Кровавый чернозем

– Так подбросите нас в райцентр? – спросил Денис.

– Не вопрос, – покивал Ковригин. – Прямо вместе и поедем, правда. А то знаете… Одна голова лучше…

Погрузившись в «Ниву», поехали в райцентр. Машина скакала по кочкам и колдобинам, оставшимся от прежних дождей колеям, сейчас высохшим, как камень. В салоне воняло дешевым табаком, бензином. Денис, ухватившись за ручку на дверце, подскакивал на заднем вытертом сиденье, головой все время попадая в потолок и про себя проклиная плохие дороги и свой неумеренный рост. Вячеслав Иванович, как более уважаемый человек, посаженный впереди, чувствовал себя, видимо, прекрасно и степенно вел с Ковригиным полусветский разговор. Однако Денис знал, что за такой скучающей манерой дядя прятал интерес и внимание, откладывая все слова собеседника в копилку памяти; уж сколько раз случалось, что услышанное ненароком Грязнов-старший не забывал несколько лет, а потом предъявлял в нужный момент, причем обернув себе на пользу. Денис Грязнов пока так не умел, хотя в своей области считался не самым худшим. В этом и был основной и единственный повод для стычек с дядей – Грязнов-старший любил доказывать Денису, что тот, по сути, совсем еще щенок, хоть и способный и удачливый. Хвалить он его почти и не хвалил, но всегда сурово разбирал оплошности. В последнее время таковые случались все реже, но дядя позиции своей не менял. Денис же ерепенился, сам прекрасно зная, что стоит он многого и еще больше у него впереди. Возможно, это была просто игра двух взрослых и отчасти одиноких мужчин в отца и сына – детей у Вячеслава Ивановича не было. Впрочем, виделись они вообще нечасто, так как львиную долю жизни у обоих занимала работа, причем работа эта была им в удовольствие.

– Так чем вам так милиция не угодила? – спросил между прочим нового знакомого Вячеслав Иванович. – Почему вот у нас народ так милиции не доверяет?

– А как же иначе? Мне, например, местные власти только палки в колеса вставляют, и милиция с ними заодно. Добро бы они меня же и охраняли за мои деньги. Пробовал я договориться – какое там! Ни в какую. Не до того им, видите ли. Уж я знаю, какими они там делами в районе ворочают… У нас тут не столица. У нас, извините, вся милиция живет на доход с продажи наркотиков. Не на чем им больше заработать. Ребята торгуют, а милиция прикрывает…

– То есть вы хотите сказать… – нахмурился Вячеслав Иванович.

– Чтоб они подавились этими деньгами, – неожиданно резюмировал Ковригин. – Верите ли, и так все самому приходится, сам доглядываю, где кто обмануть может, хитрю, интриги строю, запугиваю… А они мне говорят: место занимаешь. Предлагали у меня на участке коноплю сеять. Не сами, конечно, не по повестке, так, ребят своих подсылали… Угрожали, говорили, обагрит, дескать, твой чернозем кровушкой. Хрен им с маслом, а не конопля! Не на того напали. Ну, вот теперь и злобствуют. Корову у меня лучшую после этого убили. Выжить меня хотят! Ну а я не уйду. Я тут жил и жить буду, их всех еще переживу. И детей еще нарожаю, и они на моей земле закончат, что я начал! – вошел в раж Ковригин.

Помолчали. Выехали на бугор, стали осторожно спускаться – внизу в деревьях завиднелись первые дома центра, и блеснуло солнце на маковке непременной церкви.

– Эх, – тоскливо сказал Ковригин, озирая горизонт, – кабы вся эта земля моя была… Я бы не то что этот центр, я, пожалуй, и пол-Москвы бы прокормил. – А здесь что? Мерзость запустения. Трактора на полях ржавеют. Техники нет. Денег в деревне нет. Живем натуральным хозяйством… Площади пропадают незасеянные, непаханые. Сеют на них дрянь какую-нибудь кормовую… Убирать-то кому? Коровник раньше был – развалился. Ветер гуляет, стекла повынесли, рамы, двери… Баню строить хотели – начали даже, – да кирпич разворовали в процессе… Мост через речку деревянный снесли, бетонный строить стали – так год по сваям перескакивали, а машинам и вовсе не проехать… Иной раз такое зло берет! И ведь сами же во всем виноваты…

– Вот что, – сказал Вячеслав Иванович, вздохнув. – Вы ко мне, как будете в Москве, заходите, поподробнее расскажете… Что у вас тут с коноплей происходит. Очень это неприятно слышать, хотя, конечно, кое о чем мы в Москве тоже догадываемся… Главное, чтобы у вас примеры были настоящие, факты, а не догадки или слухи. И пожалуйста – хоть всю местную администрацию посадим.

– Век буду Бога молить! – обрадовался Ковригин. – А вы ко мне приезжайте, – сказал он, – накормлю, напою, порыбачим… Баньку истоплю. Пожалуйста!

Николай Петрович Ширяев, заместитель начальника районного отдела милиции, низенький, полный и лысоватый человек, с лицом, покрытым мелкими бисеринками пота, сидел у себя в плохо проветриваемом кабинете и глушил горячий чай с лимончиком, знатно помогающий от жары. Когда день переваливал за половину, можно было приступать к принятию ежевечернего «Жигулевского». Страсть к пиву была у Николая Петровича семейственная. Отец его пиво пил бочками, брат тоже непутевый… Знать, от какого-нибудь польского или немецкого предка досталось.

Весь районный отдел милиции по летнему времени щеголял в синих рубашках с коротким рукавом.

В обшарпанном помещении несло застоявшейся кислятиной. По коридору бродила беременная кошка. Делать было, как всегда, нечего, но Николай Петрович предпочитал протирать штаны на работе, чем выслушивать дома жалобы супруги и ее родителей.

Дверь открылась, и к Ширяеву заглянул Ваня Жаворонков, славящийся на всю округу необыкновенно оттопыренными ушами.

– Петрович! – сказал он. – К тебе люди из Москвы!

Николай Петрович удивился и вытер лысину несвежим платком.

Отодвинув Ваню, в кабинет вошел крупный лысеющий человек с важными повадками, а за ним еще какой-то моложавый рыжий хлюст и с ними почему-то местный подкулачник Ковригин, угрюмо смотревший на Николая Петровича исподлобья, – их разделяла давнишняя неприязнь.

– Вячеслав Иванович Грязнов, – внушительно представился старший из гостей. – Начальник Московского уголовного розыска. А это Денис Андреевич, мой племянник, юрист.

– Э-э, очень приятно, – протянул ошарашенный Ширяев, вылезая из-за стола. Прибывшие были, правда, в изрядно помятой и запачканной грязью одежде, но держались солидно – сразу было видно, что большие шишки. – К нам какими судьбами? Садитесь, пожалуйста, – спохватился он, указывая на разнокалиберные и шаткие стулья.

– Благодарствуйте, – важно произнес Грязнов, усаживаясь. Николай Петрович мельком взглянул на Ковригина, соображая, не в нем ли причина визита, много ли он успел наябедничать столичному начальству, и удивляясь только: неужели начальник МУРа сам будет заниматься такими ничтожными делами, как разбор жалоб какого-то частного предпринимателя?

– Вот наши документы, – продолжал гость, выкладывая на стол удостоверение. Молодой последовал его примеру.

– Что вы, что вы! – замахал руками Николай Петрович. – Вы меня обижаете, неужели я своих так не вижу? Добро пожаловать.

Однако документы взял и внимательно их осмотрел.

Неприятный хлюст-племянник в углу фыркнул и пробормотал что-то насчет того, кого считать своими, а кого нет, причем явно с тем намеком, что гусь свинье не товарищ. Но Николай Петрович решил погодить обижаться, сперва надо было поглядеть, с чем начальство пожаловало и не грозит ли это ему какой неприятностью.

– Это не для проформы, – пояснил Вячеслав Иванович. – Дело завести немедленно. У вас тут безобразия творятся, порядка никакого, честному человеку от своего имущества на пять минут отойти нельзя. Обокрали нас! В вашем районе. В первый раз в моей жизни! Я этого терпеть не намерен. Что же скажут о нашей милиции, если вор может безнаказанно обокрасть начальника МУРа?

Грязнов посвящал Николая Петровича в цель своего визита, но причина показалась заместителю начальника райотдела мелкой, нестрашной, даже выставляла начальство в таком, что ли, смешном свете, что Николай Петрович воспрянул духом и почувствовал себя гораздо увереннее. Это неприятно, подумал он, что машину у Грязнова сперли именно в его, Николая Петровича, подведомственном районе. Это ведь беспокойство… Скажут еще, что он виноват, развел у себя беспредел. Однако ничего страшного. Если начальство настолько беспечно относится к собственному автотранспорту (виданное ли дело – в России оставлять машину без присмотра!), местный райотдел обвинять не в чем.

– Да, не повезло вам… – притворился он сочувствующим. – Давно у нас таких случаев не было, тц-тц-тц… Может, чайку?

– Спасибо, пили, – коротко отвечал столичный начальник, хмурясь.

«Наябедничал все-таки, гад, – подумал Николай Петрович, замышляя планы мести Ковригину. – Погоди у меня… А, собственно, он-то что тут делает?»

– Обокрали и меня, – пробасил угрюмо Ковригин, как бы расслышав невысказанный вопрос. – Дом ограбили. Все унесли. Видеокассеты верните мне, больше ни о чем не прошу!

– У господина Ковригина украли не только материальные ценности, – пояснил Денис из угла, – но и духовные. Эти видеокассеты были дороги ему как память…

– Ага, – покивал понятливый Николай Петрович, – надо же, беда-то какая! И что за напасть? То не воруют, не воруют, а тут на тебе! Ну что ж… Заявленьице тогда напишите, который владелец машины, возьмите вот бумагу, ручку… И вы, гражданин Ковригин, тоже напишите, что у вас. А машина редкая, не волнуйтесь, постараемся найти…

– Уж постарайтесь. И телефон свой мне запишите… Я лично проконтролирую, как расследуется дело. Ну и вы мне, если что, сообщайте. Это я не столько о машине говорю, сколько об ограблении в доме Ковригина. А то как бы вы со служебным рвением по моему вопросу все остальные свои дела не забросили.

– Конечно, конечно, об чем разговор! – сказал Николай Петрович, бледнея от злости, подсовывая одновременно под локоть Грязнову бумагу и ручку.

– Это ведь опора наша, – продолжал развивать мысль Грязнов. – Такие фермеры. Именно на страже интересов этих образцовых граждан мы и должны стоять. И город они кормят, и налоги платят. И все это в таких трудных условиях… Так… Ну вы, собственно, не стесняйтесь, приступайте к делу, а я, с вашего позволения, тут пока посижу. Мы ведь вам не помешаем? Давно я при снятии показаний не присутствовал…

Пришлось Ширяеву скрепя сердце вести разговор с Ковригиным при свидетелях. Позвал он Жаворонкова, чтобы тот протоколировал, и начал вежливо, внимательно:

– Ну, рассказывайте, товарищ Ковригин, что именно у вас было похищено. Кого подозреваете?…

Ковригин перечислял, отвечал на вопросы скупо, но по делу. Наконец был составлен список украденного имущества. Николай Петрович вытер пот со лба. Столичный генерал опять загудел из своего угла, иронически посматривая на Николая Петровича:

– У вас есть какие-то мысли по поводу того, кто мог это сделать? Первый ли это случай в районе, или были уже подобные? Как давно это началось?

– Мелкие кражи, конечно, были, но обычно мальчишки, подростки, которым не на что выпить… Дачи регулярно обчищают, конечно, – отвечал Николай Петрович, подумав.

– Еще раз убедительно прошу – докладывайте мне о ходе расследования, – сказал Вечеслав Иванович, поднимаясь.

– До города-то как доберетесь? Давайте я сейчас вам машину предоставлю служебную, чтобы не долго, – засуетился Николай Петрович.

– Да что уж зря вашу машину служебную гонять. – Грязнов-старший был непреклонен. – Ну, прощайте, Николай Петрович, – сказал он, пряча на всякий случай руки в карманы. – Мы, пожалуй, поедем. Сами транспорт найдем.

– До свидания, до свидания, – закивал Николай Петрович.

Когда гости вышли, он закрыл дверь и пошел к окну. Гости уехали на машине Ковригина.

Ах, как нескладно все получалось. Насчет того, кто именно обчистил фермера, у Николая Петровича была твердая уверенность, и, кабы не столичные гости, дело он это спустил бы на тормозах, совсем, пожалуй, не стал бы им заниматься. Тем более что фермер этот был у него как бельмо на глазу. С другой стороны, если бы можно было так раскрыть это дело, чтобы к общему удовольствию – и своих, и чужих, – глядишь, было бы какое повышение, благоволение со стороны этого начальника МУРа… Но как это можно было сделать, Николай Петрович не знал, и потому оно представлялось ему со всех сторон опасным, темным, того и гляди, оступишься.

– А пойду я, пожалуй, домой, – сказал он, выходя в коридор, Ване Жаворонкову.

Ваня радостно улыбнулся. Раз он был больше не нужен начальству, он мог пойти подежурить на окраине города, возле пустыря, отлавливая и штрафуя парочки, занимающиеся любовью в машинах или прямо на природе. Смущенные любовники обычно денег не жалели и готовы были отдать блюстителю порядка все содержимое своих кошельков…

Когда Денис Грязнов явился домой, было уже довольно поздно. Добираться пришлось на электричке. Люда была дома и жарила на кухне картошку. Поначалу это его даже раздражало – у себя дома усталый человек не может остаться один. Он прошел прямо в грязных ботинках на кухню, плюхнулся за стол, не здороваясь. Люда молча посмотрела на него краем глаза, улыбнулась каким-то своим мыслям и помешала в кастрюльке. «Почему, интересно, она не спрашивает, отчего это я так рано вернулся и такой грязный?» – подумал Грязнов.