Сон ведьмы

Жаль, что старуха в таком скверном настроении, подумал Эфраин. Он почувствовал клубящуюся страсть Антонии, ему хотелось остаться, поговорить с ней, но зная, что Фрида Герцог может услышать их с балкона, он сморщил губы и послал Антонии воздушный поцелуй. А затем вышел в переднюю дверь.

Фрида Герцог неподвижно стояла у ограды балкона. Палящее солнце и дрожащее марево заставляли её глаза слезиться. Жара волнами вздымалась в ближайшее предгорье, превращая разноцветные лачуги в мерцающие пятна.

Совсем недавно эти холмы были зелёные. Почти за ночь переселенцы превратили их в скопище хибар. Словно грибы после сильного дождя, лачуги выросли в одно утро, и никто не осмелился снести их.

Её взгляд остановился на шумном мопеде Эфраина, который тарахтел внизу на улице. Она знала, что сначала он поедет к двум секретаршам из фармацевтической лаборатории, которые были помешаны на авторучках. Фрида Герцог была уверена, что хотя бы одна из них похвастается своей ослепительной новинкой среди коллег, и это заставит других придти к ней.

Тихо хохотнув, она повернулась и взглянула через балкон в гостиную, где сидела её дочь. У неё вырвался тяжёлый вздох, голова разочарованно качнулась из стороны в сторону. Не было способа заставить Антонию понять, что нельзя класть ноги на бежевый шёлк кресел. Как много надежд возлагала она на свою красивую дочь! Антония могла выйти замуж за какого-нибудь богатого человека. И почему девочка связала себя браком с нищим, безродным продавцом? Это было выше её понимания. К тому же он однажды ушёл от неё.

Она не могла вспомнить, обед был или полдник, когда он встал из-за стола и больше никогда не вернулся.

Сложив губы в приятную улыбку, Фрида Герцог смиренно вошла в гостиную.

– Подумать только! Эфраин стал опаздывать каждый день, – сказала она, садясь в кресло напротив Антонии, – я боюсь, что если я дам ему авторучку, которую он просит, мальчик совсем бросит работу. Это всё, чем он интересуется.

– О, ты знаешь, чего он хочет, – сказала Антония. Не глядя на мать, она продолжала рассматривать свои длинные, холёные ногти, – итак, единственное желание Эфраина – это получить ручку. Что плохого в этом?

– Он бы мог её купить! – злобно огрызнулась Фрида Герцог.

– Ну что ты, мамочка, – упрекнула Антония, – эти глупые безделушки стоят слишком дорого. Козе понятно, что он не сможет себе этого позволить.

– Не смеши меня, – фыркнула Фрида Герцог, – я прекрасно оплачиваю его труд. Если бы он не тратил зря денег на одежду, он мог бы…

Антония оборвала её на полуслове, – эти ручки просто причуда, – заявила она, – и Эфраин знает это. Вот так. Через несколько месяцев и даже недель люди перестанут покупать их.

Фрида Герцог выпрямилась в своём кресле. Её лицо покраснело от гнева.

– Не смей со мной так разговаривать, – закричала она, – эти ручки всегда будут в цене!

– Успокойся, мать. Ты сама не веришь в это, – примирительно отозвалась Антония, – ну почему ты думаешь, что продашь ручки в этом богом забытом местечке? Неужели ты не понимаешь, что в Каркасе их больше никто не покупает?

– Это неправда, – крикнула Фрида Герцог, – когда-нибудь я буду торговать по всей области, а может быть даже по всей стране. Если бы я изготовляла авторучки, я бы расширила торговлю в международном масштабе. И я сделаю это. Я создам империю.

Антония захохотала и отвернулась к зеркалу на каминной доске. Полоски преждевременной седины бороздили её темноватые волосы. В уголках рта появились морщины. Её большие голубые глаза можно было бы считать прекрасными, не будь в них такого ожесточённого выражения. Не возраст, а отчаяние и изнеможение были началом увядания лица и тела этой молодой женщины.

– Ты просто не знаешь, в чём опытен Эфраин, – сказала Антония, – никто не сравнится с ним в нахождении способов делать деньги. А ты думаешь, что разбогатеешь на ручках! Это же анекдот. Почему бы тебе не использовать его там, где ему нет равных?

Презрительная ухмылка заиграла на лице Фриды Герцог, – использовать его там, где он лучший! Ты думаешь, я не знаю, где ты была последние несколько месяцев? Возможно, я немного глуховата, но зато не глуповата, – увидев, что Антония встала, она торопливо добавила: – у тебя никогда не было никакого достоинства. Связалась с Эфраином! Тебе когда-нибудь будет стыдно за себя. Он же мулат. Он цветной!

Когда её гнев утих, она откинулась в кресле и закрыла глаза. Ей хотелось отказаться от своих слов, но когда она заговорила, её голос был по-прежнему сердит: – неужели нет ничего, что тебе было бы нужно от жизни?

– Я хочу выйти замуж за Эфраина, – тихо сказала Антония.

– Только через мой труп! – закричала Фрида Герцог, – я лишу тебя наследства. Я выгоню тебя из дома! – она жадно ловила ртом воздух, – погоди! Я всё скажу тебе! Я отберу у него мопед и сожгу его.

Но Антония больше не слушала её. Хлопнув дверьми, она покинула гостиную.

Несколько секунд Фрида Герцог смотрела на дверь, за которой исчезла её дочь, ожидая её возвращения. Её глаза отяжелели от слёз. Она молча отправилась в спальню.

Сев перед туалетным столиком, она трясущимися руками сняла очки и осмотрела себя в зеркале. Надо было сделать новую завивку, подумала она, проводя пальцами по своим волосам с полосками седины. Её глаза, окружённые тёмными тенями, ввалились. Её кожа, когда-то гладкая и белая, как тонкий фарфор, неумолимо старела, разъедаемая безжалостным тропическим солнцем.

Слёзы катились по щекам, – о боже, – тихо прошептала она, – не дай мне заболеть и умереть в этой чужой стране.

Она услышала тихий шорох за дверью; несомненно, её подслушивала Антония. Фрида Герцог была слишком утомлена, чтобы волноваться из-за этого. Она легла на постель и забылась в полусне, убаюкиваемая нежными звуками сонаты Моцарта. Мысль о том, что на рояле играет Антония, наполнила её печальной радостью. Девочка играла всегда так прекрасно.

Когда Фрида Герцог проснулась, было почти 4 часа. Как всегда, немного подремав, она чувствовала себя посвежевшей, настроение у неё поднялось.

Она решила одеть шёлковое платье в горошек и туфли, которые Антония подарила ей на рождество.

Заходящее солнце наполняло комнату тенями. Она взглянула через балкон на ярко раскрашенные хижины на далёких холмах. В вечернем свете они казались намного ближе. Она прошла на кухню и приготовила послеобеденный поднос: кофе, сахар, сливки и тарелку маковых пирожных.

– Антония, – ласково позвала она, садясь в одно из кресел. Прежде чем налить себе кофе, она услышала знакомую дробь каблучков. Она крикнула снова, но ответа не было. Ушла, наверное, решила Фрида Герцог, разворачивая на коленях белую льняную салфетку.

Она посмотрела на свои золотые часы. Было около пяти. Вот-вот должен вернуться Эфраин, подумала она. Может быть, он сказал ей правду и действительно нашёл новых клиентов. Она давно знала, что, несмотря на отсутствие честолюбия, он прекрасно сговаривался с людьми. Плохо, что она разрешила ему уйти. Ей давно надо было найти ему замену, а теперь, узнав планы Антонии относительно него, она не позволит ему втереться в свою семью. А может быть дочь хочет просто подразнить её. Ну как же она могла поверить, что Антония захочет выйти замуж за этого молокососа?

К шести часам Фрида Герцог была так обеспокоена, что позвонила секретаршам в лаборатории и владельцу магазина одежды. Авторучек им не приносили.

Она ошарашено посмотрела на телефон, затем выбежала на балкон и дрожащими руками нервно ощупала каждый предмет на своём рабочем столе, – он взял мою ручку! – завизжала она. Через парадную дверь она торопливо сбежала по ступенькам на улицу. Она не замечала испуганных лиц соседей, которые сплетничали на тротуарах. Она не слышала их приветствий, огибая поворот. Лишь достигнув подножия холма, она остановилась передохнуть.

Проклиная себя за то, что не надела более удобную обувь, Фрида Герцог медленно поднималась по широкой грунтовой дороге, которая вела к хижинам.

Она никогда не была в доме Эфраина, но примерно знала, где он находится. Ей приходилось слышать об опасностях этих трущоб, где чужим появляться не следовало. Даже полиция неохотно преследовала преступников, которые скрывались на этих холмах. Но это её не пугало. Кто захочет причинить вред старой женщине? Она почувствовала себя в полной безопасности, заметив, что не все жилища были лачугами. Некоторые из них были сделаны из цементных блоков, а несколько домов имели даже два этажа.

У неё часто захватывало дух, тогда она останавливалась, успокаивая бешенное биение сердца. Люди оглядывались на неё с любопытством. Босые, полуголые дети бросали свои игры и хихикали, когда она проходила мимо.

Перед тем, как взобраться на вершину холма, она оглянулась и оглядела город внизу. Мягкий бриз овевал её покрасневшее лицо.

Промытый в сочном рассеянном зареве сумерек, ещё дрожащем от послеобеденной жары, город никогда не казался ей более красивым. Преодолев странное и неопределённое предчувствие роковой гибели, она выискивала силуэт своего дома.

Приветливый голос девочки рассеял её думы, – может быть вам нужна помощь? – спросила она, рассматривая её с любопытством, – вы что-то потеряли?

– Я ищу дом Эфраина Сандоваля, – отозвалась Фрида Герцог. Поглощённая поисками своего дома, она и не заметила, что уже наступает ночь, – ты не можешь мне показать, где живёт Эфраин? – она несколько раз повторила вопрос, но девочка наверное не понимала слов, которые говорила Фрида Герцог.

– Ты зашла слишком далеко, – вежливо сообщил ей старик, сидевший поблизости на корточках. Слабый свет между криво сбитыми досками едва освещал его, – спустись немного и сверни налево по тропинке. Там будет жёлтый дом. Ты не промахнёшься. Он выглядит как канарейка, – он с тревогой следил за её нетвёрдыми шагами, когда она начала спускаться с холма, – шла бы ты лучше домой, – крикнул он ей вслед, – здесь полно пьяниц в это время, а они всегда готовы к ссоре.

Но Фрида Герцог не услышала его предостережения. Оно утонуло в оглушительной брани мужчины и топота торопливых шагов. Прежде чем она успела обернуться и посмотреть, что случилось, ей нанесли резкий удар.

Земля дрогнула у неё под ногами и она полетела через перила низкой Стеллы.

На мгновение она увидела, как острые камни внизу рванулись ей навстречу.

Потом были голоса, то громкие, то тихие, а после остались лишь тишина и мрак.

Вздрогнув, Эфраин проснулся. Ему приснился жуткий сон. Как и много раз прежде в своих снах, он вновь гулял с Гансом Герцогом. Друг торопил его взять дела в свои руки и жениться на Антонии. Вместе они смогут объехать весь мир. Эфраин засмеялся и попросил друга рассказать ему одну из своих историй об иноземных странах. Ганс Герцог отказался, говоря, что настанет день, когда Эфраин сам сможет увидеть эти страны.

И хотя живость его снов о Гансе Герцоге стала привычной, одна деталь заставляла задуматься; это было затяжное чувство реальности, которое Эфраин не мог развеять. Он уже отказывался признавать, что его друг и хозяин умер. В конце концов он же виделся и говорил с ним каждую ночь в своих снах.

Эфраин зажёг керосиновую лампу на столе у кровати и открыл бутылку пива, стоявшую на столе. Он перелил пиво в высокий бокал и, прежде чем сделать глоток, сдул пену с ободка. Он не обратил внимания на то, что пиво было тёплым.