Когда он проснется

Я делал ударение на каждом «вы».

Костя смерил меня взглядом из-под стекол и произнес:

— Если вам так нравится, можете и на «ты». Просто я не люблю, когда без моего разрешения фамильярность проявляют.

Колючий мальчишка. Он мне, видите ли, «разрешил». Ну что же, придется терпеть его закидоны, ничего не попишешь.

— Итак, Костя, я тебя прошу отвечать четко, быстро и ясно. Как это было. По возможности в деталях.

— Ничего особенного. Мы вышли из ворот, постояли на остановке. Я сел в автобус. Тут остановилась машина, из нее вышли двое, схватили ее под локти и затащили в машину.

— Как они выглядели?

Костя пожал плечами:

— Обыкновенно. Спортивные штаны, кожаные куртки. На головах меховые шапки.

— Какие-то особые приметы?

Костя покачал головой.

— А ты что делал в этот момент?

— Я увидел, что Олю затаскивают в машину, ну и бросился к ней. Но не успел.

— Машину описать можешь?

Костя кивнул.

— А номер? Хотя бы приблизительно, — спросил я без особой надежды.

Костя почему-то тяжело вздохнул и произнес:

— Почему приблизительно? У меня очень хорошая память. Я помню номер.

Вот это свидетель!

— А куда мы едем? — поинтересовался Костя.

— Мы, Костя, едем к человеку, который поможет нам найти Олю.

— Да-а? — недоверчиво протянул Костя.

Я не мешкая вынул из кармана мобильник и набрал номер Грязнова:

— Алло, Слава?.. Есть дело… Да, срочное… Да, очень… Нет, встретиться лучше не на Петровке… Еду к тебе.

Через полчаса всем постам ГИБДД была разослана ориентировка, в которой приказывалось под благовидным предлогом задержать темно-вишневую «девятку», номерной знак «н976в RUS». Костя оказался действительно ценным свидетелем.

А на следующее утро в Генеральной прокуратуре под грифом «Совершенно секретно» было возбуждено уголовное дело о похищении гражданки Мартемьяновой Ольги Валерьевны. Расследование было поручено Александру Борисовичу Турецкому.

5

Поздним зимним вечером деревня казалась безлюдной, словно вымершей. Черные силуэты изб навевали воспоминания о «Вечерах на хуторе близ Диканьки». Нигде никого. Только лай собак, разносившийся далеко в морозном воздухе, оживлял окрестности.

Над лесом на фоне иссиня-черного неба белела крупными каплями звездная россыпь.

— Какая красота! — вдыхая полной грудью чистый морозный воздух, сказал чубастый Богдан, выпрыгивая из машины и потягиваясь. — Звезды-то, звезды какие! Как груши…

Гораздо менее поэтично настроенный Михась молча направился к багажнику, открыл его и стал выбрасывать на снег коробки.

— Помоги, — буркнул он Леве.

Богдан все еще любовался пейзажем.

Дом, возле которого остановился «ниссан», стоял на горке. Внизу перед Богданом редкими огнями, как пунктиром, обрисовалось человеческое жилье: то ли большая деревня с бестолково раскиданными по холмам, далеко стоящими друг от друга домами, то ли несколько мелких деревень… Даже в темноте было видно, что дома внизу бедные, обычные деревенские дворы с покосившимися заборами, налепленными друг на друга дощатыми сараюшками. В стороне особняком за высоким забором высились три кирпичных особняка зажиточных московских дачников. Огней в них не было.

— Да, все-таки русская деревня скучная, — сделал вывод Богдан, озираясь по сторонам. — Ни хозяйства, ни сада. Земли вон сколько пропадает, голое поле до самого леса, хоть бы яблоню посадили, березу, так нет… Столбы одни, и те вкривь и вкось. А сараюшки-то, сараюшки! Покосившиеся, кривые, вот-вот завалятся! Нет чтобы каменные построить! Вот у меня в деревне дом, так я машину кубика пригнал, сарай отстроил — любо-дорого глядеть. И перед людьми не стыдно, и самому приятно.

— У них там сломанный трактор украшает пейзаж, — кряхтя, отозвался Лева.

Он тащил девушку под руки из багажника.

— Помоги-ка, чего рот разинул.

Богдан печально вздохнул и вернулся к работе. Он подхватил девушку за ноги.

— Еще раз предупреждаю, — сказал Лева, пока они вдвоем несли девушку от машины к воротам дома. — Бабуля моя того, немного с приветом, но не всегда, а только порой на нее находит. Будет вас чужими именами называть, бред всякий нести, не пугайтесь. Я ее с Украины несколько лет назад вывез. Она еще немецкую оккупацию пережила, так, видать, с тех пор у нее в голове что-то подвинулось не туда. Так что имейте в виду…

Михась открыл калитку. Лева и Богдан внесли девушку во двор дома и, увязая по колено в глубоком снегу, медленно стали пробираться к веранде.

— Как же твоя бабка одна тут живет? — удивился Богдан.

— А что, она самостоятельная, хоть и из ума выжила давно. Вся округа к ней за самогонкой бегает. И потом, она не одна живет, с ней дядька, ее сын, только он на месяц лег в больницу. Теперь пока вы тут с ней будете, потом я. В принципе делать ничего не надо, газовая колонка стоит, так что печки не топятся, а вот воды из колодца натаскать, в магазин сбегать, снег почистить — это надо… Уф, сгружай ее.

Лева опустил девушку прямо в сугроб перед дверью веранды.

— Надо ключ найти.

Он пошарил рукой в водосточной трубе и вытащил ключ от дома.

— Свет горит, — сказал Богдан, пытаясь заглянуть через заиндевевшее окно и посмотреть, что происходит внутри дома. — Кажется, телевизор смотрят.

Лева отпер дверь. Девушку втащили на веранду.

— Показывай, хозяин, куда ее? А то бабка сейчас увидит.

— Если она и увидит, то все равно не поймет, что происходит, и забудет через пять минут.