Лето в Лозовицах

Но страх не принимал логики. Он просто был. И никуда не собирался уходить.

Рика глубоко вдохнула, сдерживая его.

Их окна не светились. Только обойдя дом, со стороны улицы она увидела деда. Тот стоял у калитки и курил. Курил не первую сигарету – фонарь рядом с их двором хорошо освещал землю, и там Рика увидела ещё окурки.

– Деда, ты же не куришь,– боязливо начала она.

Сигарета из руки его выпала. И падала медленно, и роняла искорки, и медленно гасла на земле – так Рике показалось. Словно она тоже научилась замедлять время.

Дед быстро прижал окурок ногой.

– Ну ты и подкралась! Откуда нарисовалась, а? Как я тебя проглядел… – он хлопнул руками, выражая досаду на самого себя. – Да, вот, с самого Афгана не курил… А с вами закуришь!..

– Извини, у меня денег на телефоне не было, чтобы предупредить…– она говорила правду, но чувствовала, что лжёт, ведь, были бы деньги, всё равно не позвонила, даже если бы не провела день по ту сторону малины… Всегда приходится врать. Даже тем, кому не хочешь…

– А ты в Афгане курил? А почему бросил?

– А я, как пришёл, я не только курил. Я и водку пил. Много. Я, понимаешь, много тогда про жизнь узнал, про людей…

– Плохого?

– Плохого. И хорошего тоже узнал, но тогда только плохое замечал. И о себе мнение изменил. Не в лучшую сторону… Вот так. А бабушке твоей в один прекрасный день это надоело. «Ты, – говорит, – когда всё это дерьмо увидал – когда тебе за тридцать? А до этого ты – как, хорошо жил? В людей верил?» Я говорю: «Верил, потому что дурак был». А она: «А я, значит, тоже дура, потому что в тебя до сих пор верю. У тебя дочка растёт. Она рядом нормального мужика должна видеть, а не пьянь. Ты – самый главный человек для неё. Муж… Может, будет тот муж, может, нет… А тебя ей никто не заменит. Чтобы в тридцать лет она, вот также, когда плакать будет, что кругом одни мерзавцы, тебя вспомнила. И не удавилась с тоски. А знала, что не все на земле – подонки, и не на каком-то особом острове хорошие люди живут, а рядом…»

– И ты тогда курить и пить бросил?

– Ну, вроде… Сегодня, видишь, сорвался…

– Потому что я сволочью оказалась?

–Да какая ж ты сволочь… Нет, конечно… Но так, как сегодня, больше не делай. Это – как под дых дать. Всё можно решить, всё исправить, а матери здоровье не вернёшь…

– А мама – где? – на секунду Рике показалось, что слова деда имеют прямое значение: маме стало плохо и она в больнице.

– Домой поехала, проверять, не удрала ли ты в город. Давай ей позвоним, пошли домой…

С дедом звонить было не страшно. Рика сама набрала мамин номер.

– Мам! Прости, я не могла позвонить… телефон… там денег не было… Я дома. Извини, что так получилось…

У Рики не хватило смелости только на одно: не оправдываться.

Мама на той стороне вздохнула:

– Ладно, потом поговорим. Ты хоть ни с кем не подралась на этот раз?

– Не…

– Слава Богу… Поела?

– Нет ещё, только зашли…

– Дай дедушку на минуточку.

Из дедушкиного разговора Рика поняла, что мама переночует дома, а потом утренней электричкой вернётся назад. Ещё она поняла, что страшного наказания не предвидится, и, похоже, что благодарить за это нужно дедушку. Пока Рика пропадала с Лебёшкой и водяником, у деда с матерью был какой-то, очевидно, очень серьёзный разговор. И мама что-то дедушке обещала, потому что, заканчивая говорить с ней, дед веско сказал в трубку: «Ты помнишь. Мы договорились. Завтра мы тебя ждём».

Она спала крепко, сильно устала от впечатлений прошедшего дня и беготни по лесу. Оттого пробуждение вышло тяжёлым: будто и ты, и не ты – часть тебя смотрит на всё сонными глазами, всё видит, но не понимает ни причин, ни времени, ни места. А потом другая часть откуда-то издалека с трудом пробивается и медленно возвращает тебе чувство реальности.

Жёлтый свет падал из соседней комнаты к ней в тёмную спальню. Значит, ночь ещё не кончилась – а кажется, прошло много времени… В коридоре люди, чужие. Их не видно, слышны только голоса – женские. А разбудил её дедушка, он наклонился к ней.

– Мариночка, мне тут нехорошо стало… – дедушка словно чувствовал себя виноватым, – пришлось доктора вызвать… В общем, они хотят меня забрать в больницу. Прямо сейчас. Давай, мы маму уж будить не станем, я поеду, утром тебе и ей позвоню… Ты не волнуйся, только хорошо за нами дверь запри. Покушать утром – в холодильнике найдёшь, а потом мама приедет. Да, может, меня уже отпустят…

Женщина из коридора громко и нетерпеливо окликнула дедушку, и он торопливо, но с трудом пошёл в освещённую комнату.

Рика кое-как вдела ноги в тапки, одёрнула ночную рубашку и поплелась за ним. Женщины, врач и фельдшер с железной коробкой, уже были на веранде.

– Внучка? – деловито спросила фельдшер.

– Да, Марина. На каникулы приехала, а дед подвёл, – обуваясь, сказал дедушка.

Говорил он как-то тяжело, не очень внятно, и двигался неуверенно, хотя и очень старался не задерживать медиков. Врач его поддержала за локоть.

– Ничего, ничего. Большая уже девочка, сама на хозяйстве справится. Родители приехать смогут?

– Да, дочка завтра приезжает…

Рика заперла за ними и калитку, и дверь. Вернувшись в комнату, увидела пустые ампулы. Нос чувствовал запах лекарств.

Спать расхотелось. На сердце было тяжело и тревожно. На часах – без четверти три. Ещё, как минимум, три с половиной часа она не должна звонить маме. Три часа одной в доме с гнетущей неизвестностью и мыслями, что это из-за её выходки дедушку забрали в больницу. И потом – как она скажет это матери? Та же её убьёт. Никогда не простит ТАКОЕ.

Рика сжала губы. Надо выдержать. Дед на неё рассчитывает.

Она пошла на кухню, по дороге включая свет везде, окружая себя им, словно отгораживаясь от тёмных мыслей и страхов.

Полезла в холодильник, нашла там сардельки, вчерашний суп, молоко, яйца, тушёную капусту, которой они ужинали.

Суп надо бы свежий, лучше бульон. Из курицы. Это она точно усвоила, поскольку, как только заболевала чем-то серьёзным, мама варила ей именно куриный бульон – говорила, что очень полезно.

Сама Рика не особенно умела готовить, как варить курицу, имела смутное представление – значит, с бульоном не получится. Тем более, что курицы нет, в морозильнике какой-то кусище мяса, но явно не куриного. Значит, нужно чистить картошку. Картошка – тоже полезно. И ей по силам. Можно сварить, истолочь и в термосе отнести дедушке утром: в больнице, тем более в какой-то поселковой, ведь кормят невкусно. А она нарвёт с грядки огурцов и помидоров, сардельку сварит, картошки натолчёт… Успокаивая себя такими мыслями, Рика ловко счищала шкурку с картофельных клубней.

Термоса Рика не нашла, сваренную картошку вместе с кастрюлей пришлось завернуть в одеяло. На улице посветлело, и девочка отправилась на дедушкин огород за огурцами и помидорами.

Вернулась – и ей ужасно захотелось спать, она прилегла «на десять минуточек», а проснулась… проснулась, когда был уже десятый час.

Рика занервничала. Если мама, как обещала, села на раннюю электричку, то скоро она будет здесь. Звонить или не звонить? А если она её прямо по телефону в электричке отчитывать будет? И все будут слушать – как интересно!

Не позвонишь, она ещё подумает, что Рика всю ночь преспокойненько дрыхла, что на дедушку ей было наплевать. А если позвонишь, спросит, почему так поздно позвонила – опять же дрыхла, опять же, получается, на дедушку наплевать… Как ни крути, опять виновата… Во всём виновата…

– Кто бы знал, как с вами тяжело, с взрослыми! – пожаловалась Рика громко и печально, зная, что взрослые её не услышат.