Убийственная красота

– На каких же факультетах держат нынче двоечниц?

– На филфаке. Но я не круглая двоечница. Просто меня женщины-преподаватели не любят.

– Завидуют, ясное дело.

– Чему?

– Молодости и красоте, чему же еще!

– Ну, они у нас и сами еще ничего себе. Хотя, конечно, староваты. Самой молодой – сорок. Это уже почти старость. Вот я ей и пересдаю.

«Сорок – это уже почти старость! Слышала бы Ирина!» – Александр хмыкнул и спросил:

– Что, если не секрет?

– Историю искусств. Искусство северного Возрождения.

– О! Снимаю шляпу. И как, готовы?

– Ну… Не знаю. Можно, я потренируюсь?

Девушка тряхнула кудрями и, не дожидаясь ответа, начала:

– Небольшой стране, включающей территорию нынешней Бельгии и Голландии, суждено было стать в пятнадцатом веке самым ярким после Италии очагом европейского искусства. Нидерландские города, хотя и не были политически самостоятельными…

Александр не слышал слов, наслаждаясь чистым, звонким ее голосом, легким ароматом духов, поглядывая на четкий профиль с прямым, аккуратным носом и слегка выставленным вперед подбородком, выдающим упрямый характер.

– …По праздникам створки алтаря распахивались, и перед прихожанами возникало во всей лучезарности ван-дэйковских красок зрелище, которое должно было в совокупности своих сцен воплощать идею искупления человеческих грехов и грядущего просветления.

– Как-как? – прислушался Александр.

– Идею искупления грехов и грядущего просветления, – на секунду задумавшись, повторила девушка и тряхнула каштановой гривкой.

– Боже, твоя воля! И где это искупление грехов? Где просветление? С пятнадцатого века и поныне никакого просветления. Зато грехов – хоть отбавляй.

– …Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем… – чуть грустно проговорила девушка.

– О, да вы знакомы не только с искусством северного Возрождения, но и с Екклесиастом! – изумился Александр. – Здравствуй, племя молодое, незнакомое! Хочется немедленно познакомиться со столь славной представительницей…

– Настя, – улыбнувшись, перебила его девушка.

– Александр Борисович, – чуть склонил голову Турецкий.

– Я, Александр Борисович, вообще-то больше люблю философию древнего мира. Конфуций, Лао-цзы, притчи царя Соломона, древние греки… Действительно, нет ничего нового под солнцем, и не скажешь лучше, чем-то кто-то из древних уже сказал об этом. Ну вот мы почти приехали. У следующего светофора остановите, пожалуйста.

Саша отметил про себя, что останавливаться ему совсем не хочется.

– Что ж, удачи вам, Настя!

Автомобиль замер у бровки тротуара.

– Знаете что? Вы такой замечательный! Я хотела бы вас отблагодарить.

– Это как же? – навострился Александр.

– Приходите вечером в бар «Голливудские ночи». На Варварке. Я там работаю.

– Стриптизершей? – испугался Турецкий.

– Нет, что вы! Официанткой. Там половина нашего курса подрабатывает. Деньги-то нужны.

– Это точно. Деньги еще никто не отменял. И когда?

– Хоть сегодня. Я как раз сегодня работаю.

– Сегодня вряд ли.

– Ну… Когда захотите. Там интересно. Актеры бывают, режиссеры, всякие шоумены. Я через два дня на третий работаю. Мы открываемся в пять вечера. И до утра. Я вас фирменным коктейлем угощу.

– Спасибо, Настя! Давно меня девушки не угощали. Пожалуй, со времен студенческой юности, – с чувством произнес Турецкий

– Ну вот и вспомните юность! – Настя стрельнула в государственного советника юстиции озорными черными глазами и выскользнула из машины.

Саша, пережидая красный сигнал светофора, загадал: если она обернется, схожу в ее клуб, что уж такого-то? Если нет… Девушка дошла до перекрестка легкой, стремительной походкой. Еще мгновение – и она исчезнет. Сердце учащенно забилось. Уже на повороте Настя оглянулась, улыбнулась и махнула ему тонкой рукой в браслетах. Турецкий облегченно вздохнул. Сзади нетерпеливо сигналили. Светофор вовсю пылал зеленым. Александр нажал на газ, насвистывая арию Тореадора.

Устроить праздник на троих не удалось. Накануне торжества позвонил Грязнов и заявил, что он все равно заявится поздравить любимую жену лучшего друга, независимо от того, захочет ли его увидеть виновница торжества.

– Захочет! – обрадовался Турецкий.

Ирина рассердилась на самоуправство мужа.

– Ну что ты? Славка же свой человек! – оправдывался Александр.

– А может, я хотя бы в свой праздник хочу побыть с тобой и Ниночкой? Могу я позволить себе такую роскошь раз в сорок лет? Славка придет, вы уйдете на балкон курить и будете говорить только о делах. Что, я не знаю, что ли?

– Клянусь, что говорить будем исключительно о тебе! Чтоб мне сдохнуть!

– Не надо мне пустых обещаний! И я не хочу, чтобы обо мне. Я хочу, чтобы со мной.

– А ты знаешь что? Ты пригласи Тамару. Может, она нашего Славку обворожит, замкнет на себя. И мы будем как бы вдвоем.

– Вот именно – как бы! Тем более что Грязнов не любит эмансипированных женщин.

– Я тоже, – отозвался Александр.

Ирина сердито фыркнула и ушла на кухню.

Тамара – давняя приятельница Ирины по студенческим временам, женщина свободная и приятная во всех отношениях – приглашение приняла с удовольствием.