Выбор оружия

– У вас вопрос, Александр Борисович? – заметив нетерпеливое движение Турецкого, обернулся к нему Денис.

– Да. Банальный, но необходимый. Господин Дорофеев, сколько может зарабатывать руководитель крупной экспедиции в ЮАР?

– Около двухсот тысяч долларов.

– В месяц?

– В год. Это примерно столько, сколько зарабатывает президент Соединенных Штатов.

– Сто двадцать четыре миллиона даже с такого заработка не накопишь. Для этого понадобилось бы… Сколько же? – Турецкий прикинул на бумажке. – Шестьдесят четыре года. Если ничего не тратить на жизнь.

– Я понял смысл вашего вопроса. Не «грязные» ли это деньги, которые нужно «отмыть» в России? Нет. Они перечислены на наш счет из франкфуртского отделения Дойче-банка…

– Они уже перечислены? – уточнил Турецкий.

– Да, вчера мы получили подтверждение по факсу. А в Дойче-банк они переведены из Чейз-Манхэттен банка. Это очень солидные банки с широкой информационной сетью. Они никогда не связались бы с «грязными» деньгами. Что же касается их происхождения… Я задал господину Никитину этот вопрос. Он ответил, что много лет играет на бирже и назвал имя своего маклера. Рэй Мафферти с Нью-Йоркской фондовой биржи.

– Вы не связывались с ним?

– На следующее же утро после нашего разговора. Он подтвердил, что среди его клиентов есть господин Никитин. Я предугадываю следующий ваш вопрос: насколько удачны биржевые операции господина Никитина? А вот этого я не могу вам сказать. Я даже не рискнул задать господину Мафферти этот вопрос. Коммерческая тайна – святая святых. Вы удовлетворены моими ответами, господин Турецкий?

– Вполне.

– Что вам известно о господине Никитине? – вновь вступил в разговор Денис.

– В основном это сведения о его жизни в России. – Дорофеев достал из кожаной папки с золотой монограммой листок. – Родился в сорок шестом году в Ленинграде. Отец – бухгалтер, мать – учительница. Отец умер в сорок восьмом году от ран, он был тяжело ранен в конце войны. Мать умерла много позже, в семидесятом, как раз в тот год, когда Никитин закончил Ленинградский университет. Получил распределение в Норильск, работал в норильской экспедиции. В семьдесят четвертом был уволен в связи с возбуждением против него уголовного дела по статье семидесятой, часть первая…

– Знаменитая семидесятая! – заметил Грязнов-старший. – Антисоветская агитация и пропаганда. И сколько он получил?

– Нисколько. Тогдашний норильский прокурор, его фамилия Ганшин, отказался поддержать обвинение против него. Никитин мог потребовать восстановления на работе, но предпочел вернуться в Ленинград. Работал кочегаром в котельной, сторожем на барже. Свою диссидентскую деятельность не прекратил. В конце семьдесят пятого года вновь попал под суд по той же статье. Решением суда был отправлен в психиатрическую клинику в Чистополе для принудительного лечения. Диагноз: вялотекущая шизофрения.

– Тоже знакомо, – снова заметил Слава Грязнов.

– Через полгода был выпущен, – продолжал Дорофеев, держа перед глазами листок. – Написал и распространил по каналам самиздата книгу «Карательная психиатрия». В семьдесят шестом году был осужден по той же статье на три года лишения свободы и последующую ссылку на пять лет. В связи с пропагандистской шумихой, поднятой вокруг него на Западе, через два года был выдворен из страны и лишен советского гражданства. Одновременно с правозащитниками Кузнецовым, Гинзбургом и другими известными диссидентами. США дали ему статус политического беженца и впустили в страну. Через пять лет получил американское гражданство. Что еще? Женат, женился в Норильске в семьдесят первом году на Новиковой Ольге Николаевне, студентке Ленинградского университета, она была в Норильске на преддипломной практике. В семьдесят третьем родилась дочь, Екатерина. В семьдесят шестом, незадолго до последнего ареста, развелся по инициативе жены. Поддерживал ли он связь со своей бывшей женой все эти годы и поддерживает ли сейчас, неизвестно. Возьмите. Может быть, пригодится. – Дорофеев отдал Денису листок.

– Каким образом вы получили эту информацию? – спросил Турецкий.

– Ее собрал по моему распоряжению начальник службы безопасности нашего банка. Анатолий Андреевич Пономарев. Полагаю, воспользовался своими старыми связями. Он в прошлом генерал-майор КГБ.

Турецкий и Грязнов-старший переглянулись. Дорофеев это заметил и счел нужным добавить:

– Служил в «девятке». Правительственная охрана. Когда КГБ начали расформировывать, ему предложили должность с сильным понижением в ФСБ. Он отказался и вышел на пенсию. Мне его рекомендовали как в высшей степени порядочного и опытного человека.

– Сколько человек в вашей службе безопасности? – поинтересовался Денис.

– Около тридцати. Вполне профессиональная команда.

– Почему вы обратились к нам, а не поручили своей службе просветить, как мы говорим, клиента?

– Меня интересуют все подробности жизни Никитина в Штатах, Канаде и ЮАР. Не выезжая из Москвы, такую информацию не получишь. Возможно, вам или вашим сотрудникам придется туда лететь. Пономарева я послать не могу, он не говорит по-английски. И тут есть еще одна очень серьезная проблема…

– Если не возражаете, мы вернемся к этой проблеме чуть позже, – перевел разговор в другое русло Денис. – Скажите, Илья Наумович, если бы Никитин обратился со своим предложением не к вам, а в «Московскую недвижимость» или в Мост-банк, там бы заинтересовались его проектом?

– Несомненно.

– Почему он пришел именно к вам?

– Вероятно, потому, что у Народного банка безупречная репутация.

– Если бы ваш банк вследствие каких-то чрезвычайных причин, форс-мажора, понес убытки, скажем, в восемьдесят четыре миллиона долларов, это привело бы его к краху? – спросил Денис.

«Откуда эта цифра – восемьдесят четыре миллиона долларов?» – не понял Турецкий. Но Дорофеев, похоже, понял. И нахмурился.

– Почему вы об этом спрашиваете?

– Я объясню чуть позже. А сейчас я хотел бы услышать ответ на этот вопрос.

– Нет, не привело бы. Это был бы ощутимый удар, и только. К краху это могло бы привести, если бы дело получило огласку. Все вкладчики потребовали бы немедленно вернуть деньги, а они в обороте. И это был бы крах не только Народного банка, но и всей финансовой системы России. Наш банк – одна из ее опор.

– Расскажите, пожалуйста, о вашем контракте с франкфуртской фирмой «Трейдинг интернэшнл».

Дорофеев даже подался вперед.

– Откуда вам известно об этом контракте?

– Вы позволите мне не отвечать на этот вопрос? У нас есть свои профессиональные тайны. Скажу только одно: вход в вашу компьютерную сеть защищен системой ДЭЗ с драйвером «Дискрет систем». Это уровень Б-2. Вскрыть ваш код может даже средней руки хакер. И если до этого никто таких попыток не предпринимал, в чем я совершенно не уверен, то лишь потому, что никого это не интересовало.

– А вас, как я понимаю, заинтересовало?

– Прежде чем встретиться с клиентом, мы наводим о нем справки. Так же как вы наводили справки о нашем агентстве, – уклонился Денис от прямого ответа.

– Но я для этого не проникал в ваши компьютеры.

– Вам бы это не удалось. У нас уровень защиты А-1. Рекомендую и вам перейти на него. В мире на существует абсолютно надежных кодов, но наш могут взломать только три-четыре суперхакера. В Москве таких всего один. И он работает на нас. Как видите, Илья Наумович, я с вами откровенен. Надеюсь, что и вы будете откровенны со мной.

«Похоже, он его достал!» – подумал Турецкий, заметив, как потяжелело и будто бы слегка обрюзгло круглое добродушное лицо банкира.

– Что именно вы хотите узнать? – спросил Дорофеев.

– Детали. Как им удалось вас провести?

– Это не лучшее из моих воспоминаний. Переговоры с «Трейдинг интернэшнл» мы вели почти год. Затем в Москве подписали договор о намерениях. Речь шла о поставке нефтяного оборудования, так называемых установок «газ-лифт», они позволяют выбирать из нефтеносных пластов не двадцать – двадцать пять процентов, как наши, а до девяноста процентов нефти. Надеюсь, не нужно объяснять, как важно было получить такое оборудование для Тюмени и Самотлора? И не только для них. Через три месяца я прилетел во Франкфурт для подписания контракта. Предварительно мы, разумеется, выяснили, что такая фирма действительно существует, у нее свой счет в Дойче-банке. Меня немного смутило, что господин Шпиллер не знаком с президентом компании Райнером, но когда я увидел его офис, мои сомнения рассеялись. Это был весьма солидный офис в деловом центре Франкфурта. Первую часть переговоров с Райнером мы провели в его служебном кабинете, а для подписания контракта он пригласил меня к себе домой. Старинный замок километрах в двадцати от города. Огромный каминный зал. Прислуга, ужин при свечах. «Роллс-ройс» к трапу самолета. В общем, я подписал контракт.

– Замком и «роллс-ройсом» он вас добил? – спросил Денис, слушавший рассказ банкира с нескрываемым интересом. Так же как Грязнов-старший и Турецкий.

– Можно сказать и так, – согласился Дорофеев. – Мы перевели деньги на счет фирмы, стали ждать поставку оборудования. Оно не шло. Райнер в разговорах со мной по телефону ссылался на непредвиденные задержки. А потом его телефон перестал отвечать. Я позвонил в замок. Там сказали, что никакого Райнера не знают, а замок арендовал у хозяев на три недели некий Фогельштейн. Офис тоже был арендован – незадолго до того, как мы с Райнером начали переговоры. Вот, собственно, и все.

Денис покачал головой.