Из смерти в жизнь… Всегда по одну сторону баррикад

Когда мы ещё ехали до Москвы в автобусе, уже прошла информация о неудачном штурме. Но про потери молчали. Потому страха особого у нас не было, а была даже некая бравада. Почему? Во-первых, ехали все свои. Да, мы понимали, что обстановка будет незнакомая и непонятная. Но и раньше мы много раз бывали в самых разных ситуациях. Плюс с нами был командир, которого все уважали и которому всецело доверяли. Мы рассуждали так: командир знает, что делает. Сказал – поехали, значит, он знает, куда и зачем. В своё время, перед срочной службой, я вообще пытался попасть на афганскую войну. Но так в Афганистан и не попал. И жалел, что не попал. Поэтому лично для себя я увидел перспективу на войне всё-таки побывать!

«Вымпел-Вега»

Подъезжаем к Балашихе. Вокруг – лес, вдали возвышается огромное современное здание, вроде бы этажей шестнадцать. Вокруг этого здания за высоченным забором и размещалась база «Вымпела», построенная ещё в советское время. (База была, конечно, сверхсекретная. Но всё относительно… Как-то нам разрешили выехать в Москву. Возвращаемся, боимся заблудиться. Я потихоньку людей в автобусе спрашиваю: «Балашиху-то я не пропущу?» А мне бабушка какая-то отвечает: «Сынок, тебе что, секретная база КГБ нужна? Я выйду, а ты до поворота доедешь – там и база». И говорит водителю: «Вася, ты мальчиков высади, где надо».)

Въезжаем на базу и видим, что там стоят такие же автобусы с собровцами, которые приехали буквально со всей страны. Когда мы начали разгружаться, над нами все стали смеяться: «Приехали, понимаешь, «боевики», которые не знают, что надо набирать побольше патронов, а не макаронов». Но спасибо нашим командирам, что всё у нас было с собой. В то время командиром СОБРа у нас был бывший афганец Евлахов Игорь Ириниевич. Он-то как раз хорошо понимал, куда нас отправляют и зачем. Сидоренко Сергей Фёдорович, начальник РУБОПа, – тоже бывший афганец.

Перед выездом они с нами провели своеобразный ликбез. Говорили обо всём, начиная с глобальных вещей и до каких-то совсем практических. Например: «Возьмите с собой полиэтиленовые пакеты. Если сырая погода, и вы понимаете, что вам сутки придётся работать, то суньте ноги в полиэтиленовые пакеты, а только потом – в берцы. Да, нога в пакете вспотеет. Но зато снаружи вода не будет проникать». Мне самому не пришлось так делать. Не знаю, насколько это практично. Но командиры пытались хоть как-то нас подготовить к этой командировке. Говорили: «Неизвестно, в каких условиях вы там будете жить». Настойчиво говорили, что надо обязательно соблюдать чистоплотность, брать с собой как можно больше мыла. Говорили, чтобы мы тщательно следили за гигиеной. Где бы ни остановились, отхожее место делать не ближе, чем столько-то метров от лагеря. Это вроде простые и понятные вещи. В армии мы ведь все служили. Но эти советы нам очень пригодились.

Мы разгрузились, разместились. Мельком видели бойцов «Веги», которые только что из Грозного приехали. Почему «Веги», а не «Вымпела»? Дело в том, что в 1993 году за отказ штурмовать Белый дом президент Ельцин своим указом управление «В» центра специального назначения ФСБ «Вымпел» расформировал и передал его штат в МВД под названием «Вега». Многие высококлассные офицеры тогда в знак протеста уволились. Кстати, двумя годами ранее за такой же отказ принимать участие в штурме Белого дома, когда там сидел Ельцин, сотрудники спецподразделений КГБ «Альфа» и «Вымпел» были причислены к его защитникам. Но в конце 1995 года «Вымпел» вернулся в состав ФСБ.

Утром нас собрали в огромном зале. Там сидели несколько сот человек. Выходит полковник Валерий Круглов, командир «Веги», который только что из Чечни вернулся. Говорит: «Мне поручено провести с вами скоротечные занятия. Не знаю, сколько у нас будет дней на подготовку. С чем вам в первую очередь придётся столкнуться – это бой в городе. Очень тяжёлая и страшная штука. Опыта ведения боёв в городе практически ни у кого нет. Даже у меня нет. Но за несколько дней я там на месте кое-что понял. Постоянная стрельба, постоянная опасность и ожидание выстрела будут на вас очень сильно давить». Тут раздаётся вопрос из зала: «А за сколько дней к этому можно психологически привыкнуть?». Круглов задумался и ответил: «Часов шесть. Через шесть часов нормальная здоровая психика адаптируется к новым условиям». Конечно, здесь надо учесть, что среди собровцев слабаков не было. Я сам не за шесть часов, конечно, но за двое-трое суток освоился и дальше чувствовал себя уже достаточно комфортно.

Все на войну ехали совершенно сознательно. Могу точно сказать, что таких, кто приехал в Балашиху в добровольно-принудительном порядке, среди нас практически не было. Исключением были четыре новгородца, которые сказали: «Мы на такое не подписывались». Развернулись и уехали. Пятый новгородский собровец, Эдик П., остался. Совсем молодой парень. По возрасту он был моложе и меня, и всех своих. Эдик нам сказал: «Раз мои уехали, я буду с вами». Он в Новгороде дослужился до командира и долго возглавлял новгородский СОБР. Затем уехал в Нарьян-Мар, где стал командовать только что созданным ненецким ОМОНом. (Кстати, я со многими знакомыми из той самой первой командировки до сих пор общаюсь.)

Круглов стал рассказывать, с чем им пришлось столкнуться, что такое городской бой. Рассказывал о тактике зачистки, городского прочесывания. «В полевых условиях у вас сектора. В городских условиях тоже сектора, но ещё и этажи: нижние, средние, верхние. Поэтому тактика совершенно другая».

В зале было несколько ребят-афганцев. Попросили их рассказать. Очень интересно было их послушать. Офицеры «Веги» разбили нас на несколько учебных групп. Старшими групп назначили как раз афганцев. Началось приведение оружие к нормальному бою, дополнительные стрельбы. Из гранатомётов-пулемётов постреляли, гранаты покидали. В учебном городке «Веги» учились работать в городских условиях. У них была построена имитация населённого пункта: улица, несколько домов повыше и пониже.

Тренировались мы две недели, хотя вначале думали, что тренироваться будем только три дня и нас отправят в Чечню. Когда стало понятно, что нам дадут подготовиться, все облегчённо вздохнули. Когда начались занятия, все ещё больше успокоились – всё получается, всё нормально. Но потом пошли задержки с отправкой. Это сыграло не очень хорошую роль…

Мы приехали в серой омоновской форме, типа комбинезонов. Одни люди нам говорят: «Зачем вы её взяли? Там военных не трогают, а милиционеров убивают». Говорим: «Поняли…». А нам выдали ещё и армейский камуфляж, «берёзку». Мы давай переодеваться в «берёзку»! Другие говорят: «Да вы что! Там в военных стреляют, а вот милицию не трогают». Стали голову ломать: что же надеть-то в конце концов?..

Интенсивная подготовка длилась неделю. На второй неделе мы стали замечать, что руководство просто тянет время. Спрашиваем: «Когда?». Говорят: «Ждём». – «Чего ждём?». – «Команды». – «Какой команды? Уже всё отработали, когда наконец поедем?». – «Ждите. Давайте мы вас ещё потренируем». К тому времени мы уже отстрелялись из всего, из чего только можно было отстреляться. И народ стал потихонечку выползать за пределы базы. «Давайте в Балашиху сходим…».

Хорошо помню, как тогда поменялось настроение. Сначала: отлично, приключения, война! Потом послушали «вымпелов», афганцев… Хотя погибших в «Вымпеле-Веге» на тот момент не было, постепенно стало приходить понимание, что не всё будет просто.

С нами был доктор, Никита Чистович (он погиб в Грозном в 1996 году). Тогда он только перевёлся к нам из тюремной больнички. Хирург, который с точки зрения мясорубки повидал много чего. На одном из занятий его как специалиста по военно-полевой хирургии попросили рассказать, с какими ранениями придётся столкнуться и что можно сделать.

Никита вышел на сцену и рубанул: «Приготовьтесь к тому, что треть из этого зала будет убита. Ещё треть – тяжело ранена». Реакция в зале была шоковая. В тот момент мы по-настоящему поверили, что так и будет! Но на самом деле этого не произошло. Свою роль сыграло то, что нам дали время на подготовку. Да и у руководства произошло переосмысление ситуации.

На пороге странной войны

Когда мы наконец-то отправились в Грозный из Балашихи, был мороз, градусов двадцать. Это были двадцатые числа января 1995 года. Утром нам говорят: «Всё, отправляетесь!». В душе сразу как будто что-то отпустило, пришла ясность. Ехать нам надо было в аэропорт Чкаловский. Погрузка в машины, разгрузка на аэродроме, погрузка затем уже в самолёты ИЛ-76. Пока ещё все смеются, подтрунивают друг над другом. Тут мы ещё со своим холодильником, макаронами… Но и боеприпасов у нас было по максимуму. Мы чётко знали, что на месте нам получать их будет негде.

Полетели. ИЛ-76 – самолёт герметичный. Давление внутри нормальное, а вот температура очень низкая (ведь за бортом на такой высоте минус пятьдесят). Нас всех сильно пробрало холодом, хотя закутались по максимуму. Наконец-то зашли на посадку, приземлились. А вот когда открылась рампа, в самолёт ударил настоящий жар! Мы мгновенно взмокли.

Прилетели мы в Моздок, на военный аэродром. Я первый раз жизни был на Кавказе. Сам аэродром находится на равнине, где-то вдалеке виднеется город. По аэродрому ездят какие-то машины. Видим пулемёты, где-то слышна стрельба. Присмотрелись – стреляют в воздух трассирующими. Кто стреляет, зачем стреляет – непонятно… Первое впечатление было не очень приятное. Хорошо, что нам дали время подготовиться и привыкнуть к мысли, что это уже война. Если бы мы сразу из Петербурга сюда прилетели, нам было бы намного тяжелее.

Незабываемые дни и ночи во 2-й комендатуре

Прилетело нас одновременно примерно человек восемьсот. В Моздоке тогда сразу приземлились бортов двадцать. Разгрузились, переночевали в эшелоне в районе элеватора. Утром погрузились на машины и колонной пошли на Грозный. Идём и видим: в стороне на железнодорожном полотне стоит состав со ржавой выгоревшей боевой техникой. И тут же видим другой состав, который идёт в противоположную сторону. На платформах зелёная, в масле, новенькая техника. А потом мы увидели холодильники – вагоны рефрижераторные. Именно в этот момент нас всех по-настоящему проняло…

Смотрим по сторонам дальше – на всех господствующих высотах ЗУ-23 (23-мм спаренная зенитная установка. – Ред.) стоят. Над нашей колонной вертолёты носятся. Колонна состояла вперемешку из грузовых машин, бэтээров, бээмпэ. Полное ощущение, что и здесь уже фронтовое обстановка.

В колонне порядок чувствовался. Впереди нас шла инженерная разведка. А вот в Моздоке, куда мы прилетели, с порядком было не очень. Логинов ходил по аэродрому и пытался понять, куда ему с бумажками надо идти и куда нам вообще деваться. По ощущениям Моздок походил на гуляй-поле. Все разношёрстные, техника разномастная. Видели даже «Альфу», они там какую-то важную особу охраняли.

До Грозного мы шли часов пять-шесть. Где-то остановились. Команда: «Разгружаться!». Начинаем разгружаться. Нам говорят: «Здесь находится 2-я комендатура Старо-Сунженского района. Размещаетесь. Это ваша база».

Огляделись – вокруг одни развалины. Разрушенные жилые дома, руины деревообрабатывающего завода. Напротив нас – тоже разваленное здание автошколы. В округе я не увидел практически ни одного целого здания. Более или менее сохранились малоэтажные постройки. А вот всё, что выше второго этажа, было просто снесено.

Для комендатуры нашли более или менее целое место. До войны здесь было автопредприятие. Вокруг – бетонный забор. Комендант на тот момент уже был назначен. У него в подчинении был взвод Внутренних войск, который охранял периметр. И всё… Никакой силовой поддержки у комендатуры не было. Для такой поддержки как раз и дали ему нас, петербургский СОБР. Пятнадцать человек.

Коменданта помню смутно, вроде он был из военных. А вот его заместителя по тылу, старшину-сверхсрочника, я почему-то запомнил хорошо. Может, потому, что у него были белые соломенные волосы. Когда нас стали обстреливать, он так напился, что наблевал себе в сапоги. Потом надел их и ходил, хлюпал. Совершенно было дикое зрелище…

В комендатуре был очень классный парень – взрывотехник. Наш собровский взрывотехник Гена с ним очень подружился. Вдвоём они вокруг нашего расположения ходили ставить растяжки. И также снимали растяжки, которые «духи» против нас ставили.

К комендатуре подходы были открытые. Именно на них мы и ставили растяжки. Надо сказать, что боевики быстро приноровились к этой нашей тактике. Вдруг Гена во время очередного обхода видит, что его растяжку сняли, а вместо неё поставили другую, скрытую растяжку. То есть когда мы будем выходить по проходу, то на чужой растяжке и подорвёмся. Видно было, что «духи» прикидывали: откуда ты можешь выходить? Скорее всего – вон из того подвала. На тебе на подвал вот такую растяжку! Бывает, видишь одну открытую растяжку. А «духи» рядом ещё две или три скрытые поставили! Вот такая была у нас мино-растяжечная мини-война.

Но Гена у нас очень грамотно работал. Из наших никто ни разу не подорвался. Один раз, правда, проволоку зацепили. Но успели отбежать, никого не задело. Так бывает, если на растяжке стоит граната. У неё замедлитель на четыре секунды. После характерного щелчка, если ты его услышал, четырёх секунд вполне достаточно, чтобы отбежать и упасть на землю ногами к взрыву. В крайнем случае ноги осколками посечёт, это не смертельно.

А вот противопехотные мины срабатывают сразу, там другой принцип действия – нет замедления. В основном растяжки срывали собаки.

Задача нам была поставлена такая: в зоне своей ответственности выявлять боевиков, а потом их задерживать или же при попытке сопротивления уничтожать. Зоной ответственности у нас был целый городской микрорайон. Жителей там оставалось много.

В основном это были пожилые люди. Молодёжь почти вся оказалась у бандитов.

После страшного Первого штурма начались позиционные бои. Подземные коммуникации не давали возможности выдавливать боевиков последовательно. Получилось, что наши занимали одну часть города, другая оставалась у боевиков. То есть бои эти шли в шахматном порядке. Мы как раз и попали на эти так называемые «шахматки». Занимаем какую-то часть застройки городской, а вокруг и боевики, и наши. Чересполосица: клеточка белая, клеточка чёрная, клеточка белая, клеточка чёрная… Действовать в таких условиях было очень тяжело. Не было понимания, где тыл, а где фронт, где свои, а где чужие…

Хорошо было то, что руководство переставало выстраивать войска в цепь и заставлять передвигаться колоннами. Была дана команда оставаться на месте, чтобы закрепиться и наладить взаимодействие с соседями. Мы в Грозном стояли на Старой Сунже. У нас была своя зона ответственности, из которой боевики якобы уже были выдавлены. Каждый вечер происходили жесточайшие перестрелки. По ночам мы находились только внутри закрытого периметра, а днём выезжали по оперативной информации. Мы должны были находить и зачищать тех боевиков, которые находились в тылу у наших на той территории, за которую мы отвечали. Боевиков мы арестовывали и передавали на фильтр. Тех, кто не сдавался, уничтожали.

Зачистки проходили так: приходим по оперативной информации в конкретный дом. «Ты и ты – пойдём с нами!». Кто-то шёл, кто-то пытался сопротивляться. Но к тому времени боевики уже почти не оказывали ожесточённого сопротивления. Им проще было спрятать автомат и прикинуться, что они обычные граждане. И одеты они были в основном по гражданке. Днём – это мирный гражданин. Пришла ночь, он автомат достал, отстрелялся и опять спрятал.