Сенсация по заказу

– Мне бы не хотелось, Александр Борисович, чтобы у вас сложилось обо мне превратное мнение.

Турецкий снова пожал плечами: дескать, как можно?!

– Поэтому я все-таки сам объясню вам эту ситуацию. Я познакомился со Шляпниковым во время отдыха. Мы встретились в Сочи в ресторане гостиницы «Дагомыс». Визуально прежде знакомы были, но не более того. И как-то быстро, по-свойски, сошлись. Оказалось, мы оба яхтсмены. Но если я в этот раз отдыхал традиционным, пассивным, так сказать, образом, в гостинице и с супругой, то Шляпников как раз собирался пройтись на яхте. И уговорил нас составить ему компанию. Он тоже был с женой. Яхта у него потрясающая. Ну он очень богатый человек, может себе позволить. В общем, отдохнули мы превосходно – дней пять или шесть вместе провели, потом у меня отпуск кончился. И мы с женой улетели в Москву. Шляпников тоже собирался через несколько дней. То есть не просто собирался, а и прилетел – через два дня после меня…

Турецкий кивнул, что можно было расценить двояко: он знает или он понимает. И то, и другое – проявление лояльности к боссу. Пардон, к Большому Боссу. Турецкий вспомнил, как Шляпников, чему-то непонятно улыбаясь, говорил, что может предоставить свидетелей своего недавнего отдыха. Вот о каком свидетеле он говорил.

Генеральный, однако же, замолчал. Пауза была так длинна, что это стало выглядеть даже неприлично. Но Турецкого, опытного (среди прочих ипостасей) кабинетного работника, она не тяготила. Напротив, он был заинтригован. По его мнению, вся преамбула с минеральной водой, с галстуком, с банальным описанием курортной жизни была прямая дорога в никуда. Что, собственно, генеральный хочет ему сказать? На часы Турецкий не смотрел, внутренний хронометр и так работал безукоризненно – Турецкий знал, что Кудрявцев молчит уже больше трех минут.

Ну и ладно. Состояние Александра Борисовича сейчас можно было назвать приятно расслабленным. Как сказал Черчилль, если тебе приходится идти через ад, иди до конца.

Наконец генеральный заговорил, и то, что он сказал, было сколь предсказуемым, столько же и невозможным.

– Александр Борисович, – сказал он, – не буду ходить вокруг да около…

Однако, подумал Турецкий.

– …Шляпников и я… Я обязан ему жизнью. Дело в том, что он спас мою жену. В тот последний день, когда мы были на его яхте. Она тонула. И Герман ее вытащил. А я в это время тупо спал, представляете? Перебрал накануне и отсыпался. Лиля рано утром вышла подышать. Соскользнула, да еще головой о борт ударилась. Потеряла сознание, захлебнулась и стала тонуть. Сразу воды наглоталась и даже кричать не могла, бедняжка. К счастью, каким-то чудом это заметила Лариса… – Кудрявцев заметил вопросительный взгляд своего помощника: – Лариса – это жена Германа. Она его разбудила. Он прыгнул в воду и каким-то чудом Лилю спас… – Кудрявцев помолчал. Налил себе еще воды, но пить не стал. – А я бы, наверно, и не смог ее вытащить. Я ныряю плохо. Откровенно говоря, вообще не могу. С легкими проблема. Вот такой яхтсмен…

И снова пауза.

Турецкий некстати вспомнил анекдот. «Вася, что ж ты не спас жену, когда она тонула?» – «А я знал, что она тонет?! Орала как обычно…»

Действительно некстати. Жену Кудрявцева он видел пару раз. Это была близорукая и довольно милая женщина.

Кудрявцев выдохнул и все-таки выпил воды. Очевидно, этот рассказ дался ему непросто. Интересно, в курсе ли Меркулов?

– Поэтому, Александр Борисович, то, что вы сделаете для Шляпникова, будет личным одолжением для меня. Понимаете? Я лично прошу вас помочь решить его проблему, несмотря на то что это происходит неофициальным образом. Разумеется, неволить я вас не могу, но…

Турецкий поднял правую руку ладонью вперед, объясняя этим жестом все: не надо больше слов.

– Спасибо, – сказал генеральный с чувством. Он надел галстук, подтянул узел и продолжил совсем другим, будничным и даже слегка брюзжащим тоном: – Вернемся к текучке. Что с делом Белова?

Турецкий тоже рад был переключиться. Он тезисно изложил.

– Какова ваша версия? – деловито осведомился генеральный.

Начинается, подумал Турецкий. Дня же не прошло.

– Она… очень рабочая.

– Естественно. Была бы она другой, мы уже передали бы дело в суд.

– Владимир Михайлович, не прессингуйте, – скривился Турецкий. – Я же не халтурю и ничем другим сейчас не занимаюсь. Дело только-только реанимировали.

– Вы уже встречались с его семьей, были на месте преступления?

– Семьи у него нет, на месте преступления я был, – вдохновенно соврал Турецкий.

– Ладно, будет хорошая версия, ознакомьте меня.

– Обязательно. Владимир Михайлович, боюсь, хлопот будет много, в Лемеж ездить регулярно, свидетелей разных тьма… Мне нужен помощник. Есть следователь, который уже занимался этим делом, – из областной прокуратуры. Генеральный хмыкнул:

– Тот самый, который представил дело как самоубийство? Зачем он вам?

– Он только собирал сведения, а заключение сделал прокурор. Очень смышленый парень. И уже в теме. Пригодится. Давайте запросим, чтобы его откомандировали?

– Чего только для вас не сделаешь, Александр Борисович, исключительно из личной симпатии.

– Так ведь все мы так и работаем, – не сдержался наконец Турецкий. – Исключительно из личной симпатии.

Генеральный посмотрел на него удивленно, но промолчал.

Все-таки начальники – парадоксальные люди, думал Турецкий, выходя из кабинета Кудрявцева. Да и люди ли они вообще? Может, инопланетяне? Когда нужны дополнительные усилия для них персонально, это воспринимается в порядке вещей, а вот когда то же самое требуется для дела, решение вопроса преподносится как большое одолжение.

В коридоре возле собственного кабинета Турецкого ждал курьер из областной прокуратуры. Он привез материалы дела об убийстве профессора Белова.

Машину Денис оставил сразу, как въехал на территорию участка Шляпникова. Решил пройтись пешком и все увидеть своими глазами. Сил и времени на это ушло немало – территория была огромна.

Денис шел по длинной дорожке, стараясь разглядеть как можно больше. Впечатляюще выглядел сад с подстриженными кустами. По обеим сторонам стояли огромные деревья, подстриженные так, что они имели вид самых разнообразных и невообразимых вещей – бутылок, стульев, башмаков, даже людей. Одно было даже в виде пачки с выдвинутыми сигаретами!

В другом месте Денис увидел расставленные на лужайке гигантские шахматные фигуры – тоже деревья. Садовник здесь был просто волшебником. Или это скульптор? Или парикмахер?! Что особенно замечательно, шахматный комплект был полный – короли, ферзи, слоны, кони, ладьи и пешки стояли в начальной позиции, готовые к игре.

Впрочем, чем ближе к дому, тем меньше было сюрпризов.

Группы елей пламенели подобно холодным факелам. Обогнув их (десять минут ходьбы, не меньше!), Денис увидел сам огромный серый дом и обширный передний двор, окруженный высокой стеной с парапетом и небольшими павильонами с колоннами по внешним углам. Этот особняк, подумал Денис, можно, наверное, увидеть из космоса невооруженным глазом. К дому вел лестничный марш шириной не меньше двадцати метров.

Дверь открыла молодая женщина, вероятно прислуга, которая провела его в бильярдную на втором этаже.

– Герман Васильевич, – объяснила она, – сейчас занят, говорит по телефону, он подойдет к вам примерно через четверть часа.

Шляпников, однако, уже ждал Дениса в бильярдной, видимо, разговор оказался короче, чем предполагался. В руке у него был бильярдный кий.

– Я беседовал со своей бывшей женой, – объяснил Шляпников, – пытался аккуратно, ничего ей не рассказывая, выяснить, все ли у них с дочерьми в порядке?

– А они сейчас где?

– В Германии. Пить хотите, Денис? Жарко сегодня.

– Минеральной воды, если можно. Шляпников приобнял женщину за плечи и поцеловал.

– Дорогая, принеси нам, пожалуйста, «перье».

Это не прислуга, это жена, только теперь сообразил Денис и отругал себя за ненаблюдательность. Плохо. Потеря формы. Как раз сейчас, когда потребуется максимум внимания и концентрации.

– Искренне восхищен вашими деревьями, Герман Васильевич!

Вошла Лариса, услышала последние слова и благодарно улыбнулась. А Шляпников, Денис заметил это краем глаза, едва заметно поморщился.