От сладких мечтаний Баркова отвлек телефонный звонок.
– Да. Да. Конечно, готово, – покивал невидимому собеседнику секретарь турнира. – Как и обещал. Отправить факсом? Когда заедет, минут через тридцать пять – сорок? Хорошо, я дождусь.
Положив трубку, Андрей Макарович поразмыслил секунду и снова придвинул к себе клавиатуру. Большее число печатных знаков гарантировало увеличение гонорара.
«…В кубок Российского теннисного тура (РТТ) включены 10 турниров, которые в течение года проводятся в различных городах России, – это международные турниры и турниры 2-й и 3-й категорий.
Участники нынешних соревнований получат рейтинговые очки РТТ и, кроме того, заработают кубковые очки. В финал кубка РТТ, который будет проводиться в октябре в Тольятти, попадут 16 участников, набравших наибольшее количество очков.
На турнир в Москву приехали сильнейшие и перспективные юные спортсмены. Они совершенно не по-детски, а как настоящие взрослые спортсмены бьются зато, чтобы попасть в финал…»
Глава 6 СЛЕДСТВИЯ
«…Встречался с Вадимом. Его стукач – бомж Никита – наконец-то втерся в доверие к Старику.
На днях основательно его напоил и вызвал на разговор о старых «подвигах». Все сходится. Старик, вроде бы отошедший от дел, рассказал, что Центр брали вчетвером: он, Косой, Толстый и их кум.
Милиционера, по его словам, убил кум.
Вчетвером же убивали отца и искали бумаги. Пытали Косой и Толстый. Старик называет их братками. Уточнить, что имеется в виду – их принадлежность к криминальному миру или они действительно братья?
Необходимо снова связаться с Черешевым, он должен знать эти погоняла. Значит, весьма вероятно, узнаем и кума. Очень может быть, что Вадим прав и это, как предполагали его сослуживцы, бывший полковник С.
Кроме того, Старик назвал заказчиков. Не впрямую: сказал, просили очень богатые люди. Знал их по именам, называемым С, – Ромики Робик. Один точно Роман. Второй, вероятно, Роберт. Нефтяные нувориши вычисляются однозначно. Старик может быть таким необходимым свидетелем.
Нужно, чтобы Вадим еще разок заслал своего бомжа к Старику. Нужны фамилии. Вдруг все-таки вспомнит. Или какие-нибудь детали, позволяющие утверждать о преступлениях Г. и А. наверняка.
Ну и уточнит связь С. со Стариком и братками – это на мне. В понедельник поеду в прокуратуру к Ч.
Заезжал Паша – помянуть дедушку. Я ввел его в курс последних событий. Он поражен, но держится. Показал ему сейф и назвал шифр. В случае чего он будет иметь доступ к материалам и продолжит дело».
Академик закрыл толстую тетрадь с обложкой, еще старинной, коленкоровой, разлинованную под геолого-разведочный дневник, невесть откуда взявшуюся под рукой в тот самый момент, когда после рассказа Афанасьева он дал себе клятву разыскать и наказать убийц отца. С тех пор тетрадка распухла от записей. Все, что могло пролить свет на преступление, которое органы давно отложили в долгий ящик, приостановив дело «ввиду нерозыска обвиняемых» (для Шарова подобная ситуация представлялась оксюмороном. Розыск прекратили ввиду нерозыска. Они бы еще жрать перестали ввиду отсутствия колбасы в холодильнике!), аккуратно заносилось в «следственный дневник».
Нет, Шаров не был академиком сыскных наук. Он даже не был частным детективом.
Василий Павлович был заведующим кафедрой во всемирно известном Губкинском институте, который нынче именовался Университетом нефти и газа.
В официальных документах одно лишь перечисление его регалий занимало полторы страницы.
Доктор технических наук, профессор, академик Международной академии информатизации и почетный академик Российской академии естественных наук.
Председатель специализированного Совета по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора технических наук по специальности «Строительство и эксплуатация нефтегазопроводов, баз и хранилищ», член секции «Диагностика оборудования объектов газовой промышленности» НТС ОАО «ГАЗПРОМ», член президиума учебно-методического объединения нефтегазовых вузов страны, член Ученого совета университета, член оргкомитета международного тематического семинара «Диагностика оборудования и трубопроводов», член редколлегии журнала «Нефть и газ. Известия высших учебных заведений».
Автор трех изобретений; около двухсот научных трудов (часть работ опубликована в Англии, Франции и Болгарии); автор семи монографий и пяти учебников, посвященных вопросам энергетики транспорта природных газов, термодинамики и теплопередачи в технологических процессах нефтяной и газовой промышленности.
Заслуженный деятель науки Российской Федерации, дважды лауреат премии имени академика И. М. Губкина, лауреат международной премии имени академика Э. В. Евреинова, отличник нефтяной промышленности, почетный работник газовой промышленности, ветеран газовой промышленности, почетный работник высшего образования, награжден орденом Дружбы, тремя медалями, знаком Минвуза «За отличные успехи в работе», двумя золотыми и одной серебряной медалями ВДНХ СССР.
И прочая, прочая, прочая…
Впечатляет, не правда ли? Или вам кажется, что один человек не может обладать всеми этими титулами? Поверьте, может.
Но все эти научные степени и звания свидетельствовали только об одном: голова на плечах у академика была не только для ношения шляпы. Этой головой он думал, и думал весьма неплохо. В последние годы зачастую этот мощный мыслительный процесс был направлен на раскрытие преступления девятилетней давности. И дело, похоже, двигалось к концу…
Василий Павлович похлопал ладонью по обложке тетради, встал из-за стола, подошел к длинным книжным полкам, вмонтированным намертво в бетонную стену, и аккуратно снял несколько толстых пыльных книг. Затем нагнулся к торшеру на журнальном столике и особым образом повернул абажур. После этого легко вынул полку из стены, открывая доступ к небольшой дверце сейфа. Вставил ключ и набрал код.
Когда-то за этой дверцей хранились документы, которые отец, несмотря на пытки, так и не выдал преступникам. Да только его жертва, похоже, оказалась напрасной, судя по тому положению, которое бывшие «комсомольцы» теперь занимают. Ну ничего. Найдется и на старуху проруха…
Положив дневник с ходом личного следствия в пустующий ныне металлический ящик, Шаров закрыл дверцу, задвинул полку и поставил на место книги, ухитрившись даже не стряхнуть с них пыль. Вернул на место абажур торшера. Все теперь выглядело так, будто книжки на полке не трогались годами. Человек несведущий не мог бы даже предположить, что в стене за фолиантами прячется тайник.
Академик отдернул штору и прислонился лбом к прохладному стеклу. Внизу сверкала огнями ночная Москва. На пороге зимы темнело рано, но на Новом Арбате было светло как днем. Рестораны и казино манили прохожих яркой жизнью. И те бабочками летели на огонь…
Василий Павлович помнил этот район совершенно другим.
До середины шестидесятых годов прошлого столетия Арбат в бурно разраставшейся столице являлся островком, где по ряду причин с тридцатых годов XX века практически не велось новое строительство и даже обычный ремонт производился весьма скупо. Именно поэтому здесь долго сохранялись в первозданном виде классические особняки и городские усадьбы, выстроенные еще после московского пожара 1812 года. В одном из таких особняков жила семья академика Шарова-старшего. Заслуженный геолог СССР, открывший множество месторождений нефти и газа в Сибири и Средней Азии, обладатель перечня регалий, вдвое превышающий нынешний сыновний список, жил весьма скромно, занимая флигель дома Виельгорского на Собачьей площадке. А у знаменитого фонтана юный Вася вместе с соседскими пацанами игрался в «чижика» и учился курить, набивая в свернутые из газеты папироски сушеные листья смородины, растущей во дворах.
Понесла, однако же, в то время нелегкая нашего «генерального» на Кубу, где он впервые увидел небоскребы американской постройки. Был поражен и раздосадован тем, что в строительстве мы отстаем. А вернувшись, повелел, как обычно, догнать и перегнать. Придворные архитекторы ретиво склонились над картой образцового коммунистического города. И от Кутафьей башни до набережной Москвы-реки через дворики Арбата протянулась ровная линия высоток министерств и ведомств, символизировавших величие новой советской бюрократии. А историческое наследие разве было когда-нибудь помехой для капризов власть имущих? Вот и дом пушкинского друга, у которого поэт останавливался во время визитов в Москву, оказался лишним…