Продолжение следует, или Воронежские страдания

Продолжение следует, или Воронежские страдания
Фридрих Евсеевич Незнанский

Возвращение Турецкого
Со странным уголовным делом столкнулся Александр Турецкий. Двое бывших партнеров «заказали» друг друга. И оба обратились к частному сыщику за помощью. Один – из Москвы, другой – из Воронежа. И Александр Борисович со своими коллегами выехал в Воронеж, где по поручению Меркулова он включился также в расследование дела об убийстве, попахивающего «грязной» политикой.

Фридрих Незнанский

Продолжение следует, или Воронежские страдания

Глава первая

Ловушка Гапона

Геннадий Александрович Охрамков, майор внутренних войск, сотрудник Главного управления исполнения наказаний, полагал, что ему крупно повезло в жизни с тестем. Ну и с женой – это, как говорится, само собой. Тамарка – баба аппетитная, сладкая, охочая до любви, но, что характерно, при этом не наглая, а скорее покладистая. Послушная и добрая. Одно сплошное удовольствие, не говоря про домашнее хозяйство, которое так и горит, так и сверкает в ее ловких руках.

А Михаил Григорьевич, ее папаша, человек хоть с виду и простой, да на поверку вышло, что и не очень. Мудрый оказался мужик и деловой. Несмотря на то что уже на пенсии, настоящей старой закалки и профессиональной хватки не растерял. Да и как ее потерять-то бывшему начальнику отдела уголовного розыска окружного управления милиции? Это ж в крови уже. Мент, сыщик – считай, диагноз на всю оставшуюся жизнь. Рабочую часть которой, служебную то есть, как все больше убеждался зятек, этот совсем еще и не старый отставной подполковник милиции прожил совсем не зря. Сумел и разобраться, и усвоить главные законы существования – те самые, что не противоречат твоим убеждениям и при этом здорово помогают жить. Хорошо жить, а не растягивать вынужденное существование до бесконечности, когда человек становится в тягость и себе, и другим.

Это ж его идея была, высказанная в доверительную минутку Генке, еще сватавшемуся тогда к Тамаре.

– Твоя служба, сынок, – делился с ним подполковник милиции Гапонов, которого сослуживцы за глаза звали Гапоном, но к тому историческому попу эта кличка отношения, разумеется, не имела, – служба, говорю, истинное золотое дно. Только надо суметь ею правильно воспользоваться. Но ничего, бог даст, сыграем свадебку, утрясем домашние заботы, тогда и подумаем о вашем с Тамарой светлом будущем. Есть у меня некоторые задумки на ваш с ней счет. Только с умом надо подходить, с умом, сынок! И жилы беречь в служебном рвении.

И свадьбу хорошую сыграли, и жизнь быстро «устаканилась»: не отпустили Гапоновы зятя из своей семьи, как его родители ни настаивали. Служанку в доме, поди, хотели заиметь бесплатную. Как же, Генка-то – из «благородной семьи», папаша – с младых ногтей по торговле шел, мамаша – по косметическим салонам. Дело, конечно, прибыльное, это не милицейская пенсия, но и полета у них нет того, вид на который сложился уже в голове старого сыщика. И Генка тут мог стать ему прямой подмогой, толковым исполнителем хитроумных замыслов. Главное ведь с этими молодыми – что? Вовремя посвятить в идею и направить на верный путь. А там ему и самому понравится. Риск – всегда был делом благородным. Но пустой риск, неоправданный, не подкрепленный соответствующим знанием предмета, никому не нужен. Другое дело, когда информация в твоих руках, как ловко сданная опытными руками колода карт, – это когда ты заранее можешь предвидеть любой ход своего соперника и сделать убойный ответный. Вот тут и риск прибыльный.

И однажды, в минуту доверительного разговора, Михаил Григорьевич посвятил Геннадия в давние свои замыслы, в которых, по правде говоря, и особого-то криминала не было, скорее, на дружеский розыгрыш похожи. Но… Вот тут-то и заключалось самое главное: хочешь ты или не хочешь, а определенная справедливость как бы восстанавливалась. Грабил? Изволь рассчитываться…

– У тебя ж, Генка, в управлении-то, через твои руки, поди, проходят сотни уголовных дел? А ты, Томка мне говорила, и в компьютерных дебрях сечешь профессионально. Вот и прикинь что-нибудь из таких старых уголовных дел, где бывшие партнеры накатили в свое время бочки друг на друга, да с «мочиловом», с длительными сроками. И кто-то уже «откинуться» должен, за кем-то длинный хвост тянется. Понимаешь? В непосредственную уголовщину с общаковскими кассами лезть не надо, но многие ведь, сам знаешь, «голуби» уходили на зону при хороших деньгах, закопанных про запас, и оставляли подельников с носом. Вот среди них – наша с тобой клиентура.

И дальше уже более популярно и доходчиво нарисовал несколько вариантов лихого «кидалова», против которого у возможного клиента не то что возражения не будет, но, напротив, он еще и сам тебя умолять станет принять поскорее его встречную просьбу.

А что, ничего, даже определенной романтикой пахнуло от такого предложения на Генку. Хоть и взрослый мужик, за тридцать уже, и удачливый в продвижении по службе, а все в душе романтикой балуется. Так понимал бывший начальник отдела уголовного розыска, которому хорошо разбираться в тонкостях психологии сама служба предначертала. А Генка, видел он, был из тех, кто легко загорается толковой авантюрной идеей, даже чуточку припахивающей опасностью. Идеей, в которой криминальную сторону всегда было так несложно оправдывать соображениями высшей, так сказать, справедливости. Нет, это вовсе и не грабеж грабителя, а именно установление высшего порядка. Каждый в конечном счете обязан получить по своим заслугам. И если лихоимцы в прокуратурах и судах творят свою «законность», то у людей, всю жизнь посвятивших борьбе с преступностью, тоже как бы вырабатываются свои взгляды и свое понимание проблем, которые никогда не будут решены до конца, то есть по полной справедливости. Хвосты-то остаются. Вот и за законом кто-то же должен иногда подчищать территорию. Никуда от этого не денешься, жизнь такова… Но вслух об этом, тем не менее, кричать не надо. Накричались уже. Иной раз высшая справедливость требует тишины.

Генка вспомнил, что при этих словах тестя засмеялся. Тот не понял, спросил, чего это он? И Генка объяснил:

– Это я по поводу твоей тишины… Получается так, что высшая справедливость требует иной раз мертвой тишины. Так-то, небось, получше? Поточнее? – его смех был искренний.

– А-а, – засмеялся и тесть. Он был доволен, что зятек все понял абсолютно правильно. Молодец парень. С ним такие дела теперь можно будет провернуть, что от одной мысли об этом у Михаила Григорьевича Гапонова прямо-таки закружилась голова…

Разговоры, к которым они время от времени возвращались, прикидывая и так и эдак, у них продолжались недолго. Геннадий, – тесть только мысленно звал зятя Генкой, а на людях – исключительно Геннадий и даже Геннадий Александрович, выказывая уважение и к человеку, и к службе, – как-то предложил Михаилу Григорьевичу отказаться от просмотра дел, завязанных на столичных судебных процессах. Лучше обратиться к регионам, благо материалов и там хватало. Но там все-таки подальше от центра, поспокойнее будет и на душе.

Вот так и всплыло не шумное, но весьма значительное для города Воронежа начала девяностых годов дело об убийстве одного из партнеров по бизнесу и долгое расследование, приведшее к пересмотру судебного решения. Оставалось проверить наличие фигурантов. Но это – при связях и сотрудника Главного управления исполнения наказаний, и бывшего достаточно авторитетного в своих кругах сыщика – стало уже делом техники. И дебютная часть шахматной партии была продумана и разыграна партнерами, как им показалось, на самом высоком профессиональном уровне.

В колонии строгого режима, расположенной в «заповедных», как шутили в управлении, мордовских лесах, подобно всем остальным имелись недовольные – и режимом, и придирками начальства, и массой всяческих нарушений – действительных и выдуманных. На них, на письма и жалобы осужденных, требовалось реагировать. А чтоб реагировать, надо досконально знать и состояние дел. Нашелся повод и для проверки в указанной колонии. И туда выехал с этой обычной в общем-то миссией майор внутренней службы Охрамков.

Мало кто из сотрудников Главного управления любил подобные командировки в земную глушь. Тяга к экзотике уже давно у большинства из них закончилась, исчерпала себя, а если еще кто и тянулся «изучать жизнь», так это понятно – по молодости. Ну и пусть, надо, надо, опыт придет с годами…

Геннадий Александрович, имея общительный и открытый характер, легко сходился с новыми людьми. И уже находясь в колонии, познакомился и быстро подружился с местным Кумом – начальником оперативно-режимной части ИТК. Тоже майор внутренней службы, чуть постарше Геннадия, мечтающий когда-нибудь вырваться на столичные просторы и… оторваться вволю. Что ж, Геннадий вполне серьезно пообещал тому собственную помощь, когда тот появится в столице в первый же свой отпуск. А у жены Охрамкова, красавицы, естественно, такие подружки, что… ох, куда там, какие еще девочки с Тверской?!

Короче говоря, перспективы для холостого майора из «заповедной глуши» определили и дальнейшую доверительность в отношениях его с командировочным москвичом, который вовсе не собирался, проводя проверку писем и жалоб осужденных, высказывать какие-либо претензии в адрес руководящего персонала колонии.

Сам собой возник разговор и о тех, кто в скором времени освобождается в связи с истечением срока наказания. Был среди них и некто Щербатенко, носивший в колонии кличку Щербатый. Только он освобождался не скоро, а уже послезавтра, тогда, когда, по странной случайности, заканчивалась и командировка Геннадия Александровича. И майор внутренней службы Охрамков, будучи человеком любознательным, не больше того, посмотрел на этого осужденного, но издалека, стараясь не привлекать к себе его внимания. Сравнил мысленно с фотографией, переснятой из тома уголовного дела, нашел сходство, отметил и различия – время-то на месте не стояло, да и жизнь оставила свои отпечатки…

С тем и уехал Геннадий Александрович из колонии, оставив у руководства самые благоприятные о себе воспоминания.

Щербатенко ехал в плацкартном вагоне, и держать его в поле зрения майору особого труда не составило. Помимо собственных знаний, он получил самые подробные инструкции от тестя, который во всяких подобных делах собаку съел. Да, кстати, Михаил Григорьевич собирался сам встретить освобожденного из колонии лично и «проводить» до места, где тот захочет остановиться. Наверняка ведь двинет в Воронеж. Вот и этот вариант надо заранее предусмотреть. Железнодорожный билет, то, другое… Вряд ли вчерашний зэк станет здорово шиковать в столице, хотя… Весь вопрос, есть ли у него средства, кроме тех, что он сумел заработать за пятнадцать лет пребывания в колонии. И если есть, то необходимо узнать, где он их хранит. Нет, узнать не на предмет грабежа, жертва сама, по идее, должна предложить хорошие деньги, чтобы изменить направление пули из ствола киллера, который взялся исполнить заказ за приличный, естественно, гонорар. Уж это должно быть понятно. Ликвидировать же опасность для твоей жизни, перевести стрелку – работа непростая, стоит дорого. Вот о чем речь. И вести эту речь придется самому «киллеру», проявившему на этот раз в высшей степени гуманный подход к судьбе своего «клиента».

То есть, можно понимать и так, что он сознательно пошел на нарушение своей профессиональной этики. Пошел, рискуя, в определенной степени, своей жизнью. Отсюда и соответствующий гонорар.

Со своей стороны, и Михаил Григорьевич трезво отдавал себе отчет, как это хорошо и правильно, когда действуют профессионалы, а не «любители», которых он на дух не принимал. «Профи» не прокалываются в деталях, в мелочах. Действуют четко и всегда заранее намечают пути для срочного отхода, если таковой потребуется. В этом смысле учить Михаила Григорьевича, да, в общем, и Геннадия Александровича, несмотря на относительную молодость последнего, не надо было. Они быстро настроились на волну друг друга и действовали как единый организм. Да, впрочем, так оно и было на самом деле. Вовсе еще и не старик, Гапонов с удовольствием называл Генку сынком, радуясь, что любимая дочь привела к ним в семью такого молодца. Умница, идеи на лету ухватывает, решительный и трезво глядящий на некоторые жизненные перипетии, не всегда соответствующие, как говорится, известным заповедям. Ну и что, не всем, значит, дано, – только и всего…

А клиент действовал так, будто загодя был знаком с планами, которые неизвестные еще ему люди строили относительно его дальнейшей судьбы. Он поселился в одиночном недорогом номере гостиницы возле бывшей ВДНХ – наверное, по старой еще памяти.

Тут была еще одна деталь, на которую Щербатенко как-то сразу не обратил внимания. Пока он ожидал у стойки администраторши, пышнотелой дамочки, размышляя о том, что ее было бы совсем неплохо пригласить к себе вечерком в номер, та с кем-то разговаривала по телефону, при этом несколько раз бросив пытливый взгляд на мужчину, стоявшего возле ее окошка. А затем, положив трубку, быстро оформила Щербатенко проживание, не задавая лишних вопросов. И проводила его долгим взглядом, когда тот отправился к лифту.

Действительно, а как могла возражать администраторша, если ей позвонил «ответственный товарищ» и, сославшись на куратора гостиницы, указал, в каком номере она должна поселить приезжего, только что выпущенного из колонии в связи с окончанием срока его осуждения и необходимостью установления за ним, во время его краткого пребывания в Москве, плотного наблюдения? Впервые, что ли? Она и сделала, как ей было указано. Освободив и соседний номер – для «технических нужд».

В конце вечера, когда в моральном смысле каждый человек готовится к спокойному сну, не отягощенному угрызениями совести, в дверь к Щербатенко постучали. Постоялец решил, что это, наверное, горничная, и крикнул: «Открыто, заходите!»

Но вошла не средних лет женщина с хитрым, словно у лисицы, выражением лица, которая и вселяла его сегодня сюда, а относительно молодой человек – выше среднего роста, неприметный такой шатен с темными усиками. И одет он был так, что и захочешь – не запомнишь сразу: серые брюки, песочного цвета куртка. Все как бы ускользающее от внимания. Кого-то он отдаленно напоминал Николаю Матвеевичу, но, хоть убей, не мог вспомнить, кого конкретно. Единственное, что более-менее определенно мелькнуло в голове, – видел недавно. Но где? Ну не в колонии же… В дороге? Может быть. Или уже здесь, в гостинице?.. И поэтому он немедленно почувствовал, как от незнакомца будто пахнуло на него ощутимым ветерком серьезной опасности. И напрягся.

Опыт полутора десятков лет непрерывного существования в колонии строгого режима не канул бесследно в день освобождения, и Щербатенко не то чтобы закалился в специфической атмосфере места «заключения и исправления», но сделался навсегда осторожным и недоверчивым – привычная форма поведения осужденного среди себе подобных.

Между тем незнакомец поздоровался легким кивком, не протягивая руки, и, не спросив разрешения, отодвинул от стола стул и сел.

– Можете расслабиться, Николай Матвеевич, – он слегка усмехнулся, – я к вам по делу и, значит, прямой опасности для вас пока не представляю.

– Пока? – переспросил хриплым голосом Щербатенко. – А вы кто?

– Сейчас я вам все объясню… Вам, естественно, известен некто Георгий Витальевич Корженецкий?

– Ну, – коротко и нетерпеливо отреагировал Щербатенко.

– Собственно, я к вам – от него. Правильнее сказать, не по его просьбе, а скорее вопреки нашей с ним договоренности. Короче, Корж нанял меня. Для какой цели, вам и без долгих объяснений должно быть понятно. Я полагаю, что ему не нужно, чтобы вы появились, как угрожающая тень из его прошлого… – Незнакомец чуть раздвинул губы в ухмылке. – В условия нашего с ним договора входит, во-первых, ликвидация представляющего для него прямую опасность объекта и, во-вторых, предъявление соответствующих доказательств исполнения заказа. Сумма аванса для вас, Николай Матвеевич, в настоящий момент роли не играет. Так я понимаю. Вот в этой связи я и решил навестить вас, если вы не возражаете…

Щербатенко, даже если бы и очень хотел, возражать все равно не смог бы. Он лихорадочно думал о том, почему этот убийца так запросто пришел? Он что, решил поторговаться? У него есть свое, встречное предложение? Или он просто тянет время, наслаждаясь беспомощностью своей жертвы?.. И еще одна, возможно, совсем нелепая, мысль сверлила мозг: «Зачем это Жорке?! Ему что, все еще мало?» Да кончилось же все, ушел поезд! И вдруг дошло: он же никогда, оказывается, толком и не знал Коржа! А теперь – тем более, столько лет прошло! Ну, вампир ненасытный!.. И прислал этого… небось, и ствол с длинным глушителем – в кармане, куртка-то просторная, чего хочешь спрятать можно.

И посетитель разгадал мысли «клиента».

– У меня при себе нет инструмента, – снисходительным тоном заявил он. – Я сейчас не на работе. Мы решили договориться с вами. Если вы пожелаете пойти нам навстречу. Поэтому я и пришел. Обычно я так не делаю, но сейчас… впрочем, это отдельный разговор.

– Значит, у вас есть предложение? – Щербатенко, кажется, совсем уже охрип, с трудом выдавил из горла эту короткую фразу.

– Да. Выпейте воды, – мягко посоветовал убийца. – У вас в горле пересохло. А у меня действительно есть к вам, Николай Матвеевич, предложение. Другими словами, я пришел к вам с миром, а не с мечом, – он снова улыбнулся, уже шире и как бы доверительнее.

– Хорошо…

Щербатенко поднялся с кровати, на которой сидел в момент прихода незнакомца, и подошел к столу. Налил из желтоватого от времени графина воды в стакан, выпил и тоже присел к столу, напротив. И графин подвинул поближе к себе, так, показалось ему, будет удобнее следить за убийцей, если тот захочет выхватить из внутреннего кармана пистолет и передернуть затвор – взведенную «волыну» никто ж в кармане не носит. Можно будет еще и побороться. Графин-то тяжелый. И кто первый, еще неизвестно…

Видел Щербатенко, что убийца молод и достаточно силен, однако и себя не держал за слабака. Многолетний тяжелый физический труд и необходимость держать себя в постоянной готовности встретить любое нападение по-своему его закалили. Так что еще посмотрим, кто кого, решил он. Да и потом любая попытка «выполнить заказ» не обойдется теперь без шума, грохота, опрокидывания мебели, криков, а убийца на это не пойдет. Уже легче…