногу поглощала его. Охваченный болью, он представлял себя пятном влажной органической материи, что беззвучно впитывается бесконечной полосой плотной металлической ткани.

Потом исчезло даже это. Осознавая гротескную изломанность своего тела и лежа неподвижно, Хэмилтон все же бесцельно и рефлекторно пытался подняться на ноги. Хоть и понимал, что никому из них это не светит. Еще долго не светит.

3

Что-то шевельнулось в темноте.