Сарацинский клинок

– Повтори еще раз, – потребовал он.

Донати повторил. Тосканский диалект, на котором он говорил каждый день, не так далеко ушел от латыни, а Донати, несмотря на свою внешность и рост северянина, был достаточно итальянцем, чтобы иметь способности к подражанию. Поэтому он сумел воспроизвести слова достаточно точно.

– Кто сказал эти слова? – спросил старый священник.

– Господин барон Рудольф. Я знаю, что он говорил о Марии. Он говорил Джулиано, что хочет применить это Jus…

Отец Антонио побледнел под загаром.

– Нет, сын мой, – стал он убеждать Донати, – твои уши обманули тебя. Господин не мог произнести таких греховных слов.

– Святой отец, но я уверен! – настаивал Донати. – Что они значат, эти слова?

Отец Антонио вздохнул.

– Мне тяжело говорить тебе это, сын мой. На нашем родном добром тосканском они означают право первой ночи. Это позорный обычай, введенный франкскими рыцарями, которые называли его правом господина. Согласно ему, эти благородные рыцари настаивали на своем праве требовать, чтобы любая: невеста их крепостного в ночь своей свадьбы отправлялась в постель господина, чтобы вернуться на следующее утро к своему законному супругу… Это закон, который, несомненно, достойнее нарушать, чем соблюдать. За всю свою жизнь я не слышал ни об одном случае применения этого обычая в Италии. Раз или два, в бытность мою студентом в Париже, французские сеньоры применяли его, но французы ведь наполовину варвары. Но даже там вассалу разрешалось купить свободу своей невесты от притязаний сеньора за небольшую цену…

Донати сжимал и разжимал кулаки. Кожаная шляпа, какой она ни была прочной, лопнула по шву в его руках.

– Барон не хочет пенни, – прошептал он. – Он сказал, что Мария хорошенькая… и что у нее ладненькая фигура… и что ом будет держаться закона.

– Я поговорю с ним, – сказал отец Антонио, – хотя не могу представить, к чему это приведет. По сравнению с нашим господином Рудольфом, бароном Роглиано, мул просто образец сговорчивости.

– Да, – спокойно заметил Донати, – мула можно убедить… с помощью силы, святой отец.

Отец Антонио посмотрел на Донати. Ведь, будучи главным оружейником, он имел доступ ко всему оружию в замке.

– Предоставь это мне, Донати, – сказал священник. – Я не допущу кровопролития. Подумай сам! Барон такой же сильный, как и ты, и он привычен к оружию. Он сразит тебя раньше, чем ты соберешься нанести удар. И даже если, не дай Бог, ты сумеешь свалить барона, его вооруженные слуги разрубят тебя на части на глазах у Марии…

– Лучше я погибну, – упрямо сказал Донати, – чем она будет обесчещена.

– Ты думаешь, твоя смерть спасет ее от насилия? – простонал отец Антонио. – О, сын мой, сын мой, как мало ты знаешь об этом мире! В этом случае ее будут передавать от рыцаря солдату, и так по всей цепочке вниз, пока даже конюхи не насладятся ею. Пойдем в часовню, где нас никто не сможет подслушать, я посоветуемся. Для тебя есть один путь, Донати, – бежать из поместья. По закону, если ты будешь отсутствовать год и одни день, ты свободен от своей клятвы господину…

– Но остаются, – сказал Донати, – ворота, опускная, решетка, подъемный мост, арбалетчики на башнях, вооруженные всадники…

– Они подумают, что ты едешь справлять медовый месяц с благословения барона. Знаешь, Донати, я передумал. Я не буду с ним разговаривать об этом деле. Пойдем…

Если бы барон Рудольф обращал внимание на такие мелочи, он мог бы заметить, что Донати очень мало ест и совсем не пьет на пиру, который барон по доброте своей устроил во внутреннем дворике для своего верного слуги. А несколько позже, когда все были поглощены представлениями жонглёров и акробатов, глотателей мечей и пожирателей огня и скомороха с пляшущим медведем, барон так увлекся этими выступлениями, что не заметил, как серв из аббатства провел через внутренний двор двух отличных верховых мулов, не уступающих лошадям.

Однако барон был в слишком хорошем настроении, чтобы замечать такие мелочи. Его маленькие голубые глазки не отрывались от стройной фигуры Марии, сидящей рядом с Донати с потупленными глазами. Действительно, прелестная девушка. Она, конечно, будет напугана и, возможно, даже попробует сопротивляться. Но у барона Рудольфа было достаточно опыта в таких делах. Он был уверен, что после него этот здоровенный болван, ее муж, Марию только разочарует. Барон громко расхохотался при этой мысли.

Ближе к вечеру все отправились в часовню, где отец Антонио прочитал священный обет. В конце, глядя прямо в глаза барону, он громко произнес:

– Кого соединил Бог, да не разлучит никто!

При этих словах Рудольф чуть поерзал в кресле. А священник продолжал.

– Сеньоры, – сказал он, глядя на барона – Добрые господа и милостивые дамы, с разрешения нашего благодетеля барона я хочу провести Полчаса в доме священника вместе с новобрачными. Они люди молодые и неопытные. Поэтому я имею обыкновение давать таким молодым парам советы, чтобы они избежали греха и искушения плоти. Вы разрешаете, господин?

Барон нахмурился. Новая задержка. Он сгорал от нетерпения насладиться этой маленькой черноволосой девушкой, но…

– Разрешаю! – рявкнул он. – Но только полчаса, не больше.

– Благодарю вас, господин, – сказал отец Антонио и увел Донати и Марию.

Через сорок пять минут, когда барон Рудольф в ярости ворвался в дом священника, он обнаружил отца Антонио одного за чтением иллюстрированной рукописи Священного Писания.

– Ты сказал – полчаса, – прогремел Рудольф. – Прошло уже гораздо больше!

И только тут он понял, что священник один.

– Где они? – взревел он. – Ты помог им бежать, ты знал…

– Что я знал, господин? – вкрадчиво спросил священник.

– Неважно! Где они?

– Уехали, конечно, – сказал отец Антонио. – Я ведь просил у господина только полчаса. Как вы сказали, господин, прошло уже больше. Они молоды, влюблены друг в друга и ищут уединения. Теперь, когда их любовь освящена церковью во славу Господа нашего, я не видел причин задерживать их. Господин, конечно, разрешил им удалиться?

– Нет! – заревел Рудольф. – Я не разрешал! Ты глупец! Слепой, лицемерный глупец! Или… Это ты? Если ты замешан в их бегстве, я…

– Я глупец, – невозмутимо сказал отец Антонио. – Оставим это так, господин. Ибо или я глупец, не замечающий ужасную греховность великих мира сего, или мой господин стоит перед опасностью отлучения от церкви и потери своей бессмертной души. Я думаю, моя Глупость – достаточное основание, чтобы покончить с этим делом…

– Покончить? – фыркнул барон. – Никогда!

Он выбежал из дома священника во внутренний двор. И спустя мгновение отец Антонио услышал его рев:

– К оружию! К оружию! Ганс! Карл! Отто! Уолдо! Генрих! За ними! Они не могли уйти пешком далеко… Что? Мулы? О, этот проклятый священник! Я его… Вперед, вы, лентяи! В погоню!

В доме священника отец Антонио склонил голову.

– Боже, дай им достаточно времени, чтобы скрыться, – прошептал он. – Святая Богоматерь, сохрани их, они так молоды… так молоды…

Когда они добрались под укрытие деревьев, уши Донати пылали от прощальных напутствий стражи. Бедняжка Мария чуть не плакала от стыда. Грубые солдаты желали им удачи, сопровождая эти пожелания советами столь откровенными, что даже слушать их было грешно. Кроме того, она была вне себя от страха. Если их сейчас схватят, Донати наверняка убьют. Что касается ее – она старалась не думать об этом. Этого нельзя было допустить даже в мыслях.

В лесу Донати направил мулов к ручью и заставил войти в воду. Так они проехали несколько лье по ручью, следуя каждому его извиву. Отец Антонио был младшим сыном знатного господина до того, как постригся. Он хорошо знал обычаи охотников.

– Когда мы едем по ручью, – объяснял Донати молодой жене, – собаки не могут взять наш след. Но есть одна задача, которую мы должны решить. На следующем изгибе мы должны уйти в сторону от ручья и дальше ехать по холмам. Там скалистая местность, где звери не оставляют следов, а сразу же за холмами мы окажемся в Анноне, владении Алессандро, графа Синискола. Там даже барон не посмеет нас преследовать…

– Но, дорогой мой муж, – всхлипнула Мария, – я боюсь высоты. Почему мы должны уйти в сторону от ручья? Если собаки не могут взять наш след…

– Те, кто гонится за нами, увидят наши следы, отыскивая то место, где мы выйдем из ручья. Но, когда мы окажемся на холмах, мы можем не ехать главной дорогой. Это будет нелегкая скачка, птичка моя, но зато ты будешь в безопасности. А это главное…

– А ты? – прошептала Мария. – Это тоже главное, дорогой мой муж. Я не хочу быть в безопасности без тебя…

Они лежали, припав к земле, на высоком обрыве и смотрели вниз. Там как лента извивалась среди серых холмов тропа. Они уже некоторое время слышали лай собак, и каждый раз он звучал все громче.

Футах в пятидесяти от них тропа поворачивала, но они не оставили там своих следов. Они вообще миновали это место. Той высоты, где они сейчас находились, они достигли, пробираясь среди скал, заставляя хорошо подкованных мулов двигаться через ущелье, где любая лошадь сломала бы себе ноги. Но на это ушло много времени. Слишком много.