Фиолетовые сны в шахматном порядке

Вернемся же к нашему современному экзекутору.

Ударяя мужика, он заметил, что куда бы он ни бил у него были странные одинаковые ощущения, не похожие на обычные, как если бы он мял тесто.

Все это так неестественно, а я веду себя глупо проносились всполохи мыслей.

Иногда в фантазиях попадая в подобные ситуации, он представлял себя римским легионером, наказывающим разбойников с большой дороги.

И от этого чувствуя пафос в этой ситуации, он искренне смущался, замечая уже, что гнев прошел, и он выбивает душу из сторожа по инерции без той дикой и необузданной страсти, с которой он начал эту процедуру.

Каланча быстрей пришел в себя, профессиональное чутье уличного драчуна ему подсказывало, когда нужно остановиться, чтобы не перегнуть палку.

С невозмутимым видом он поправил форму сделав вид что ничего особенного не случилось, не смотря на то что минутой ранее не щадя сил лупил забулдыгу дубинкой, помогая напарнику восстановить утраченную в ходе общения со сторожем справедливость.

Каланча без особых трудов оттащил Влада, стараясь не попасть под горячую руку последнего, вокруг начинала собираться толпа зевак, которые явно могли навредить делу.

Остынь, будет с него! Ты шо завелся? Пыздыть разучильси?

Перешел на украинский язык в пылу заварухи, Каланча.

Ему было что терять. Он был не доволен что Влад переборщил со сторожем, и если бы тот не остановился, он бы не задумываясь применил силу.

– Все! Я в норме! Чо прилип?

Влад отпихнул напарника, с трудом разомкнув крепкие и цепкие, словно стальные канаты, но больше похожие на грабли руки, которыми обхватил его, сзади мешая бить сторожа.

Ему и самому уже порядком поднадоело колотить негодяя, но почему— то он не мог успокоиться, словно не достиг выполнения задачи и старательно стремился ее исполнить.

Все это занятие, как и многие другие связанные с физическими нагрузками упражнения, только поначалу вызывают интерес, со временем превращаясь в рутину, которая надоедает и выполняется автоматически по привычки или в соответствии с правилами и дисциплиной.

Интересно порой думал он, можно ли читать книгу, или слушая музыку занимаясь подобным.

По рассказам некоторых оперативников можно, есть такой опер по кличке (Классик), очень нравиться ему допрашивать подозреваемых под девятую симфонию Баха.

Проходящие мимо его кабинета люди сквозь величественные звуки музыки порой слышат как они думают стоны восхищения, очарованных ее слушателей. На самом деле это довольно таки банальные звуки пытаемого одного человека другим человеком.

Повернувшись посмотреть, что с рыжеватым сторожем, у Влада пришедшего в себя сжалось сердце от нехороших предчувствий, после того града ударов. И ожидая, что как бы ни пришлось, оказывать первую помощь тяжело вздохнул.

Как же был он удивлен, когда увидел что тот стоял как не в чем, не бывало, отряхиваясь и гримасничая, на нем не было и царапины. Только оторванный карман клетчатого шерстяного пиджака напоминал о случившемся, болтаясь на ветру, словно брошенный флаг захваченного пиратами судна, показывая в образовавшейся бреши видавшую виды тельняшку.

Да книга «Достоевского» «Преступление и Наказание» словно невидимый до сих пор свидетель экзекуции перевернутая к верху обложкой с потертой позолотой выцветших от времени и частого чтения букв лежала неподалеку.

– Пришить бы не мешало командир, все-таки пиджак свадебный, да и мало чего вы мне своими тычками, нарушить могли. Вы в курсе, что сейчас не тысяча девятьсот семнадцатый год?

Влад кивком головы машинально согласился. Как завороженный разглядывая неуязвимого сторожа.

Так вот продолжил многозначительно сторож после семнадцатого года были полностью отменены телесные наказания, благодарите официальную советскую педагогику. —Так какого я вас спрашиваю хрена вы руки распустить изволили-с!!! Почти заорал он.

Владу показалось, что рядом со сторожем как то не по себе словно холодный ветер обдувал его. На миг даже привиделось, что из-за рта пошел пар. Как это обычно бывает зимой, он окончательно был сконфужен поведением этого странного человека.

Сторож сверкнув на солнце уже больше похожей на ржавчину цветом волос шевелюрой, которая видимо от того что он никогда не мылся, лоснилась, опять странной походкой прошел до шезлонга, оставив удивлённого и возмущенного Влада, накатив сразу несколько бутылок с пивом, одну за другой варварским, принятым у алкашей способом.

Только на этот раз, практически засунув бутылку в горло, которое растягивалось как у питона глотающего кролика.

Глухо и утробно рыгнув, он вновь подошел к наряду вразвалочку как директор к нашкодившим школьникам.

Невзначай заметив, глядя, куда-то в пол и сплюнув сукровицу с выбитым зубом на ладонь с неестественно большими и корявыми корнями, которые словно щупальца осьминога тянулись в разные стороны.

– У нас сегодня новые гости пожалуют, из областной прокуратуры и СБУ, отдыхать приедут, санаторий то этот для вашего брата. Не хочется им рыбалку дурными рассказами о ментовском беспределе портить. Вы явно не отставной солдат!

Сделав на слове отставной, ударение он грозно посмотрел на Каланчу, которому стало неприятно от такого нехорошего намека.

В основном они выполняли функции палачей наказывающих розгами или как в вашем случае палками виновных. Но! Строго по приговору!

Опять заорал он. Да и камеры тут понатыканы, а за мониторами мой брат следит. Словно успокаиваясь, продолжил воспитательную лекцию.

Ухмыляясь, он уставился на немного оттопыренный карман Влада.

Попались на крючок мы, а не он, с грустью подумал Влад, калач то тертый как оказалось и видимо очень хорошо знакомый с системой а если из бывалых то и подавно настучит куда следует у них за честь мента сдать или как то ему нагадить.

Надо от его откупиться на месте, чтобы потом он ничего не предъявил.

День и впрямь до инцидента был хороший сенокос выше нормы, пьяных море, и в море и на суше, с кого деньгами, да и так по мелочи. Золотое кольцо забранное у наркоманов, в обмен на свободу, все равно уколются, а так хоть на глаза меньше показываться будут.

Да и кольцо не их явно, сперли у отдыхающих. Красивое обручальное, может подарить жене. (Так Влад называл свою гражданскую супругу Карину).

И зачем только (методоновую) программу ввели, на популяцию этого вида, особо не повлияло. Что им мешает за счет государства жрать методон, затем купив герыча или еще какое-то наркотическое вещество и пустить по вене.

Влад мотивировал себя и напарника регулярно, работа ему своя особо не доставляла радости, а жить при деньгах не хуже всех хотелось.

Он был идейным атеистом, считая, что Бога выдумали те, кому он был выгоден, а что до него— то в этом он выгоды не видел, поэтому христианских моралей не придерживался.

Нищим не подавал (зная, куда они тратят собранные попрошайничество средства), а наоборот брал за точку, располагать сведениями, что за день они могут выпросить у туристов не мало.

Злым он не был, во всяком случае, таковым себя не считал, жил как все. Лишнего не брал, и своего не упускал, мог на бутылку дать бедолага, перевести старушку через переход.

Да и в работе искал способы и возможности следовать усредненным общечеловеческим, и принятым для социума, в котором он находился принципам жизни, отдаленно напоминающим нравственность и гуманность (как бы это не смешно звучало), стараясь не залазить в грязь, при этом конечно в нужные моменты, не отдаляясь от коллектива.

Достав не глядя, из кармана первую попавшеюся купюру с портретом Григория Сковороды, которая еще со вчерашнего дня, там мирно лежала между тремя купюрами Ивана Франко, и более мелкими и засаленными Ярослава Мудрого, прижатыми пятью Богдана Хмельницкого, и одинокой Люси Украинки.

Он было протянул ее сторожу, на миг замер и посмотрев на портрет который видел за свою жизни сотни раз.

Положил со вздохом купюру портретом кверху на ладонь сторожа, который нетерпеливо скрипел зубами и охал, рука его тряслась мелким тремором, что обычно бывает у алкоголиков, прикрыв выбитый зуб, что получилось несколько символично.

Влад в свое время изучавший труды и жизнь этого странствующего нищего-философа в бурсе ныне нанесенного на купюры, всегда удивлялся тому что, старательно избегая, каких либо оков материального мира, отказываясь от предлагаемых ему должностей и занятий, своим примером и словом уча нравственности людей, вдруг после смерти попадает на символ материального мира, его изображением украшают денежный билет. Эти идеи всегда приводили его в смущение при виде этой купюры. И может по этому он подсознательно (или не произвольно), старался от нее избавиться в первую очередь. Вот и сейчас она почему-то попалась ему первой. Как средство заплатить за незаконно нанесенные побои.

Влад на выдохе произнес словно выстрелив. Только сейчас осознавая, что отдал значительно больше, чем хотелось, и уже пожалев и деньги и себя, но не в силах изменить своему решению.

– Бери на опохмел собака, да не придумай больше так падать до синяков паскуда, а язык придержи, земля круглая, задумайся.