Из смерти в жизнь… Всегда по одну сторону баррикад

Я заинтересовался, но пойти тогда с ними не смог – был на смене. Они прошли тестирование неудачно. Сказали, что уровень там слишком высокий и работают там все очень жёстко. Я понимал, что я тоже ещё не дотягиваю. Но не мог пропустить – когда ещё представится такой шанс? Парням было очень интересно, сколько я продержусь на спаррингах. Слава лихого десантника и отчаянной сорвиголовы шла впереди меня.

Меня встретили на удивление тепло и дружелюбно. Во время поединков, как мне показалось, даже немного меня жалели, не добивали. А может быть, огромное желание попасть в этот отряд заставляло меня не обращать внимания на физическую боль. Как бы там ни было, но командир отряда Виктор Александрович Логинов сказал, что отбор я прошёл и могу подавать рапорт на перевод.

Но препятствия на пути к мечте только начинались. Для того, чтобы перевестись, мой рапорт должен был подписать начальник Приморского РУВД. Когда я пришёл к нему с рапортом, начальник вызвал руководителя кадров Флору Александровну Слюсаренко. Эта очень властная и решительная дама была замужем за большим милицейским начальником и поэтому имела огромное влияние. Я с ней уже однажды встречался в отделе кадров. Встреча не была радостной.

Кадровики в районном управлении меня хорошо знали, так как я постоянно выступал на различных соревнованиях. И в какой-то момент они решили пригласить меня работать в кадры спортивным инструктором.

Меня вызвали в кабинет, посадили за стол, дали лист бумаги. Рядом сидели две женщины: капитан и майор. Улыбались они мне очень приветливо! Попросили в свободной форме написать любой текст. Оказалось, хотели посмотреть, какой у меня почерк. Когда убедились, что почерк красивый – прямо расцвели!

В этот момент зашла Флора Александровна. Тоже дружелюбно улыбнулась и сказала, что мне выпали большая честь – работать вместе с ними в кадрах. Работа не пыльная, скоро получу офицерское звание. И я тут возьми и брякни: «Мне бегать и стрелять нравится больше, чем сидеть и писать». В кабинете повисла тишина. Лица у всех присутствующих стали вытягиваться. На сотрудника, который меня рекомендовал, было просто жалко смотреть.

И тут Слюсаренко буквально зашипела! Обругала при всех человека, который меня привёл. А мне сказала, что я упустил свой шанс и поэтому могу убираться. Я так и не смог понять, что именно её так вывело из себя.

И вот она взяла мой рапорт со словами: «А… Это у нас любитель бегать и стрелять!». Рвёт документ и уходит. Мне в тот момент показалось, что начальник РУВД её боится. Он как-то извиняюще пожал плечами – дескать, вот видишь, я ничего не могу поделать!

Таким поворотом дела я был буквально убит. Но от надежды перейти служить в спецназ не отказался. Прошло полгода. И когда казалось, что никакой надежды уже нет, раздался звонок. Звонил командир отряда Логинов. Спросил, планирую ли я ещё служить в спецназе? Я растерялся и пролепетал: да. Он говорит: «Приезжай как можно быстрее и пиши рапорт. Его подпишет сам начальник ГУВД генерал Крамарев». В «Тайфун» я полетел как на крыльях!

Мне дали двое суток на сдачу дел в Приморском районе. Зашёл к Флоре Александровне. Она взяла рапорт, в очередной раз смерила меня уничтожающим взглядом. Рапорт собралась снова порвать, но, посмотрев на подпись Крамарева, не посмела. Сквозь зубы сказала, что документы будут готовы или на следующей неделе, или через две недели. Повернулась и пошла. Мне стало так обидно!

Я взял и громко сказал ей в спину: «Не думаю, что генералу Крамареву это понравится». Она застыла. Несколько секунд так постояла. А когда повернулась, то это была уже не стальная леди, а добрая усталая бабушка. Подошла ко мне, взяла под руку, повела к своему кабинету: «Заходи после обеда. Всё будет готово». Вот так в январе 1992 года я оказался в спецназе службы исправительной системы. Уже 1 февраля 1992 года я заступил на своё первое боевое дежурство. Свершилось!

ЧП в «Крестах»

22 февраля 1992 года я был свидетелем на свадьбе своего друга Саши. А 23 февраля по городу прогремело – в следственном изоляторе «Кресты» захвачены заложники!

Семеро заключённых во время прогулки связали контролёра и заперли его в прогулочном дворике. Потом они захватили в заложники двоих других сотрудников «Крестов» – мужчину и женщину. Под угрозой заточек они завели заложников в административный корпус и забаррикадировались в нескольких помещениях. Потребовали их освободить, дать деньги, машину и оружие. У них было несколько окрашенных хлебных муляжей, которые были похожи на гранаты. Но в тот момент было непонятно, настоящие ли это лимонки или нет.

Время от времени они к окнам под ножом подводили женщину и показывали её милиции. Психологически это очень сильно на нас давило. Вообще-то захват заложников в следственном изоляторе – это профиль нашего спецназа, но в тот момент у нас не было такого опыта, отряд был только что создан. Поэтому к «Крестам» прибыли более опытные бойцы «Резерва» ОМОНа. Это был прообраз СОБРа. Многие ребята, которые участвовали в той операции, потом в СОБРе и служили. Прибыли и Внутренние войска, но для них в этот раз работы так и не нашлось.

Наши городские милицейские руководители управления приняли решение изолятор штурмовать своими силами. Хотя якобы до этого из Москвы им приказали самим не штурмовать, а ждать «Альфу».

Помню, как руководство вело переговоры с бандитами. Даже «авторитет» какой-то проявился. Говорит тем, кто захватил заложников: «Вы, «чушки»! Вы что творите!». А это были реальные «чушки». Статьи у них по уголовным понятиям были не очень хорошие. Задача у них была если не сбежать, то хотя бы поднять себе авторитет. Но «авторитет» им объяснял, что никакого авторитета этим захватом они себе не заработают, так как после таких дел всех остальных «зэков» начнут очень сильно гнобить.

Но бандиты были уже заведённые, пребывали в эйфории. Они нашли в одном из помещений алкоголь, и некоторые из них через какое-то время были уже пьяными. Стали кого-то резать и вывешивать кровавые полотенца. В результате была дана команда снайперу, и «Резерв» начал штурм. Снайпер бандита, который держал женщину, ликвидировал выстрелом точно в переносицу.

Штурм начали двумя группами – через окно и через дверь. Зацепили решётку «Уралом», дёрнули – обрыв троса… Зацепили опять, дёрнули – снова обрыв троса. Решётка оказалась слишком крепкая. Вырвали только с третьего раза. Штурмовая группа наконец-то вошла в окно. Когда дёргали решётку, Логинов из КС-23 (карабин специальный калибра 23 мм. – Ред.) стал отстреливать в окна «Черемуху», патроны со слезоточивым газом.

Вторая группа стала входить через дверь. Но и там войти быстро не удалось. Бандиты оставили ключ в замке, ещё и загнули его. Наши стали стрелять в замочную скважину. Замку – хоть бы что, но одному из бандитов пуля попала в позвоночник.

Преступники запаниковали. Организатор захвата Перепёлкин, когда понял, что всё кончено, зарезал сначала контролёра, а потом загнал другую заточку в себя. Но загнал очень грамотно, без серьёзных внутренних повреждений. Когда наши увидели двоих с воткнутыми заточками, то сразу не разобрались и стали вытаскивать обоих. И тогда заместитель начальника ГУВД, желая оказать помощь, вытащил заточку из тела контролёра. А этого нельзя делать категорически!

У контролёра обильно пошла кровь, заполнила лёгкое. В результате – остановка сердца… Но это не упрёк кому-то. Ситуация была крайне стрессовая. Контролёр ещё какое-то время был жив. Его вытащили из «Крестов», но позже, уже в машине «скорой», он скончался.

Женщину-контролёра удалось спасти. Бережно понесли к «скорой» второго раненого с заточкой. Думают, что это контролёр. И тут вдруг внезапно понимают, что это не контролёр, а «зэк»! Кто-то крикнул: «Это же Перепёлкин!». Перепёлкина тут же кидают на землю, хватают за ногу и буквально по камням головой волокут в «скорую».

Во время самого штурма меня, как молодого бойца, определили в резерв. Но потом поставили задачу охранять раненых при штурме заключённых в тюремной больнице. Перепёлкин лежал с заточкой, у одного бандита – пуля в позвоночнике, другой со сломанной переносицей, ещё у одного была пробита голова… Я просидел с ранеными бандитами в тюремной больнице всю ночь. Ведь персонал боялся к ним подходить без охраны.

Врачи «зэков» пытались как-то реанимировать. Но сначала один скончался, потом второй скончался… Если я не ошибаюсь, двое или трое из них остались инвалидами.

Из Перепёлкина заточку вытащили, залатали. Жив-здоров. Потом его судили и приговорили к высшей мере. Но тогда уже действовал мораторий на смертную казнь, и он отправился на пожизненное. Раньше бы, конечно, точно расстреляли.

Случаев применения милицией оружия на поражение в 90-е было не так уж много. Я не беру здесь в расчёт участие в контртеррористических операциях на Кавказе – там стрелять приходилось по полной программе. А вот ярчайший случай применения милицией оружия в городе в мирное время произошёл именно 23 февраля 1992 года.

«Матросская тишина»

А ещё через полгода мне пришлось выполнять первое в своей жизни задание государственной важности! После так называемого путча в августе 1991 года членов ГКЧП посадили в изолятор «Матросская тишина». Весь штатный персонал изолятора был выведен за территорию, а в «Матросскую тишину» ввели спецназ. Нам поставили задачу: в случае штурма и попытки освобождения арестантов продержаться двадцать минут до прибытия дополнительных сил дивизии Дзержинского.

Бойцы со всей России, по пять-шесть человек с региона, меняли друг друга каждые два-три месяца. Сводный отряд подчинялся только коменданту изолятора. По всему периметру, у оконных и дверных проёмов, были уложены мешки с песком. Внешне изолятор выглядел устрашающе – ощетинился во все стороны пулемётными и автоматными гнёздами. Насколько это было оправданно, сказать трудно. Информация о попытках прорыва к изолятору приходила постоянно. Но самих попыток так ни разу и не было.

Жили мы в камерах, переоборудованных под общежитие. Только вместо нар поставили армейские кровати, да дверь не закрывалась снаружи. Я тогда впервые близко увидел людей, находившихся на недосягаемых на меня вершинах государственной власти. При других обстоятельствах я не то, что заговорить, приблизиться бы к ним не смог! В изоляторе общение с задержанными не приветствовалось. Люди в ГКЧП в основном были пожилые, часто болели. И было принято решение освободить для них один этаж в госпитале МВД и взять весь этаж под охрану. Я попал в эту группу. В госпитале режим содержания арестантов был существенно мягче. Неудивительно, что болеть они старались почаще.

В госпитале, где перемещение было более свободным, они сами, наверное, соскучившись по обычному человеческому общению, подсаживались к нам вечерами. Слушая наши разговоры, они делились своими переживаниями, мыслями, воспоминаниями.

Такое общение помогло мне сформировать собственное мнение о ГКЧП. Если коротко, то я этих людей преступниками и путчистами не считаю. Хотя как руководители высших органов государственной власти они, конечно же, ответственны за всё тогда происходившее в стране.

Командировка прошла без особых приключений. В феврале 1993 года арестантов выпустили на свободу. Наш сводный отряд распустили. Я вернулся в Питер.

В конце 1993 года командир отряда Виктор Логинов перешёл в только что созданный СОБР РУОПа. Бойцы потянулись за командиром.

СОБР против беспредела

Подразделения СОБР были сформированы в конце 1992 года. Туда пришёл совершенно определённый по складу характера контингент людей. Потому во всех регионах была выбрана похожая тактика и модель поведения. Её в двух словах можно описать так: при задержании – мгновенное тотальное подавление любого сопротивления. Людей в СОБР отбирали физически крепких и выносливых. Очень много было ребят, которые выступали в соревнованиях по различным видам спорта и, особенно, по единоборствам. Это борьба, бокс, бои без правил, тяжёлая атлетика. Но вот что удивительно: много раз сотрудники СОБРа на соревнованиях и даже на тренировках побеждали именитых бойцов! Бывало, что к нам в СОБР заходили бойцы высокого уровня самых разных стилей, разных направлений. Говорят: «Ребята, мы хотим с вами в ринге постоять». Приходили они по разным причинам. Кто-то хотел проверить свой уровень в реальном контакте. Кто-то, наоборот, хотел себя показать, самоутвердиться за наш счёт. Кому-то просто не хватало адреналина. Но на моей памяти непобитым и непобеждённым из чемпионов не уходил никто и никогда. Может, конечно, и были такие случаи. Но я их не помню.

Однозначно сказать, почему так происходило, сложно. Может быть, дело здесь в том, что подготовка бойца СОБРа принципиально отличается от подготовки спортсмена. Спортсмен на тренировках затачивает себя на поединок, фиксированный по времени. Плюс к этому спортсмен прекрасно понимает, что если что-то пойдёт не так, то рефери этот поединок остановит. Спортивный поединок – это совсем не бой насмерть, это всего-навсего спортивное единоборство. И у спортсмена не может быть задачи убить своего соперника. Спортсмен, конечно, понимает, что покалечиться он может – может пропустить сильный удар, может сломать себе что-нибудь. Но в ситуацию мгновенно вмешаются, бой остановят. Он немедленно получит необходимую медицинскую помощь. То есть отсутствует такой важный психологический фактор, как реальная угроза для жизни. А вот если этот фактор появляется, то сразу можно увидеть, как резко меняется психология человека и как повышается готовность участвовать в любых поединках.

Справедливости ради надо отметить, что за последние десять-пятнадцать лет бойцы различных видов единоборств, особенно смешанных стилей, здорово прибавили в классе. Особенно это видно по представителям Кавказа, где единоборства широко распространены. А в начале 90-х серьёзных бойцов и школ было не так уж и много.

Преступники прекрасно понимают, что подготовка бойцов СОБРа на порядок выше подготовки простых сотрудников. Они на практике много раз получали доказательство того, что в СОБРе служат очень жёсткие парни, которые не буду церемониться и следить, правомерно или неправомерно применяется сила. И они обязательно будут работать до конечного результата!

Перед первой поездкой на войну я служил в городском СОБРе, который тогда был при РУОПе. Это потом в названии появилась буква «Б», и он стал РУБОП. Все иронизировали по этому поводу, потому что сначала расшифровывалось название смешно: региональное управление организованной преступности. Типа сами организовывают, сами и ловят. Поэтому в 1996 году добавили в название букву Б, что сразу изменило смысл на правильный – «по борьбе с организованной преступностью».

Сами подразделения по борьбе с организованной преступностью появились в 1988 году как 6-е управление и отделы в уголовном розыске. Потом в 1991 и 1992 годах были созданы ОРБ и ОРЧ (оперативно-розыскное бюро и оперативно-розыскная часть). Собственно РУОПы были созданы в 1993 году. Наш РУОП был сформирован при ГУВД Санкт-Петербурга. Позже он стал самостоятельным и стал называться Северо-Западный РУБОП. Подчинялся он Москве, ГУБОПу. Это была чисто федеральная структура, которая не подчинялась милиции на местах. Кандидатуру начальника территориального управления органов МВД обязательно надо согласовывать с губернатором, с мэром. Поэтому те и имеют на начальника и влияние, и финансовые рычаги воздействия. И плюс к этому начальник территориального управления подотчётен губернатору или мэру.

В апреле 1994 года я перешёл в РУБОП. К тому времени в органах МВД я работал уже пять лет: с 1989 года – во вневедомственной охране, с 1991-го по 1994-й год служил в спецназе «Тайфун».

СОБР тогда был большой. Если не ошибаюсь, штатная численность была сто восемьдесят восемь человек. Команда собралась там очень серьёзная.

Я учился на старших курсах Ленинградского университета, на юрфаке и как раз тогда переходил со звания сержанта на офицерскую должность, получил звание младшего лейтенанта. В то время звание давали, если можно так выразиться, в долг. Структура-то новая, надо было людей как-то стимулировать переходить в неё. Поэтому должности в СОБРе были все офицерские. Из-за этого пошли на беспрецедентный шаг – стали давать бойцам СОБРа офицерские должности без специального образования. Потом эту ситуацию стали исправлять. Специально для СОБРа в Твери заработало двухгодичное среднее учебное заведение. Год нужно было отучиться очно, год – на заочном. Это была обычная школа милиции, но по специальности «Боец СОБРа». Закончив эту школу, сотрудник тем самым подтверждал своё офицерское звание.

Начало моей службы в СОБР пришлось на 1994 год. В Питере это был самый что ни на есть бандитский год! В 1992 году в городе пышным цветом расцвела империя, как её называли, Александра Малышева, который к тому моменту уже находился под стражей.

В 1993 году после отсидки вышел Барсуков-Кумарин – главный конкурент Малышева.

От братков в городе стало тесновато. Бандиты разъезжали по городу на БМВ и мерседесах. Можно было на Невском наблюдать такую картину: на встречных полосах напротив друг друга останавливаются две машины, опускаются стёкла. И два братка в малиновых пиджаках начинают друг с другом разговаривать. За ними по Невскому в обе стороны выстраиваются огромные пробки!

Вообще это было время бесконечных стрелок и разборок. Почти каждый день стрельба, похищения, вымогательство. Недвижимость в то время туда-сюда летала. У многих начинающих коммерсантов бизнес отбирали, некоторых и жизни лишили. Именно в это время многие мальчики, когда их спрашивали, кем они хотят стать, отвечали: бандитами, а девочки – путанами… Суровое было время…

Мы не занимались оперативной работой, а только осуществляли силовую поддержку оперативников. Почему СОБРы вообще появились? Преступность к тому времени стала не просто профессиональной и организованной, она стала беспредельной. Появилось огромное количество молодых людей криминальной направленности. Необязательно все они были ранее судимыми. В основном это были бывшие спортсмены и бывшие военные. Но в банды сбивались не по профессиональному признаку. Кумарин, например, долгое время работал барменом и уже в то время начинал организовывать свой криминальный бизнес. Сначала он работал по валютным проституткам, дальше – больше. Закончилось это созданием огромного преступного сообщества, которое называли «тамбовские».