Интервью под прицелом

Да, впрочем, если и узнает – невелика печаль. Она, несмотря на всю стервозность, его по-своему любит. В этом он был убежден. Значит, простит. Хотя шуму будет…

Только надо подольше оттягивать их «приятную» встречу. Эх, век бы не встречаться…

Остальная компания, расположившись в шезлонгах под щедрым южным солнцем, отхлебывая сложносочиненные коктейли, лениво наблюдала за действом вокруг фонаря.

Стриптиз не особо занимал мысли и чувства молодых людей, и правда, кого тут удивишь голыми сиськами, все и так были топлес.

– Ритка, ты бы, что ли, музыку какую включила, позабойнее, а то тоска на тебя глядеть, – буркнул мрачный тип, мешающий коктейли у барной стойки, украшая их всевозможными зонтиками, листиками и вишенками.

Нравилось ему это дело – возиться с алкоголем, впрочем, по его испитому лицу это было заметно.

– Да я не для вас стараюсь! – огрызнулась Рита. – Не нравится – не смотри! Мы тут с фонариком сами развлекаемся.

Она начала карабкаться на фонарный столб, обхватив его босыми ногами, и отправлять воздушные поцелуи неблагодарной публике. Трусы с нее сползли, и все вдруг дружно заржали, ничего эротичного в доморощенном стриптизе не наблюдалось, скорее это было похоже на цирковое представление, а сама Рита, шоколадно-загорелая, напоминала дрессированную обезьянку, забирающуюся под самый купол цирка.

– Надоело ваше шапито! – заявила вдруг блондинка, загоравшая рядом с Германом. – И пойло ваше слабоалкогольное надоело!

Она зашвырнула бокал с остатками коктейля с крыши в сад, в гущу цветущих миндальных деревьев.

– Остренького хочется, Маруська? – осклабился Анатолий, исполняющий роль бармена. – Ну иди ко мне, для тебя тут найдется кое-что интересное.

На стойке бара появилась спиртовка. Анатолий зажег огонь и начал медленно прокаливать над ним серебряную ложечку с белым порошком.

Герман неожиданно ловко вскочил, подбежал к стойке бара и жадно заявил:

– Я первый в очереди!

– Уйдите, мужчина, вас тут не стояло, – попыталась пошутить Маруся, но Герман отпихнул ее всерьез и потянулся к шприцу.

– Тебя Герой в честь героина назвали? – раздался ленивый голос с дальнего угла веранды.

Обладатель этого голоса – изможденный, худой юноша – также направился к бару:

– И на меня, Толян, разбадяжь!

– Бадяжить водку с пивом будешь, – буркнул Анатолий, – а тут искусство тонкое.

Рита, раскачивающаяся на самой верхушке фонарного столба, оскорбленная тем, что на нее никто не обращает внимания, дико заверещала: «банзай!» – и прыгнула в самую середину бассейна, обдав всю компанию солеными брызгами.

– Сумасшедшая… – процедил взбешенный Герман, отряхиваясь. – Дозы на сегодня она лишается.

– Вот такие дела, Елисей! – вздохнул Иван Никифорович, рассказав своему давнему приятелю историю про то, как он обнаружил в лесу подозрительный ангар, и повторил: – Такие дела…

Утром с женщинами, выйдя из ангара, Силкин отправился прямиком к железной дороге, не задерживаясь более на поиски грибов, не захватив даже бадейку, оставленную под сок, – много ли сока там успело накапать, ерунда одна, а химикаты в бывшем военном ангаре требовали немедленного возвращения в город.

Дома, успев только скинуть сапоги да походную куртку, даже чаю не попив, Иван Никифорович быстренько облачился в городское и отправился к Голобродскому. Елисей Тимофеевич человек авторитетный, заслуженный и Силкина знает хорошо, поверит, что тот попусту молоть не будет и что ему не померещилось. К кому же идти, как не к нему? В ближайшее отделение милиции? Да кто там внимание обратит на жалобы пенсионера? Только и спросят, зачем старик по военным ангарам шарил, кто его туда пустил, да еще и пристыдят, скажут: сам воевал, а что такое «военная тайна», уже с возрастом и запамятовал. Посмеются над ним только да выгонят. А дело серьезное, по всему видно. Елисея наверняка должно заинтересовать.

Уже несколько лет Елисей Тимофеевич возглавлял Московский городской общественный комитет защиты прав пенсионеров в социальной сфере. О деятельности этого комитета Иван Никифорович знал не понаслышке, в прошлом году помог ему Голобродский, и помог сильно.

Еще до скандального закона о монетизации льгот пенсионеру и ветерану Силкину начали приходить счета за квартиру и коммунальные услуги, где полагающиеся ему льготы не учитывались. Помимо этого приходили счета и на его сына Александра, который, будучи военнослужащим (и девять месяцев в году проводивший буквально «в море»), был освобожден по закону от коммунальных платежей.

Все попытки выяснить проблему в местном ЖЭКе или отделении Сбербанка, где принимались платежи, ни к какому результату не привели – от Ивана Никифоровича попросту отмахивались: «Иди, мол, старик, мы такими вопросами не занимаемся, тебе счет пришел, значит, ты должен оплатить». Формуляр документа не позволял вычеркнуть ту или иную строку – исправленный счет не принимался вовсе к оплате. Супруга Ивана Никифоровича была обеспокоена угрожавшими им пенями – в случае, если они вовсе откажутся платить по счетам. Правды было не добиться, старики понимали, что отдают лишние деньги, которые им были вовсе не лишними.

Терпению пришел конец, когда в их доме с электрическими плитами и с центральным отоплением вдруг начали приходить счета за использование газа, которым тут никто никогда не пользовался. Причем, как выяснилось, счет на оплату коммунальных услуг со строкой «газ» пришел не только Силкиным, но и другим жителям их дома. Казалось бы, копейки… Обеспеченным людям скандалить и заниматься бумажной волокитой не хотелось – проще было заплатить.

Вот тогда Силкин и обратился к Голобродскому, просто по-товарищески посетовал на ситуацию. Елисей Тимофеевич, возмущенный таким мошенничеством (под прикрытием явной небрежности или халатности), взялся за это дело, дошел до самого верха, привлек внимание прессы – и вопрос действительно был решен.

Конечно, когда с начала 2005 года был принят закон о монетизации льгот, все эти старания оказались напрасны. Теперь все счета приходилось оплачивать полностью, утешало хотя бы то, что не приходилось платить лишнего.

Но самыми болезненными вопросами для пенсионеров, лишенных прежних льгот, были даже не коммунальные платежи и не проезд в городском транспорте (который в итоге московский мэр решил компенсировать), а проблемы, связанные со здоровьем. Действительно, за всю свою долгую трудовую жизнь во благо страны, которой были отданы все силы, лучшие годы и здоровье, нынешние пенсионеры, как оказалось, не заработали себе даже на нормальное медицинское обслуживание. Невозможно было ни найти дешевые «списочные» жизненно важные лекарства, ни оплатить зарубежные аналоги, за которые в аптеках драли втридорога. А откуда у стариков такие деньги?

Это еще вчера они были заслуженными льготниками, теперь же отношение страны к ним стало другим – теперь они сами ощущали себя «халявщиками». И даже просить то, что тебе полагалось по закону, было вроде бы стыдно – так лихо поставили дело медицинские чиновники.

Знакомый с творящимися безобразиями с распределением льготных лекарственных средств не понаслышке, вместе с группой активных пенсионеров полковник в отставке, орденоносец Голобродский, начитавшись постановлений правительства и внимательно изучив закон Госдумы под номером 122, решил навести порядок в фармацевтической системе Москвы и Подмосковья.

Начальника аптечного главка Афанасия Леонидовича Пахомова и Анастасию Тоцкую связывали чувства куда более прочные, чем любовь. Конечно, в свое время они весело покувыркались и в постели, но сегодня их намного сильнее объединяло общее увлечение, общий бизнес и общие взгляды на жизнь. Несколько лет назад судьба столкнула двоих этих энергичных деловых людей – случайно, как это и бывает, – но вышло так, что случайность эта была совершенно необходима для того, чтобы Пахомов и Тоцкая смогли наживаться на взаимовыгодной основе.

Пахомов имел неограниченную власть над столичными аптеками, заведующие трепетали перед ним и делали все, что он велел, лишь бы не лишиться теплого места и куска хлеба с маслом и икрой. Среди заведующих особой преданностью «большому боссу» отличались сорок бойцов фармацевтической армии – именно через подведомственные им аптеки Тоцкая и Пахомов с некоторых пор проворачивали крупные финансовые махинации. Автором идеи была, разумеется, женщина – с тех пор как Ева предложила Адаму отведать запретного яблочка, ее дочери никак не унимаются и придумывают все новые и новые «плоды», которые неплохо было бы сорвать. Феминизм и научно-технический прогресс позволяют современным Евам обходиться без научного консультанта вроде змея.

– Афанасий Леонидович, я тут узнала, сколько лекарств списывается только из-за того, что истек их срок хранения, и пришла в ужас! Тот самый кризис перепроизводства, которым нас всех пугали, похоже, наступил! – начала она издалека.

– Ну а что вы хотите? Мне это больше нравится, чем пустые аптечные полки, на которых, если внимательно присмотреться, можно найти пачку активированного угля, аскорбиновую кислоту и пузырек засохшего йода!

– Конечно, так гораздо лучше. Но ведь многие из этих лекарств могут храниться гораздо дольше – это я вам говорю как специалист! Просто сердце кровью обливается, когда представляешь, сколько живых денег уничтожается только из-за того, что каким-то бюрократам кажется, что лекарство превращается в яд через день после истечения какого-то из пальца высосанного промежутка времени!

– Вы это говорите, чтобы меня разжалобить, или у вас есть кое-какие идеи? Судя по опыту предыдущего общения, осмелюсь на секундочку предположить, что второй вариант вернее, – усмехнулся Пахомов.

– О, вы, как всегда, правы! – с улыбкой кивнула Тоцкая. – Я хочу предложить вам небольшую комбинацию…

«Комбинация» заключалась в том, что преданные Пахомову заведующие аптеками списывали просроченные лекарства, составляя акты и прочие документы по всем законам науки бюрократии – не придерешься! Не было других таких ревностных исполнителей инструкций Минздрава – если уж кто и нарушал их, навлекая на себя гнев проверяющих структур, так то были абсолютно честные, но слегка невнимательные люди. Списанные по всем правилам лекарства передавались на уничтожение фирме Анастасии Тоцкой «Параллакс». Вернее, так значилось в идеально заполненных бумагах. На самом же деле просроченные лекарства оставались преспокойно лежать на аптечных прилавках и продавались наравне с остальными.

Впрочем, «бизнесмены» быстро смекнули, что это довольно рискованно: до первой же серьезной проверки. И придумали новую – беспроигрышную – схему. Лекарства теперь действительно свозились «на уничтожение» в «Параллакс». Но вместо утилизации они переупаковывались в тару с новым сроком годности. И снова поступали в аптеки – уже по цене новых медикаментов.

Деньги, полученные таким элегантным способом, распределялись между подельниками Пахомова и Тоцкой. Небольшое дельце, которое они затеяли несколько лет назад, кормило уже не только их. Круг расширялся, к нему стали причастны многие сильные мира сего. А нежно любимый сын Тоцкой Герман, скупающий виллы на побережье Испании, был их казначеем, перед которым стояла задача легализовать общие доходы.

Сегодня Анастасия мчалась на встречу с Пахомовым не только для того, чтобы проверить общую бухгалтерию и обсудить дальнейшие планы по совместной работе. Кроме этого, старые знакомые сообщили ей, что фирме «Параллакс» грозит государственная инспекция. Такое уже бывало неоднократно, но всякий раз высокопоставленный покровитель помогал Тоцкой справиться с проблемами. Надеялась на него она и в этот раз.

Но было что-то еще, что заставляло Анастасию увеличивать скорость там, где это было возможно, и нервно барабанить пальцами по рулю, если впереди намечалась пробка. Каким-то неуловимым образом голос Афанасия Леонидовича изменился. Она несколько раз прокрутила в голове их самый последний телефонный разговор. Даже если принять во внимание тот факт, что у начальника аптечного главка помимо сотрудничества с нею существуют еще какие-то мелкие делишки, именуемые «государственной службой», он все равно не должен был разговаривать с нею так резко.

«Только попробуй сказать мне, что наворовал уже достаточно для того, чтобы стать честным человеком и жить на одну зарплату! – думала она, стоя в многочисленных пробках. – Я тебе организую такую честную жизнь, что закачаешься! Все-таки все мужики – тряпки, и этот парень не исключение!»

Мысли о мужиках-тряпках напомнили Тоцкой о ее собственном сыне. Вот уж кто был типичным представителем этого малопочтенного вида, населяющего нашу прекрасную Землю. Почему-то, вместо того чтобы стать решительным и смелым мужчиной, какие нравились Анастасии, собственный отпрыск, давно выросший из коротких штанишек, до недавних пор сидел на маминой шее и, похоже, так никогда бы и не слез с нее, если бы Настя сама не поручила ему ответственное дело на Пиренеях. А ведь, казалось, она все для него делала: собственным примером показывала, как надо жить, как работать, как принимать решения.

Даже когда они жили бедно, она выкручивалась как-то, всегда находила возможность обеспечить их небольшую семью. Рисковала, конечно, но не для себя же. Жила-то сама, во многом себе отказывая, почти впроголодь, но Герочка зато ни в чем не нуждался. Все у него было, все желания сына она старалась предвосхитить…

Правда, «слегка разбогатев», Анастасия Тоцкая немедленно завела себе автомобиль с личным шофером. Несмотря на всю свою разумность и расчетливость, не удержалась – наняла водителя-негра. Поездив с ним год, поняла, что лишние свидетели ей не нужны – с такой-то работой. Купила права, сменила подержанный, но вызывающий «линкольн-континенталь» на последнюю модель скромной, но оснащенной всеми возможными опциями «Хонды-цивик» – и разъезжает теперь по городу в собственном авто цвета «пьяная вишня», не привлекая лишние любопытные взгляды.

Афанасий Пахомов велел секретарше отвечать на звонки в том смысле, что шеф вышел, будет позднее, просил также провести к нему Тоцкую, как только она появится, а сам удалился в комнату отдыха, имевшуюся при его кабинете.