Психология развития и возрастная психология

3. Какие функции выполняет идеология?

4. Что такое Я, в чем проявляется его сила?

5. Почему сознание человека должно быть целостно?

6. Какие идеи обеспечивают интегрированность психики и почему?

Глава 5

Социальная ситуация развития

Мы все живём со знанием вины,
И в поисках потерянного рая
Всё измеряем неба глубину ?
Себя во всём за меру принимая.

    (Автор известен, но не хочет известности.)

Мы – другое поколение, у нас запросы – другие.

    (Из разговора с Володей.)

Пошли мне сообщение на мыло или постучись в аську.

    (Из телефонного разговора коллег.)

Молодой итальянский инженер и его жена-японка получили работу в одной из датских фирм, где они общаются с коллегами на английском языке.

    Из газетной статьи (краткий пересказ двух абзацев).

Ключевые слова: общественный кризис, мультикультуральность, виртуальный мир.

В результате изучения данной главы студенты должны:

знать содержание понятия социальная ситуация развития;

уметь выделять основы не составляющие социальной ситуации развития;

владеть средствами писания и анализа социальной ситуации развития.

Скоро закончится второе десятилетие нового века, конца которого, что очевидно, мне уже не придётся наблюдать. Так сложилось, что, написанная в прошлом веке, книга продолжает жить, а у меня есть возможность продолжить её и этой главой, за которой стоят не только события будущих исторических календарей, но и мои ежедневные события, моя личная жизнь. Исторические и ежедневные события определяют содержание этой главы, в которой будет несколько важных научных понятий.

О чём эта глава?

О неизменности проблем возрастной психологии как науки. Напишу о том, что все её проблемы, несмотря на их почтенный возраст, позволяющий говорить об истории возрастной психологии как науки, остаются неизменными[31 - Марцинковская, Т. Д. История возрастной психологии / Т. Д. Марцинковская – М.: Гардарика, 2004. – С. 288.]. Это их постоянство добавляет аргументов в пользу понимания возрастной психологии как науки.

Эта глава о том, что в возрастной психологии называют социальной ситуацией развития.

Эта глава и о появлении новых возможностей взаимодействия людей во времени и пространствах, которые в прошлом веке ещё не относились к разряду массовых.

Многим из моих возможных читателей последние два десятилетия составляют некоторую часть их личной жизни и окрашены личными воспоминаниями, среди которых есть только им известные подробности общественного кризиса, потрясшего и потрясающего сегодня всё пространство бывшего Советского Союза. Для меня – это и воспоминания, и переживания, и осмысление, и неизменное сопереживание – то, что есть моя личная жизнь. Я не могу писать что-то вне пережитого, поэтому эта глава пристрастна, как и весь текст этой книги.

Понятие общественный кризис, глубину которого мы вряд ли, как современники, сможем оценить, едва ли описывает то, что произошло и происходит в бывшем СССР.

Этот кризис выразился в потере социальной и личной защищённости, в потере границ, охранявших относительную стабильность условий жизни, так необходимую для осуществления самой жизни. Защищённость существовала как свод писанных и неписанных правил общежития как общей жизни в социальной системе, которая стремительно теряла эффективность существования, проще говоря, умирала, погребая под собою всё, созданное ею.

Как всякая неживая система, созданная на основе симулякров, она имела определённый запас прочности, который был ограничен временем. Для пояснения этой мысли, думаю, уместно провести аналогию с живым и механическим соловьём из сказки Г. Х. Андерсена. Механический соловей мог исполнять только заданные мелодии, когда механизм пришёл в негодность, соловей – красивый, исправный снаружи – замолчал. Так и любая неживая социальная система, изнашиваясь, замирает, а потом умирает. Эту смерть наблюдают и переживают свидетели и очевидцы как остановившиеся заводы и фабрики, опустевшие поля, зарастающие лесом, как безработицу, как угрозу голода и холода.

Нужна энергия для создания жизненной социальной системы, где правда жизни будет представлена не симулякрами, а знаками, имеющими значение и смысл. Восстановление правды жизни в социальной системе требует от больших групп людей искренности и честности – это те качества мыслей и чувств, которые были не нужны в мёртвых социальных системах, построенных по принципу: «Что прикажете, то и будем думать, делать и т. п.». Восстановление правды жизни требует от больших групп людей осмысления жизни как целостности, это обрекает человека (можно сказать, что всё общество) на поиск той трансцедентальной позиции, которая позволяет видеть и себя и общество как бы со стороны, одновременно живая в нём.

Эта позиция обретается в общении с Другими Людьми, в равноправном диалоге или полилоге, где каждый участник диалога имеет право на свои мнения, свои ошибки, свою степень риска, свою автономию от Другого, и то общее поле ответственности, где они взаимодействуют. Равноправный диалог основан на признании всеми участниками диалога наличия друг у друга защищённого психологического пространства, в котором структурируется и осуществляется самообоснование жизни. Другими словами – для диалога, как и любого взаимодействия, существует необходимость обозначения границ взаимодействующих реальностей. Не так важно, какая это реальность – психическая реальность одного человека, группы людей или целого народа. Обозначение границ предполагает их фиксированность – географическую, социальную, психологическую – в разных временах и пространствах. Думаю, что тогда и можно говорить о равноправности диалога как о структурированном присутствии его участников не только для других, но и для себя.

Очевидным становится и тот факт, что для осуществления диалогического или полифонического взаимодействия предельно важно обозначить пространство (пространства) и время (времена) взаимодействия, чтобы предмет взаимодействия был доступен всем участникам контактов. В ситуациях общественного кризиса таким предметом становится общая жизнь людей на общей территории, в общем культурном пространстве, которое в индивидуальной жизни каждого их них существует в виде переживаний как бытовая жизненная философия, как Я-концепция, как концепция Другого Человека. Именно они – эти психологические образования, как структуры, существующие у каждого человека, будут определять возможности выхода из кризиса как поиск путей общей жизни на общей территории, с общей социокультурной среде.

Это может выглядеть как утопическое пожелание, так как разные виды человеческого неравенства – экономическое, социальное, физическое, психологическое – очевидный факт. Не менее очевиден и другой факт, что люди объединены – хотят они этого или не хотят – территорией их страны, территорией их родного языка, а значит, возможностью самосознания в культуре этого языка. Кроме того, люди объединены взаимозависимостью своих физических жизней. Короче говоря, смерть придёт к каждому живущему.

Это, казалось бы, очевидно и просто, но нужно личное мужество, чтобы в этом диалоге не впасть в соблазн зависти и ненависти, в соблазн следования чужому разуму, создавшему свои заблуждения, свои симулякры, которые он – чужой разум – принимает за истину.

Так случилось в моей жизни, что я была вынуждена несколько раз отвечать на один и тот же вопрос людей, живущих в, как они сами себя называют, современном цивилизованном обществе. Вопрос звучал или завуалировано, дипломатически или прямо, так как я его сейчас напишу: «Почему русские взяли из Запада самое плохое, то, от чего мы сами давно отказываемся, почему они ничему у нас не научились?» «Самое плохое» – это и массовая культура потребления, и наркотики, и проституция, и криминализация, и то катастрофическое расслоение на бедных и богатых, которое далеко не всегда очевидно в современном западном обществе.

Я отвечала на этот вопрос, ориентируясь на идеи запретного плода и на стремление соответствовать тому образу жизни, который виделся моим соотечественникам как новый и современный. В науке, как уже говорилось в других главах, это называется процессом идентификации. Думаю, что оно в полной мере связано с переживаниями собственности, о котором я хочу рассказать ниже.

В мёртвых социальных системах практически каждый человек и все вместе теряют чувство причастности к настоящему времени как историческому. Связь времён как преемственность в пространстве и времени исторического опыта духовной и экономической жизни поколений, опыта осуществления продуктивных творческих усилий, основанных на переживании «Мы» и «Наше» прерывается, поэтому и неочевидны, необходимые для ориентации в собственной жизни, правдивые критерии современности как принадлежности к настоящему времени своей жизни, нет или обесценены переживания жизни как своей собственности и собственности Другого Человека.

Да и где эти критерии?

Сегодня я могу сказать, что критерии современности как критерии развития социальной системы и человека нужно искать в отношении к своей жизни и жизни общества как целостным явлениям. Можно было бы написать слово жизнь с большой буквы, подчеркнув таким образом отношение к этому явлению, но жизнь так противоречива и разнообразна, что не нуждается в какой-то абсолютной или относительной оценке. Она такая, какая она есть в доступном каждому из нас пониманию. Этим пониманием мы и можем поделиться друг с другом, осуществляя каждый свою жизнь от рождения до смерти.

Можно задать например, конкретный вопрос о том, кто выглядит современнее – мужчина бритый наголо, с искусственными рожками под кожей, весь покрытый татуировкой или его же возраста мужчина с единственной серьгой в правой ноздре или тот, что без серёжек, но с бородой и усами, заплетёнными в косички? Тот же вопрос о современности, но уже, связанный с деньгами: кто современнее – молодой мультимиллионер, подаривший чек семье, где ребёнок нуждался в срочной операции или такой же молодой мультимиллионер, отдавший примерно ту же сумму за очередной личный автомобиль? А как быть с современностью подростка, зависающего в виртуальном мире, и его деда, всё ещё побаивающегося компьютера?

Вариантов таких конкретных вопросов – бесконечно много. Все ли они относятся к понятию современность? Чем измерить объём этого понятия, его логическую наполненность? Где оно, настоящее время, если даже то, что было написано на этой странице, уже принадлежит прошлому? Мне кажется, что ответ на этот вопрос, может быть, не в такой формулировке, но такой по сути возникает перед каждым человеком во время социального кризиса, когда неудовлетворённость своей собственной и общественной жизнью достигает наивысшей степени напряжённости и вопросы организации своей личной (единственной и неповторимой) жизни становятся не только абстрактно философскими, но и вопросами практики ежедневной организации не только бытия, но и быта.

В ситуации общественного кризиса происходит уничтожение многих социальных ролей и связей как симулякров, как пустых форм, потерявших содержание. Такое случилось со многими профессиональными ролями, например, с ролью продавца.

В СССР это была роль, обладающая необыкновенными возможностями власти над товаром, которого было мало, который надо было «доставать» через «нужные связи» с представителями этой магической профессии. За время общественного кризиса магия исчезла, сегодня уже продавец сам заинтересован во встрече с покупателем, который уже не «гражданин, встаньте в очередь», а «уважаемый клиент». Что изменилось?

Разрушилась одна форма взаимодействия людей и появилась другая, в которой каждая взаимодействующая сторона вынуждена формировать и проявлять свою концепцию Другого Человека, так же как и Я-концепцию. Можно было бы поделиться и личным переживанием неподдельного изумления, когда продавец в российском провинциальном магазине сказала мне: «Спасибо за покупку!» Она восприняла меня как человека, от которого она зависит!? У неё изменилась концепция Другого Человека! У неё изменилась её собственная Я-концепция. Ей потребовалась определённая интеллектуальная работа – усилие – по построению нового взаимоотношения со мной, работа по преобразованию её собственной психической реальности, где появилось место для новых качеств концепции Другого Человека.

Я думаю, что в этом факте можно увидеть главное позитивное проявление общественного кризиса, корни которого в переживании наличия Я как собственности как свойства психической реальности («Данное мне – моё – принадлежит мне»). В этой словесной формуле, отражающей переживание наличия Я как собственности мне бы хотелось представить читателям те переживания, которые выглядят весьма актуальными для психического развития человека в периоды социального кризиса, который существует не как научная абстракция, а как социальная ситуация развития миллионов людей.

Остановлюсь на них несколько подробнее.

«Данное мне» – переживание наличия потенциала своих физических, интеллектуальных, волевых, эмоциональных и т. п. качеств, которые составляют основу для осуществления трансцендентальной позиции. Это и те конкретные времена и пространства, т. е. жизненная среда, где есть конкретные люди и предметы, с которыми человек состоит во взаимозависимых отношениях. Это – своего рода фундамент для осуществления преобразований как в своей жизни, так и в жизни общества. Это – основа любой активности человека.

«Моё» – все люди и предметы, включая собственное тело человека, на которые прямо или опосредованно распространяется или может потенциально распространяться воздействие – человека. Именно через это переживание проявляются такие свойства психической реальности как наличие границ, обратимость, потенциал изменчивости (связан со свойствами предметов, включённых в переживание). Это – основа предметной деятельности человека, где выбор предмета деятельности и действия с ним описываются понятиями мотивов и потребностей.

«Моё» – это и конкретное место Я и не-Я в системе социальных отношений и возможности воздействия на Я и Других людей. «Моё» – если говорить бытовым языком, – это области власти человека, проявление его силы организовывать и осуществлять позицию по отношению в миру, в котором он действует. «Моё» как переживание обеспечивает человеку связь и с бытием Я и с бытием в Я, определяет ответственность, причастность к разным временам и пространствам.