Жизнеописание иеросхимонаха Стефана (Игнатенко)

После встречи 4 сентября 1943 года Сталина с ведущими иерархами Русской Церкви верующим было сделано временное послабление

. Открывались приходы, священников не хватало. Многим из тех, кто скрывался, было позволено вернуться к служению. В те годы архиепископом Ставропольским и Бакинским был назначен будущий митрополит, тогда архиепископ, Антоний (Романовский), человек редкой доброты и деликатности, верный и стойкий служитель Церкви, сторонник и почитатель монашества, сам проводивший подвижническую жизнь. Владыка прошел через тюрьмы, ссылки, лагеря, поэтому, насколько это было возможно, старался помочь бывшим ссыльным монахам. Его епархия была под наблюдением восьми уполномоченных представителей от советской власти. Когда кто-то из них изгонял несимпатичного лично либо особенно ревностного священника, архиепископ Антоний направлял изгнанного к другому, к третьему – «играл, как на клавишах». Владыка принял отца Стефана и в 1949 году приписал его к клиру Ставропольской епархии. Желая оградить батюшку от излишнего внимания властей и мирской суеты, старался направлять его в удаленные, глухие станицы. Постоянного прихода у иеромонаха Стефана не было, он считался командировочным священником. Так, он служил в Крестовоздвиженском храме г. Кисловодска, сослужил или по необходимости замещал почитаемого на Кавказе подвижника иеромонаха Иоасафа (Будилева) в станице Архонская, где впервые увидел старца Стефана будущий архимандрит Матфей (Мормыль). В 1950 году батюшка обучал молоденького священника отца Иоанна (Глущенко) во время Страстной и Пасхальной седмиц. Будучи тогда двенадцатилетним мальчиком, отец Матфей пономарил во время служб, которые вел отец Стефан. Служение старца навсегда запечатлелось в сердце маленького пономаря как благоговейное предстояние перед Живым Богом. Отец Матфей вспоминал, что иеромонаха Стефана все любили, он везде создавал вокруг себя мир Христов. Станица Архонская отличалась дивной тишиной. Приезжая туда время от времени, батюшка останавливался в доме семьи Мормылей, в особой келейке. В ней он вычитывал свое монашеское правило, а потом выходил на веранду и безмолвно перебирал четки. Бабушка будущего архимандрита всегда старалась угодить чтимому старцу и, приготовив салат из овощей, посылала внука к отцу Стефану. Батюшка кушал только огурцы, остальное возвращал, чем доставлял мальчику большое удовольствие, потому что любимые им помидоры все доставались ему

.

В 1949 году иеромонах Стефан проходил курс лечения печени, катара желудка и сердечных недомоганий в Кисловодске, но ощутимых положительных изменений не было. Организм был подорван окончательно

. Долгое время родные считали старца Стефана погибшим. Сестра его отца, Ксения Давидовна, совершила заочное отпевание и поминала его как усопшего. После войны батюшка сумел отыскать своего старшего брата Василия в Нальчике. Между ними состоялся серьезный откровенный разговор. Василий непримириморезко отрицал веру в Бога, был убежденным коммунистом. В конце беседы отец Стефан обещал брату никогда более его не беспокоить. Впоследствии он не только не возобновлял общения, но даже не поминал Василия на проскомидии. Видимо, отступление брата от Бога было решительным и бесповоротным. В 1955 -1956 годах старец встретился с дочерью Ксении Давидовны, Евгенией Павловной, в Баксанской станице. С семьей своей двоюродной сестры отец Стефан с близился и был дружен до самой кончины

. Мать Сергия договаривалась о встрече со старцем в Кисловодске в 1945 году, но встреча не состоялась. Во Владикавказе отец Стефан продолжал духовно окормлять жителей Северного Кавказа. Он всегда старался помочь бедствовавшим монахам. Так, в середине 1950-х годов батюшка устроил в доме будущей жены отца Владимира Знаменскаго двух монахинь – схимонахиню Митрофанию и монахиню Антонию

. Монахиня Сергия (Клименко) вспоминала: «Необыкновенная сдержанность была его главной чертой. Он был также необыкновенный бессребреник. Помню такую сцену: я была на беседе у батюшки. Пришел один монах и, ничего не сказав, сел. Батюшка помолчал. Они молча друг на друга посмотрели. Отец Стефан открыл шкафчик и, достав какое-то кушанье, дал его пришедшему. Тот взял молча и ушел, а у самого батюшки ничего не осталось»

.

В 1950 году иеромонах Стефан (Игнатенко) был награжден архиепископом Антонием (Романовским) наперсным золотым крестом

. Управляющий епархии отзывался о священнике как о простом, смиренном, кротком монахе трезвого и безупречного поведения. Отец Матфей говорил, что к старцу часто приходили с обысками, но его смиренная кротость, невыразимая тихость Христова так покоряли всех, что ни в одном человеке он не вызывал враждебного чувства

.

Иеромонах Стефан (Игнатенко). 1940-1950-е годы

В начале 1950-х годов протоиерей Филипп Устименко из Пятигорска учился в Ставропольской семинарии. Во время своей учебы он познакомился во Владикавказе с батюшкой Стефаном. О. Филипп вспоминал, как «приехал в Ставропольскую духовную семинарию из глухого, пустынного, высокогорного села Псху в 1949 году. «В семинарии я встретился с выходцами из осетинского города Дзауджикау, как тогда назывался Владикавказ, столица Осетии. Не могу сказать точно, в тот же год или на следующий, мой друг-осетин Вадим Цаликов, ныне заслуженный протоиерей, пригласил меня к себе домой провести зимние каникулы. Естественно, Рождественские праздники мы проводили в храме, принимая участие в пении, чтении и других практических занятиях. Храм был посвящен святому пророку Илие. Настоятелем храма был отец Григорий Гончаров, а помогал ему отец Стефан. Познакомившись с батюшкой, я узнал, что иеромонах Стефан вместе с несколькими собратиями-монахами, такими, как отец Херувим, некоторое время подвизались в посте и молитве в моем родном селе Псху. Почему-то я приглянулся отцу Стефану, и он подарил мне книги, которые в те времена было трудно достать. Купить их я не мог, поскольку был в очень стесненных денежных обстоятельствах. Некоторые из них сохранились у меня до сих пор: Требник Елизаветинского времени, Службы на Светлую седмицу, Иерейский молитвослов. После того времени я не видел отца Стефана очень долго»

.

1950-1960-е годы были тяжелым временем обострения гонений на церковь. «С 1949 года наблюдается осторожное сокращение количества действующих храмов. Рост их числа, начавшийся в 1955 году, был незначительным и закончился в 1957 году. С 1959 года начинается массовое закрытие и храмов, и монастырей, и семинарий»

. Надвигалась «хрущевская оттепель». Новая волна религиозных преследований пришлась на 1960-1962 годы. Особенно пострадали при Хрущеве монастыри.

Архимандрит Иоанн (Мирошников) – справа. 1950-е годы

В те годы в Пятигорске служил бывший настоятель обители на Бештау схиархимандрит Иоанн (Мирошников). В Пятигорск вернулся игумен Паламон (бывший иеромонах Успенского монастыря, в схиме Пафнутий) и архимандрит Савва, некогда регент обители на Бештау. В условиях новых гонений отцы бывшей Успенской обители на Бештау стремились собраться вместе, чтобы иметь возможность исповедаться друг у друга, получить взаимную поддержку в трудную минуту. После смерти отца Иоанна (Мирошникова) в 1956 году отцы Савва и Пафнутий стали обращаться к батюшке Стефану. В 1953 году старец был уволен за штат как пенсионер по болезни

. В 1956 году знакомые предложили старцу вместе с его келейником Симеоном Иудовичем переселиться из Владикавказа в Кисловодск. Город им нравился, и, что удивительно, учитывая тяжелое заболевание сердца отца Стефана, ему подошли климатические условия Кисловодска. Решили перебираться. Хозяева дома во Владикавказе, Ирина Никитична и Андрей Петрович Гуняевы, настолько полюбили своих жильцов, что не допускали мысли о разлуке с ними. По их неотступным просьбам, батюшка благословил переезжать всем вместе.

Схиигумен Пафнутий. 1960-е годы

Нашли подходящий беленький, маленький, но поместительный, домик с голубыми ставнями на самой окраине Кисловодска у подножия Кабан-горы. При доме был сад и огород. Дом окружал беленый оштукатуренный заборчик. Крошечную калитку покрывал небольшой, окрашенный в голубой цвет навес. От калитки к келейке батюшки вела узенькая дорожка. Домик утопал весной в белоснежном облаке цветущих вишен. Комната старца была в два окошка, обстановка в ней – пустыннически-простая: небольшой шкаф с книгами, походная кровать, застеленная серым ватным одеялом, простые домотканые коврики на полу и на стене. Во дворе – море цветов, которые отец Стефан очень любил. Особенно запоминались пышные шапки остро пахнущих фиолетовых флоксов и яркие звезды разноцветных георгинов. Казалось, попадая во двор батюшкина домика, попадали в преддверие рая.

Ирина Никитична специально старалась подыскать удобную планировку, с покойной отдельной кельей для отцов. Продали дом во Владикавказе. Прописаться в Кисловодске было очень трудно, но помогли супруги Сачковы, Агафья Федоровна и Максим Павлович, служивший начальником Кисловодского УВД. Пока хозяева заканчивали свои дела во Владикавказе, отец Стефан с Симеоном Иудовичем переехали в Кисловодск и стали устраиваться. По простоте Симеон открыл дверцу большой деревянной клетки с хозяйскими курами. В незнакомом месте птицы быстро потеряли ориентацию и убежали в горы. Приехавших хозяев ждала большая скорбь: они лишились птичника. Долго Ирина Никитична не могла успокоиться, волновалась, ворчала, упрекая отцов в неосторожности: «Батюшка, что же Вы сделали! Всех кур выпустили!» Поскорбев со старушкой, отец Стефан обещал ей, что святитель Николай соберет ее курочек. Всю ночь после трагикомичного происшествия в келье отцов горел свет: молились. Утром хозяйка растерянно обнаружила во дворе сбежавшихся птиц. Кинулась к отцу Стефану, – тот, пряча улыбку, ласково встретил ее: «Вот, святитель Николай собрал твоих курочек…» Андрей Петрович скончался в 1956 году, вскоре после переезда

. До самой смерти старец жил в Кисловодске, хотя по необходимости выезжал то во Владикавказ, то в Тифлис.

Об одном эпизоде в Тифлисе рассказывал старец Иоанн Мешалкин. Как-то они с отцом Стефаном оказались вместе в городе. Батюшка попросил отца Иоанна причастить жену знакомого военного. Горячий, вспыльчивый отец Иоанн, тогда еще иерей, резко возразил: «Ох, батюшка, не хочу я причащать этих блудниц!». Долго молчал иеромонах Стефан. Затем, склонив голову на руки, с глубокой печалью, протяжно, тихо, с глубоким внутренним смирением ответил: «Господь разбойника на кресте простил, Господь блудницу простил, Господь всех кающихся прощает, а отец Иоанн не хочет простить…» Потрясенный отец Иоанн немедленно вскочил: «Батюшка, простите, сейчас бегу причащать!»

Протоиерей Иоанн Мешалкин

В Кисловодске старец помогал служить и исповедовать в храме во имя святого великомученика и целителя Пантелеимона. Несмотря на то, что ему перевалило за седьмой десяток, отец Стефан пешком ходил в церковь. На обратном пути послушники старались поймать ему такси. Часто, видя тихо идущего старца, водители, любившие его, специально останавливали автобусы в неуказанных местах

. Матушка Сергия вспоминала, что некоторые молодые священники не всегда почтительно относились к старцу. Официально он не состоял в причте Пантелеимоновского храма, но случалось, что, невзирая на его преклонный возраст, болезненность, ему приходилось помогать сверх своих сил. «Батюшка, не смущаясь, по своему истинному смирению, послушно взял кадило и, несмотря на свою слабость, выполнил все так, как он все делал: благоговейно и спокойно. Какой он сам был особенный, так и служба была особенной по простоте и благоговению»

.

Иеромонах Стефан и протоиерей Иоанн Прокопович (справа в центре) с прихожанами. 1950-1960-е годы

Бывало, что он приходил к ранней литургии и его просили исповедовать народ. Старец кротко вставал к аналою и исповедовал до конца поздней литургии. Близкие жалели его: «Батюшка, Вы устали». Отец Стефан мягко улыбался: «Мои батюшки меня любят». Общую исповедь старец проводил полно, но без беседы или проповеди во время нее, затем каждого внимательно слушал. Никогда ничего он не вытягивал из исповедника, ничего не навязывал ему.

Похороны мужа Ирины Никитичны, Андрея Петровича.

В центре – иеромонах Стефан, справа – иерей Александр Докукин (будущий митрополит Гедеон). 1956 год

При необходимости мог спросить: «Святые отцы говорят так-то об этом предмете, а как у Вас в семье?» Однако, решив вопрос, стоял твердо: если человек упирался и настаивал на своей воле, отвечал: «Не на пользу»