Лекарство для покойника

Раструба. Ну да? А с виду не скажешь.

Турецкий. В этом весь фокус.

Раструба. Ну ладно, скажу. Мы играли в карты.

Турецкий. Это во время дежурства-то?

Раструба. А что такого? Это в порядке вещей, ничему не мешает. И Леонид Георгиевич знал и ничего против не имел. Иногда даже сам к нам подсаживался.

Турецкий. А во что играли-то?

Раструба. В покер. Это Дмитрия вообще-то увлечение. Его немец научил, Карлович то есть. А уж он — всех остальных. Ну и пошло. Ужасно заразительная вещь.

Турецкий. И что, кто-то жульничал, почему они поссорились?

Раструба. Да не ссорился никто, это перебор вышел. Просто я спасовал, а у Дмитрия с Кнышем оказались одинаковые комбинации. У обоих по две пары. Только у одного — две десятки и два короля, а у другого — две девятки и два туза. Вот они чуть друг друга не перегрызли, у кого старше. Но я бы, конечно, с Трофимовым из-за десяти баксов сильно спорить не стал. У него родственник знаете кто?

Турецкий. Догадываюсь.

Раструба. Ну да, вам ли не знать.

Турецкий. Так чем все закончилось?

Раструба. Да ничем. Я их еле-еле уговорил разделить поровну деньги, которые я проиграл. Надулись друг на друга и не разговаривали до утра, пока Катя Леонида Георгиевича не нашла. С дыркой в голове. Тут уж не до обид стало.

Турецкий. Вы уверены, что на этом все закончилось? И что между ними не было размолвок прежде?

Раструба. Слушайте, ну они же не красны девицы, в конце концов! Могли и поспорить и послать друг друга, но все профессионалы и знают, что дело — прежде всего. И потом, разве проработали бы они вместе полтора года, если б что-то было не так?!

Начальник МУРа Грязнов. Москва. 24 августа, 18.50

— Ты мне не вопросы задавай, а скажи, что сам про эту песню думаешь? — Грязнов обращался к единственному человеку в его кабинете — Володе Софрину.

— А что тут думать? — сам себя риторически вопросил Софрин. — Если информация Призера — это не липа, вполне возможно, что любителя азартных игр Гукка уже опустили с камнем на шее в воду. Поди его теперь ищи.

— А если липа? — начальник МУРа хитро сощурился на подчиненного.

— Ну, тогда... он нам ее зачем-то подсунул, — сообразил Софрин. И несколько испугался.

— Вот именно! — Грязнов поднял вверх указательный палец. — Надеюсь, ты и сам сообразил, что за фрукт этот принц Карамышев.

— Да уж. Мягко стелет, да жестко спать, — сказал Софрин и, хотя совершенно не хотел пить, налил из графина стакан воды и выпил в два глотка. Неприятное ощущение, будто побывал в норе у гремучей змеи, еще не прошло. — И эти подручные его, те еще субчики.

— Какие подручные?

— Шум и Али. Странные клички.

— Это не клички. У вас, гражданин оперуполномоченный, слабая тактико-специальная подготовка. А московский криминальный мир нужно знать наизусть!

— Как же это не клички, — обиделся Софрин, — когда я слышал, что они так друг друга называли?!

— Это часть кличек. Шум — значит Шумахер. А Шумахер — Артем Падловский, личный шофер Призера, водила «без тормозов». А Али — это Али-Баба, или — Альберт Ушкин, просто амбал, то бишь телохранитель шефа. Усек? Но это все детали. Теперь о главном. — В любом случае, — подвел итог Грязнов, — сбрасывать со счетов ничего нельзя. А это значит, что у нас появилась еще одна версия, а с ней и больше работы. Надо отрабатывать все варианты: и с бегством, и с убийством старика.

Софрин заерзал на стуле.

— Так мне...

Грязнов его перебил:

— Что тебе дальше...

А его перебил телефон. Звонок был явно междугородный.

Виктор Гукк. Протокол допроса свидетеля гр-на Гукка В. Крым, Гурзуф. 24 августа, 16.30 — 17.15

Турецкий. Где вы были в ночь на 19 августа?

В. Гукк. В гостинице «Ялта».

Турецкий. И вы сможете это доказать?

В. Гукк. Полагаю, что да.

Турецкий. Тогда сосредоточьте свои усилия на временном интервале от трех часов до половины пятого. Кто может подтвердить ваше присутствие там?

В. Гукк. Я же снял номер. Значит, администратор.

Турецкий. Во сколько вы сняли номер?

В. Гукк. Пожалуй, в половине двенадцатого.

Турецкий. В таком случае это ничего вам не дает — вы могли снять номер, а потом легко вернуться в Гурзуф, войти в комнату Богачева, когда он спал, и застрелить его.

В. Гукк. Что?!

Турецкий. Это только предположение. Против которого вы не можете возразить.

В. Гукк. Дайте подумать. Думаю, где-то в половине четвертого я заказал шампанское в номер. А принесли его минут через двадцать. Я сам забрал поднос у официантки. Такое алиби вас устроит?

Турецкий. Если она его подтвердит. Вы были в номере один?

В. Гукк. На этот вопрос я не стану отвечать.

Турецкий. То есть не один?

В. Гукк. ...

Турецкий. Вот и ответили. Но если так, то это ваше лучшее алиби. Пусть ваша спутница подтвердит, что вы были в гостинице интересующие меня полтора часа, и я от вас отстану.