Помни меня

– Стендап-комики часто бывают ужасными людьми, – говорит Рэв. – Только подумай, кем нужно быть, чтобы стоять одному на сцене и говорить смешные вещи, рискуя, что никто не засмеется. Клише печального клоуна. Я бы предпочел провести время в «Орлином гнезде» Гитлера, нежели стоять там за кулисами.

– Ты мог бы мне это сказать до того, как я начала встречаться с одним из них, – замечаю я.

– Я собирался, но ты исчезла с ним в ночи, прежде чем я успел дать тебе профессиональный совет. А после я понял, что советы нежелательны.

На самом деле это Рэв виноват в том, что я познакомилась с Робином. Рэв достал нам билеты на вечер открытого микрофона. Робин выступал последним и был гораздо лучше остальных. Он представил отрывок из своего шоу «Я не смешной, но». Поскольку он читал истории, то выгодно отличался от тех, кто брал микрофон и выдавал короткие фразочки, которые через некоторое время надоели.

После этого мы очутились в ночном баре отеля вместе с Робином и двумя другими выступавшими – полной женщиной с бирюзовыми волосами, в прикиде пилота-истребителя, и унылого мужчины из Солихалл, в мягкой шляпе с плоской круглой тульей. Наконец-то я почувствовала себя частью творческой богемы Шеффилда.

Робин высокий, с копной вьющихся волос и маленькими проницательными синими глазами. На нем была красная рубашка из шотландки. Когда он расхаживал по сцене, то теребил волосы и излучал нервную энергию. Сейчас от него еще пахло потом после выступления.

Я почувствовала, что взволнована знакомством с Робином. Он был не похож на обычных мужчин, которых я знала. Разъезжал по разным городам. Знал толк в своем деле. Я решила выждать тот момент, когда удастся привлечь его внимание.

Держа перед собой мобильник, Робин читал вслух рецензию своему агенту. Два дня назад они начали турне в Лондоне, и, очевидно, только что был вынесен вердикт.

– У Макни острый слух на лингвистические нелепости, которые заражают нашу повседневную жизнь. Он изображает неприязнь к своим знаменитым конкурентам, в манере Стюарта Ли[29 - Стюарт Ли (род. в 1968 г.) – британский комик, писатель и рок-музыкант.], и даже к своей публике. Однако он постепенно соскальзывает с многозначительной самопародии к самолюбованию… и действительно становится тем самым хвастуном, которого пытается пародировать. Его эго – пьяный водитель, но если его лучшие инстинкты будут контролировать руль автомобиля, он сможет стать чем-то потрясающим. Скажи-ка, это похвала или нет?

Пауза.

– Да, я знаю. Я спрашиваю: как тебе кажется?

Пауза.

– Совсем неплохо. Я хочу вырезать эту рецензию и наклеить в альбом.

Пауза.

– Нет, я знаю, что «Чортл» – это веб-сайт и что не может быть экземпляра на бумаге. Ты что, не понимаешь юмор?

Робин разъединяется. Вся компания безмолвствует. Я не нервничала, главным образом благодаря двум стаканам крепкого напитка, у которого был вкус испорченного варенья. В стакане была вишенка на палочке.

– Рецензия со словами «превосходный», «потрясающий и «острый слух» – что может быть лучше? – говорю я.

Робин перевел взгляд на меня.

– А как насчет того, что мое эго – надравшийся водитель?

Я пожимаю плечами:

– Ну а как же без эго? Не может быть, чтобы у Ричарда Прайора или… Ленни Брюса не было эго[30 - Ричард Прайор (1940–2005) – американский комик, актер, сценарист. Ленни Брюс (1925–1966) – американский стендап-комик, популярный в 1950–1960 гг.]. И еще без демонов. Эго и демоны. Они так же необходимы для искусства, как яйца и бекон – для завтрака.

Робин пристально смотрит на меня.

– Вау! А вы кто?

Я представилась, было заказано шампанское, и вечер продолжился.

– Вы писательница? – спросил Робин, положив руку на бархатную банкетку и таким образом как бы обняв меня.

– Ха! Нет. Кто вам это сказал?

– Ваш совет прозвучал так, словно один писатель говорит с другим…

Я расплылась в улыбке. Это один из самых лучших комплиментов, которые я когда-либо слышала.

– Правда, у вас для этого слишком здоровый вид. Судя по вашему лицу, вы не живете на кофе и сигаретах. И даже выходите из дома и дышите свежим воздухом.

Я понимала, что надо мной слегка подтрунивают. Однако уровень алкоголя в крови и песня Принса гармонично сочетались, и я была счастлива, что мне льстят.

– Я официантка.

– О! Это прелестно. (Да, вот он, тот самый тон. Клем права.)

Я чуть не сказала: «Мне бы хотелось стать писательницей», но знала, что дальше спросят, что я написала. А ответить нечего: есть только дневник, которым я когда-то гордилась. Поэтому я промолчала.

– У меня есть вопрос, важный для моей работы. Каково это – быть красивой?

Из-за его плеча я вижу, как Рэв изображает пантомиму: приставляет воображаемый револьвер к виску и спускает курок.

Может быть, в других обстоятельствах я бы не купилась, но Робин казался занятным и удивительным. К тому же приятно услышать такое о себе.

– Я некрасива.

Не поддавшись порыву поправить прическу, я все же втянула живот.

– Определенно красивы.

– Ну что же, благодарю вас.

– Так каково это – быть красивой, а считать, что некрасива?

Я засмеялась:

– Э-э. Ну, если вы настаиваете.

– Не разочаровывайте меня. Я думал, это все равно что быть героиней Диснея, которая может заставить кастрюли и сковородки мыться самим, а метлу – танцевать.

Через несколько минут Рэв наклонился ко мне и прошептал:

– Держу пари, что ты можешь заставить его метлу танцевать – если понимаешь, о чем я.

Я рассмеялась и вдруг осознала, что впервые за сто лет заинтересовалась кем-то.

В тот вечер я сделала то, чего никогда не делаю. Когда Робин снова появился и, усевшись рядом со мной, наполнил мой стакан, я подумала: «Я тебя заполучу. Я затащу тебя домой».

После признаний, сделанных шепотом (ты мне нравишься / ты мне тоже нравишься), и после поцелуя на стоянке такси дело кончилось весьма посредственным сексом в номере отеля: Робин был не в состоянии добраться до своей квартиры. Мое грандиозное приключение с сексом в первую же ночь закончилось тем, что я повалилась на мертвецки пьяного комика, который все время стонал: «Говори мне непристойности, Джорджина-официантка, говори непристойности! Будь непристойной и скверной!»

Скверной?