– В этом и суть, – ответила Дженет, подавшись к нему и опершись обнаженным локтем о столик. – Расти ему нужно среди них. Не с нами. Вот после, когда он вырастет, сформируется, станет не столь пластичным, с ним можно будет общаться сколько угодно.
– «После»? Это когда ему стукнет лет восемнадцать? – Эд, оттолкнув кресло от столика, вскочил на ноги. – Поеду туда и сейчас же его заберу!
Дженет, перекинув изящную ручку через спинку кресла, смерила мужа безмятежным взглядом.
– Сядь, Эд. Сядь и, будь добр, хоть ради разнообразия веди себя как взрослый.
– Неужели тебе все равно? Неужели тебя все это нисколько не трогает?
– Разумеется, мне не все равно, – пожав плечами, ответила она. – Однако так нужно. Иначе он разовьется неверно. Все это – для его блага. Не для нас. Для нас его не существует. Надеюсь, ты не желаешь ему внутриличностных конфликтов и прочих психических отклонений?
Эд двинулся к выходу.
– Увидимся после.
– Куда ты собрался?
– Просто пройтись. Не выношу я заведений такого рода. Неуютно мне здесь. Увидимся после.
Миновав зал, он подошел к дверям. Двери отворились, и он оказался на улице, залитой полуденным солнцем. Казалось, жаркий солнечный свет хлещет с небес будто ливень. Ослепленный его сиянием, Эд заморгал. Мимо текли рекой, спешили куда-то бесконечные толпы народу. Люди, толчея, шум…
Ошеломленный, он слился с толпой и зашагал вдоль улицы. Конечно же, где-то там, в глубине души, он все понимал. Новые достижения в воспитании и обучении. Новые методы работы с детьми. Но прежде все это оставалось каким-то общим, абстрактным. Не имеющим ни малейшего отношения ни к нему, ни к его ребенку.
Прогулка мало-помалу успокаивала. Пожалуй, он в самом деле тревожится попусту. Конечно же, Дженет абсолютно права. Все это – для блага Питера. Питер же – не игрушка, не домашний кот или пес. Питер ведь, как-никак, человек, и жизнь его – его жизнь. Воспитание и обучение – не для них с женой, а для него. Для того чтобы он, Питер, правильно рос и воспитывался. Чтобы все способности смог раскрыть в полной мере. Для этого его нужно как следует сформировать, выучить, подготовить.
Естественно, роботы справятся с таким делом лучше людей. Роботы смогут воспитать его по науке, согласно рациональным методикам, не поддаваясь капризам эмоций. Роботы не сердятся. Роботы не ноют и не ворчат. Не шлепают детей, не орут на них. Не отдают противоречивых распоряжений. Не ссорятся между собой, не используют ребенка в собственных целях. И, наконец, когда вокруг только роботы, никакие эдиповы комплексы не страшны!
Да и вообще любые комплексы. Откуда им взяться? Давным-давно известно, что все неврозы уходят корнями в ранние годы жизни. К воспитанию. К родительскому воспитанию. К преподанным ребенку урокам, к внушенным ему запретам и манерам, к поощрениям и наказаниям. Неврозы, комплексы, отклонения в развитии – все это растет из субъективных отношений, складывающихся между родителями и детьми. А вот если исключить родительский фактор…
Никто из родителей не способен объективно относиться к собственным детям. Их отношение к детям неизменно пристрастно, подвержено влиянию чувств, а значит, и видение родителей неизменно искажено. Таким образом, в учителя и наставники для собственных детей никто из родителей не годится.
Роботы – дело другое. Роботы могут беспристрастно изучать ребенка, анализировать его желания и потребности, тестировать его способности и интересы, и даже не подумают загонять его в какие-то определенные рамки. Среди роботов ребенок будет воспитываться согласно собственным наклонностям, собственным интересам, определенным и оцененным научными методами.
Эд подошел к перекрестку. Мимо, урча двигателями, сплошным потоком неслись машины. Забывшись, он шагнул вперед…
…и вздрогнул от громкого лязга. Решетка, преградившая путь, поневоле заставила остановиться. Вот так-то. Его безопасность тоже вверена роботам.
– Будьте осторожнее, сэр! – прогремел строгий металлический голос где-то поблизости.
– Прошу прощения.
Эд сделал шаг назад. Решетка безопасности поднялась кверху, и Эд принялся ждать смены сигнала светофора.
Да, все это пойдет Питеру только во благо. Роботы и воспитают, и обучат его – лучше некуда. Ну а после, когда Питер минует стадию взросления, станет не настолько податливым, не настолько чувствительным к…
– Так для него будет лучше, – прошептал Эд. – Так для него будет лучше.
Очевидно, его шепот оказался не таким уж и тихим: несколько человек оглянулись. Смущенный, Эд покраснел. Разумеется, так для Питера будет лучше. Можно не сомневаться.
Восемнадцать лет! Общения с сыном ему не видать, пока Питеру не исполнится восемнадцать. Восемнадцать… практически взрослый человек!
Красный на светофоре сменился зеленым. По-прежнему погруженный в раздумья, Эд, старательно держась границ «зебры», перешел улицу вместе с прочими пешеходами. Да, так для Питера лучше. Однако восемнадцать лет – время очень уж долгое.
– Чертовски долгое, – хмуря лоб, пробормотал он. – Дьявольски долгое, будь оно проклято.
* * *
Доктор 2g-Y Биш внимательно пригляделся к стоящему у стола. Реле его накопителей памяти негромко защелкали, сужая область поиска опознаваемого изображения, стремительно проматывая перед считывателем возможные варианты.
– Я помню вас, сэр, – наконец сказал он. – Вы – тот самый, с Проксимы. Из колоний. Дойл. Эдвард Дойл. Так-так… так-так… Однако встречались мы с вами довольно давно. Если не ошибаюсь…
– Девять лет назад, – мрачно напомнил Эд Дойл. – Ровно девять лет назад, с точностью до дня.
Доктор Биш сложил перед собою руки.
– Присаживайтесь, мистер Дойл. Чем могу быть полезен? Как поживает миссис Дойл? Весьма обаятельная дама, сколько мне помнится. Принимая у нее роды, я имел с ней восхитительную беседу. Как…
– Скажите, доктор, известно вам, где мой сын?
Доктор Биш задумчиво забарабанил пальцами по полированной столешнице красного дерева, слегка опустил веки, словно глядя куда-то вдаль.
– Да. Да, мистер Дойл, где находится ваш сын, мне известно.
Эд Дойл слегка успокоился.
– Прекрасно, – кивнул он, с облегчением переводя дух.
– Где находится ваш сын, я знаю точно, так как сам около года назад направил его в Лос-Анджелесский Биологический научно-исследовательский центр. Ваш сын, мистер Дойл, оказался невероятно способным ребенком. Одним из немногих – не побоюсь этого слова, из считаных единиц, обладающих подобным потенциалом.
– Могу я увидеть его?
– «Увидеть»? В каком, извините, смысле?
Сохранить самообладание стоило Дойлу немалых трудов.
– По-моему, я выразился яснее некуда.
Доктор Биш, не сводя с собеседника взгляда, почесал подбородок. Фотоэлементы его мозга зажужжали, работая с максимальной быстротой, контакты реле защелкали, то наращивая, то понижая напряжение электрических токов, выстраивая длинные цепочки: есть сигнал – нет сигнала, есть сигнал – нет сигнала, единица – ноль, единица – ноль…
– Вы желаете осмотреть его? Таково первое значение употребленного вами слова. Или вы желаете поговорить с ним? Порой данное выражение может означать и более непосредственные контакты. Смысл слова «увидеть» довольно широк.
– Я хотел бы с ним побеседовать.
– Теперь понятно, – сказал Биш, неторопливо вынимая из раздаточного устройства на столе какие-то бланки. – Но прежде вам, разумеется, необходимо заполнить несколько стандартных документов. Как долго вы желаете беседовать с ним?
Эд Дойл, не мигая, глядел в добродушное, безмятежное лицо доктора.
– Я. Желаю. Побеседовать с ним. Часа два-три. Может, и больше. Наедине.