Удачная охота

– Так бегал, что дробовик по ляжкам хлопал. Не существует никаких виверн, кому ты вот рассказываешь. Просто глюкануло тебя, струсил, ну побежал так, что пятки сверкали, ничего страшного, бывает.

Артур крепко приложился к взгонке, занюхал выпитое рукой.

– Виверны существуют. Это… это… в общем, это страшная херовина, она реально огнём плещет, сжигает джунгли, деревенский староста вон видел как горело тогда всё жёстко…

– Алкаш старый наш староста, он всё что хочешь увидит после трёх бутылок взгонки и пива.

Артур деловито привстал с бревна, ловко воткнул бутылку в песок и, как бы заканчивая разговор, сказал:

– Можете не верить, можете ржать сколько угодно. Вы виверн не видели, а они есть. Так-то. Пойду за закуской схожу.

Артур ушёл в темноту, к шалашу. Инка, задумавшись, смотрел ему вслед, а Мика снова поднял в торжественном жесте свою бутылку:

– Ну чего тогда? Выпьем за несуществующих виверн? Хейло-хох!

В ответ выпила только дикая. Инка же как-то странно посмотрел на Мику:

– Слушай, а ты знаешь откуда пошло это название «Большая Берта»? Я только сейчас вспомнил, отец рассказывал в детстве…

Мика махнул рукой:

– Не-а, не знаю. Жги давай.

– В общем, у древних, давным-давно, когда не было ещё границы, было такое оружие, пушка. Такая громадная, и перемещалась на больших колёсах, причём управлялась несколькими людьми. Это был не лазер, вроде как из его дула выстреливали снарядами ростом с человека. И вот во время великой войны древних такие «Большие Берты» расстреливали огромные укрепления с каменными стенами, в которых тогда жили люди.

Мика недобро усмехнулся, сделал глоток из бутылки.

– Враки всё это, Инка. Какие гигантские пушки, какие снаряды ростом с человека? Если бы у древних были такие орудия, они бы, наверное, не воевали даже, это ж не Охота. С такими «Бертами» воевать опасно, друг друга загасить можно только в путь… Смысл-то?

Инка снова задёргал нервно ногой, что случалось с ним от волнения:

– Ну, смотри, Мика… Древние же и вымерли, может потому, что таких «Больших Берт» много понастроили и друг друга… того… Да и потом, мне опять же отец рассказывал, что у древних и пострашнее оружие было, такое, которое пламенем целые деревни уничтожало в момент. Типа вот нашего лазера, только ещё страшнее и опаснее.

– Лазер это лазер, дурья твоя башка. Лазером можно вон несуществующую Артурову виверну, наверное, сковырнуть, с двумя зарядами – замочить группу Охотников, а так чтобы всю деревню огнём накрыть – это сказки.

Инка ещё приложился к бутылке, недоверчиво покачал головой:

– Ну, не знаю… Это два заряда нашей «Берты». А если б их было, три? Четыре? Семь? И вот если по методу твоего дедушки, – поставить на паузу все семь зарядов, жахнуть как следует, то, наверное, такой взрыв получится, что и деревню раскурочит…

– Не раскурочит. Точнее, раскурочит саму «Берту», ты даже шевельнуться не успеешь. Дед говорил, что зажимать в стволе можно три заряда, не больше. Четыре уже опасно, а семь… Ну, сам понимаешь.

Тут из темноты за пределами полянки выполз Артур, в обнимку с тесно прижатой к груди тумбой барабана. Довольно улыбаясь, он присел на бревно и, установив барабан между скрещённых ног, начал несильно настукивать ладошками по натянутой коже.

– Ну всё, началось, – заворчал Инка. – Мика, а ты доставай свою свистульку, подыгрывай музыканту.

Мика и правда вытащил из-за пазухи свистульку и стал негромко посвистывать, чередуя короткие звуки одного тона с протяжными свистками другого. С учётом того, что и Артур чередовал ритм барабанной дроби, получалось интересно, – молодке во всяком случае явно нравилась музыка. Похлопывая в ладоши, она дополнила звучание, как бы разделяя размеренный ритм рождавших барабаном и свистком мелодии.

А потом и вовсе запела:

– Йаааааааээээнэ майлаааааааэне здоб лайнэ, скоп майнэ,

Вэээээймайлааааанэ адарак ва эйлаааааааайнэ.

Пино лайлалай и ва лайнэ, скоп майнэ,

От москав, ворт москав даринэ ат скав вэйрэйнэ

Йаааааааээээнэ майлаааааааэне здоб лайнэ, скоп майнэ…

Моментами протяжный, моментами рвущийся гортанный голос дикарки артикулировал, переливаясь на слогах, каким-то чудным образом. И оттого пение насыщалось тягучей, тёмной печалью, которая, казалось, поднималась из самых глубин женской неизведанной души.

Ни единого слова из этой песни не было понятно ни Мике, ни Инке, ни Артуру. Но они явно прониклись её настроением, прочувствовали, как в сочетании с нехитрой музыкой, в сбивающемся ритме и в удивительной магии этой ночи рождается ощущение тоски, отчуждённости и одиночества человека перед расстилающейся вокруг пустотой большого мира…

Артур, отвернув голову в сторону, кажется, плакал, а Мика хмуро и всё чаще, чаще прикладывался к бутылке.

* * *

Утром, с рассветом, уже все были на ногах. Пока дикая варила маисовую кашу над очагом, Мика с Инкой занимались густой массой сваренного за ночь клея. Перелив его в мятое, битое жестяное ведро, пробовали чуть ли не на зубок, оценивая силу клейкости. Наконец, Мика, удовлетворившись качеством получившейся жижи, весело присвистнул и заявил во всеуслышание:

– Значит, я решил – Добрыня сегодня жрать будет тут, с нами, на полянке. Это его последний завтрак, а значит…

Он не договорил, что это такое, «значит…», но было и не нужно, и так понятно всё. Только Инка заворчал глухо, в сторонку:

– Завтракать с нами, как же. Или нами, если почует недоброе…

Пока Мика с Артуром уходили за людоедом, молодка быстро разложила черпаком кашу по тарелкам, покрошив сверху мелкие кусочки фруктов. Для Добрыни она навалила в отдельную миску каши побольше, нашинковала туда припасённого с вечера мяса.

Добрыня, кажется, и правда почуял неладное. Нападать он ни на кого не стал, только глухо и как-то жалостливо заворчал, когда Мика ткнул его мордой в кашу.

– Ешь, чего ты, Добре? Смотри какая вкуснятина, побольше тебе положили сегодня, ешь давай.

Сами все завтракали в хмуром молчании, как будто преисполненные чувства важности от надвигающегося непредвиденного. Мика всё поглядывал в сторону Добрыни, который хоть и вылизал миску начисто, но лежал на полянке поодаль, настороженно приподняв лохматые уши.

Наконец, выпив две кружки крепкого чифира, Мика подытожил:

– Значит так. Пора собираться. С собой берём всё самое необходимое. Припасы, лишнюю одежду оставляем в лагере. Дробовики – тоже, но использовать без моей команды строго запрещается, что бы ни случилось. Теперь главное, – «Большая Берта» и людоед…

Инка с Артуром вывезли из шалаша на тачанке лазер. Едва глянув на него, Добрыня вскочил и недобро, глухо заворчал, да так, что Мике пришлось подсесть к нему на корточки, обнять и ласково успокаивать.

– Эх, быть беде…, – простонал Артур.

– А ты не ной, и беды не случится, – осадил его Инка, но сам как-то неловко, мрачно сплюнул в сторону.

Дикая, тоже ощущая что-то неладное, глупо возилась с посудой, бренчала котелком, ворочала палками и сухостоем в тлеющих углях.

– Слышь ты, дура безмозглая, тащи клей. Артур, давай сюда верёвки, времени мало, – прикрикнул Мика.

Все засуетились, забегали. Инка начал смазывать тугие сплетения канатных верёвок клеевым варевом, Артур же подогнал лазер на тачанке поближе к Добрыне.