Убийственная красота

мы дверь себе – работаешь ли, спишь ли, —
но створки не распахивались врозь,
и мы прошли их, видимо, насквозь,
и черным ходом в будущее вышли.

Вот о чем этот фильм! Понимаете?

Он взял ее руку в свою, пристально глядя на женщину влюбленными? да, влюбленными глазами!

– Понимаю. – Вера почувствовала, что некий ток пробежал через их ладони, и не смогла убрать руки.

– А что до обнаженки, то вам бояться нечего. У вас прекрасная фигура. И вы чрезвычайно сексуальны. А голос? Один только ваш голос может свести с ума любого. Сексуальность – это ведь понятие вневозрастное. Она или есть, или ее нет. Помните наших знаменитых старух? Не нынешних, которые перекраивают себе физиономии и думают, что нелепая, застывшая маска может вернуть им молодость. Нет, я о тех, прежних старухах, которые не делали никаких операций, которые несли свою старость с гордо поднятой головой и были… сексуальны! Да! А вы еще совсем молодая женщина. Да-да. Не заставляйте меня говорить банальности вроде: женщине столько лет, на сколько она выглядит.

Вера усмехнулась.

– И потом… Зритель знает вас с вашего детства. Сколько вам было, когда вы впервые оказались перед камерой?

– Двенадцать.

– С тех пор вы – героиня романтических, патриотических лент. И ваше появление в эротическом кино – это будет фурор! Признаюсь, именно на вас я делаю главную ставку. На вас, а не на Олега. Он – фон. Но, конечно, не должен об этом знать, понимаете?

Режиссер заговорщически подмигнул, Вера рассмеялась, кивнула.

– Мы все сделаем очень красиво. Катышев оператор от Бога. Ему ничего не нужно объяснять. Все будет размыто, как во сне. Лишь контуры, очертания фигур. Запрокинутое лицо, струящиеся волосы… И главным действующим лицом во всех эротических сценах будет ваш удивительный голос.

Он говорил эти слова, и его собственный голос, обычно высокий и неприятный, звучал неожиданно глубоко. Он обволакивал, этот голос, проникал насквозь. Вера чувствовала, что наполняется, пропитывается его ощущениями, его замыслами и… И ей хочется сделать все, что он от нее потребует.

– Хорошо, я попробую все это сыграть, – улыбнулась она.

– Сыграть? Нет, дорогая. Мы проживем этот фильм. Проживем его все вместе. Ваш талант, талант вашего мужа и мои скромные способности – все это будет положено на алтарь искусства. По рукам?

– По рукам, – эхом откликнулась Горбовская.

Он поднял ее руку, прижал к губам. Она почувствовала на своей коже прикосновение мягких, полных губ. И замерла, как сомнамбула. Мгновение длилось бесконечно долго. Вера не слышала шагов по асфальтовой дорожке и вздрогнула, лишь когда в очерченном фонарем круге света возник муж, Олег Золотарев.

– Вот вы где! – излишне беспечно воскликнул Олег.

Вера инстинктивно попыталась выдернуть руку. Не тут-то было. Бояринов держал ее еще какие-то доли мгновения, внутренне упиваясь напряженным взглядом Олега, прикованным к их соединенным рукам. Лишь тогда, когда счел нужным, он отпустил женщину и повернулся к Золотареву.

– В чем дело, Олег? – холодно спросил мэтр. – Мы работаем!

– Да как-то долго… Я…

– Что значит – долго? Это кто решает, сколько нужно, вы или я?

– Вы, конечно. Просто там поедают теленка, скоро от него ничего не останется. Вот я и пришел за вами, – словно школьник перед учителем, оправдывался Олег.

– При чем здесь теленок? – поморщился Бояринов. Затем вздохнул и улыбнулся. – Впрочем, почему бы действительно не отведать теленка?

Он обнял Веру за плечи, подвел ее к мужу, другой рукой обнял Олега и повел их по дорожке к особнячку, откуда едва доносились джазовая мелодия и людские голоса.

– Дорогие мои! – торжественно произнес Бояринов. – Дорогие мои! От вас зависит будущий фильм. И вы знаете, вернее, должны знать, хоть мы никогда и не работали вместе, что для меня основополагающим является репетиционный процесс. Актеры должны выйти на съемочную площадку абсолютно подготовленными, внутренне пропитанными идеей фильма, как губка водой. А для этого я должен работать с каждым из вас. Придет и ваш черед, Олег. И с вами мы также будем проводить вместе дни и вечера. Я должен зарядить вас обоих. На съемки отведено всего три недели. У нас не будет времени на бесконечные дубли, понимаете?..

Они скрылись в темноте аллеи.

Глава 3

Неудавшийся праздник

Приемник был настроен на «Эхо Москвы». Турецкий вел машину, слушая Венедиктова, который расспрашивал министра по труду и социальной защите населения о том, как народу жить дальше. Господин министр бодрым голосом докладывал, что жизнь народная неуклонно улучшается, и, если отдельные граждане этого не понимают, это их личные неприятности. Турецкий, когда видел этого господина на экране или слышал его голос по радио, непременно представлял себе министра школьником, вечно опаздывающим на уроки и систематически не выполняющим домашние задания. Турецкий прямо-таки видел, как будущий министр, глядя правдивыми глазами в лицо училки Марии Ивановны, травил байки о слепой старушке, которую нужно было довести до поликлиники, или об автомобильной катастрофе, в которой он, будущий министр, спас всех, кого только можно спасти, включая безнадежно погибших. В руках будущий министр держал тарелку с лапшой и щедро развешивал ее на уши доброй и доверчивой Марии Ивановны. Правдивое выражение лица министра сохранилось с тех времен доныне, только в роли доверчивой Марии Ивановны выступает теперь все население страны.

Турецкий сидел за рулем собственного «пежо», поскольку перемещался по городу не в служебных, а в сугубо личных целях. У любимой супруги Ирины Генриховны намечался юбилей. Сороковник. Ирина, к удивлению мужа, приближающую дату воспринимала безрадостно, даже с несвойственной ей хандрой. Вот и гостей собирать отказалась, сказав, что женщины эту дату не отмечают.

И Саша решил устроить жене праздник на двоих. Вернее, на троих, ибо куда же без наследницы Ниночки? Замысел был такой: шикарный стол, который готовят они с Нинулей, и не менее шикарный подарок. Саша уже присмотрел очень милое, изящное кольцо с небольшим бриллиантом. Приобретение подарка и было конечной целью поездки А что? Разве не заслужила? Еще как! Сколько бессонных ночей, сколько тревог принесла Ирочке Фроловской ее семейная жизнь! Разве такого счастья желала она себе, когда влюбилась в молодого, но уже подающего большие надежды стажера Сашку Турецкого? Да она ни о чем таком не думала! Влюбилась – и все. Как любит до сих пор, прощая ему и безмерную увлеченность работой, и другие… гм… гм… увлечения. «Она заслужила все золото мира», – пропел Турецкий и неожиданно для себя затормозил.

Мысли о супруге не помешали ему выхватить наметанным глазом стройную девичью фигурку в коротком белом платье, стоящую у тротуара. Девушка отчаянно голосовала. Александр отметил длинные стройные ноги, хорошенькое смуглое личико, короткие каштановые кудри, тонкую руку в браслетах. Рука трепетала, словно крыло раненой птицы. Ну и кто же в такой ситуации не остановится?

– Мне к университету. Подбросите? – с мольбой в голосе спросила девушка, склоняясь к приспущенному стеклу.

– А я было подумал, что вам на пожар. Садитесь, – разрешил Турецкий.

– Ну почти угадали. – Девушка опустилась рядом с ним на сиденье и улыбнулась.

На щеках ее при этом образовались очень милые ямочки. Саша отметил также ряд жемчужно-белых зубов.

«Эх, молодость, молодость, – с легкой грустью подумал Турецкий. – Все натурально, все очаровательно и безо всяких усилий».

– А что, в универе пожар? Вы из пожарной команды?

– Нет, это у меня пожар! Это я горю синим пламенем. Переэкзаменовка. Препод ждет, а я здесь торчу и никто не останавливается! Представляете?

– Но кто-то все же остановился.

– Да, спасибо вам! Ой, я не спросила, а сколько это будет?..

– Считайте, что вам повезло. Перед вами гусар, а гусары с дам не берут-с. Тем более что нам по пути.

– Ой, вот спасибо! Здорово! У меня, честно говоря, финансовый кризис.

– И не только финансовый?

Девушка рассмеялась. Она была очень естественна. Никакого жеманства, кокетства. Легкая такая девушка.

– Да уж. Не только. Имеются и другие проблемы.

– Так вы не отличница? И не комсомолка?

– Нет, я двоечница, – снова рассмеялась девушка. И ямочки опять заиграли на лице.

«Какая у нее удивительная кожа. Нежная, чистая, словно персиковая», – весьма шаблонно подумал Александр и почувствовал некоторое душевное волнение.