Бизнес-бомж

«Да, это точно был джип». Когда он повернул голову, то увидел, как автомобиль с огромной скоростью летит на него. Думать о чём-то далее ему не пришлось. Удар, ожог, покой. «Несколько дней, наверное, покоя? Интересно, сколько дней я лежу? Я же лежу – и это точно, что я лежу и я не умер, я живой. Какой бред, какой дурак взял бы меня в больницу? Если это больница… У меня давно нет документов. А если это не больница? Ещё тупее мысль. Кто бы меня взял к себе?»

Люди давно сторонились Степана, не подпуская его близко, высказывая, кто что по этому поводу думает, а он и не обижался ни на кого и никогда, ни за что. От него и правда всегда пахло, если это можно так назвать, как от козла. Степан часто не мог дойти до туалета и нужду свою справлял прямо под себя. К тому же и почки у него отказали уже лет пять назад, он так думал, когда смирился в очередной раз с тем, что не снимал свои портки.

«Да что там, всё равно по капле – высохнет. Да, смерть – это хорошо». Степан не боялся смерти и не ждал, ему было глубоко безразлично, сегодня, завтра или никогда. У него не могло быть смерти, он так думал, так как у покойников её не бывает.

Вспомнился один разговор с дворником очень ранним утром.

– Вставай, чего разлёгся, сдохнешь ведь.

– Не сдохну, я давно уже сдох.

– Дохлые не разговаривают, а ты ещё отвечаешь, значит живой.

– Живой, только проку-то в том ни мне, ни людям. За всеми смерть – и с косой, и с метлой, а у меня посидит-посидит в ногах – и других забирать уходит. Видно, ей тоже не нравится, как от меня пахнет. А может, тяжёлый, нести не хочется. Думаю, что всё-таки на мне грязи больше чем положено. Всё ждёт, когда я вымоюсь, но я и не собираюсь, ей надо – пусть моет, а мне и так хорошо, теплей в мороз спится, я и так труп.

– Вставай, вставай, вон милиция едет.

– А мне-то что? Уж им-то я точно не нужен. С меня-то что взять? Ни взять, ни снять. Катать они просто так никого не будут. Не бесплатные извозчики с предоставлением ночлежки. Это для земных – рай такой и благодать.

– А ты что, неземной, что ли?

– Нет, я как дерьмо в прорубе, всё болтаюсь и болтаюсь – ни утонуть, ни вылезти.

– Ладно, пошёл я улицы убирать, с вами поговоришь – и сам бомжом станешь, не работаете, не страдаете, ни милиции, ни смерти не боитесь.

Дворник заскрипел своей деревянной лопатой ещё легче и быстрей, но снег падал и падал, как будто ему назло, не давая добиться желаемого результата. Степан, полежав немного, ещё раз попытался встать. Ног он как всегда не чувствовал, и руки совсем стали какие-то деревянные. С большим трудом опёрся на них, представив, что это протезы, встал на колени и пошёл, или, правильней, пополз, к себе домой.

Домой он всегда возвращался, не зная, почему и зачем, давно перестав делать какие бы то ни было определения, механически, на подсознательном уровне, свой курс держал в сторону дома.

Глава 4

Степан, полежав, пересилив себя, открыл глаза. Перед ним сидела девушка – нежная, красивая, будто соткана была вся из света, чистоты и любви. Эту любовь он увидел, почувствовал в реальном естестве и свете.

Жаркая волна хлынула по всему его телу, от макушки до пят, напоминая повышенной дозировки горячий хлористый укол. Через мгновение жар начал возвращаться с кончиков пальцев ног к животу, потом к желудку, к сердцу, к горлу, к глазам и заполнил всё холодное тело Степана. Не выдержав такого сильного давления, Степан вновь впал в забытьё.

Когда он вновь очнулся, первым, что он услышал и ощутил, был стук – стук сердца. Степан удивился, почувствовав вдруг его. Оно было живое, маленькое, подобное воробью, слабо зажатому в ладони человека.

Было такое ощущение, что оно не принадлежало Степану, а так, кто-то разрезал его грудь и поместил в неё маленький живой комочек. За много лет он просто забыл о его существовании и давно привык к тому, что оно не даёт о себе знать. Сердце билось, билось в быстром живом ритме, в ритме счастья и любви.

– Вот чёрт!

– Не произноси этих слов при мне, иначе я вынуждена буду тебя покинуть.

Он услышал тихий, приятный на слух голос.

«Кто здесь?» – проскочила мысль в голове Степана.

– Это я, твой ангел-хранитель.

Если бы Степан мог, то рассмеялся бы, грубо и жестоко, только он не мог, так как его тело сковало что-то жёсткое и грубое. Это он ощутил после того, как услышал и почувствовал биение сердца.

«Ангел-хранитель… А где ты был, когда у меня семья вся… Когда моих пацанов, как собак бездомных, перестреляли во время отстрела, когда мою Ольгу, беременную, порвали на части эти козлы!! Где ты был?!! Кого-кого, а тебя мне точно видеть не хочется, только если убить».

– Я не их ангел, я твой. Я не несу ответственности за чужие мне судьбы, я должна была оберегать и спасать тебя.

– Спасать? Ты о чём? Это ты меня так спасал?

– Я не «он», я «она».

– Да хоть он, хоть она, мне нет никакого до этого дела. Мне черти ближе и родней, вот они если спасают, то точно спасают, всегда помогут на бутылку нам найти. Дня не было, чтоб не помогли. Пашут и днём и ночью, а вы, хранители… какие вы, на хрен, хранители, вас днём с огнём не найдёшь, когда темно или плохо! Сколько слёз я пролил по своим детям, жене и родителям! Ты что, с платком стояла и ждала, как мне подать следующий? Нет, что-что, а хранителей не было, нет и не будет. Человек – он никому не нужен, я это проверил на собственной шкуре. Никто его не хранит, никто ему не помогает, никто его не любит, и если и есть боги, то им глубоко насрать на всё человечество, хоть ты сдох, хоть ты жив. Нет ангелов, тем более хранителей, и я в них не верю, пошла вон! Ты разозлила меня, за много лет первый раз.

– Раз ты способен злиться, значит, ты способен жить. Это вернулась твоя борьба за душу и за жизнь, это ты не принимаешь то, что есть, значит, способен отстаивать своё, а если способен, значит, оно у тебя есть. Это твоя душа проснулась от летаргического сна. Ты задушил её тогда, восемь лет назад. Ты не давал ей силы духа, она задохнулась, но, слава Богу, не умерла, много лет находясь в коме.

– Ладно, всё, оставь меня, я устал слушать бред. Ангел… душа… это не ко мне. Ты, видимо, палаты перепутала, если это больница, или этажи, мне вообще всё равно, где я и что это.

Степан хотел, отвернувшись к стене, лечь на бок, как он это делал раньше, когда Ольга в очередной раз начинала перед сном читать ему нотации о неправильном образе жизни, что до добра его всё это не доведёт и что пора бы ему остановиться и перестать общаться с его «братками», что всё это наводит на неё ужас и страх, а у них дети, и это становится совсем не безопасно, что вся их жизнь подвергается риску из-за его беспредельничества. Не любил её слушать Степан, начинал вначале шутить, потом злиться – и, чтоб не выйти из себя, поворачивался на бок, глядя в стену через закрытые веки. Но сейчас он понял, что это – неисполнимое его желание, и отвернуться к стене или куда-либо ещё он не сможет. Так как опять почувствовал сильные жёсткие тиски, сковавшие его тело и голову.

Степан попытался уснуть, но это была пустая затея, так как мозг у него начал работать, как хороший электронный прибор, с бешеной скоростью.

Сердце билось, душа дышала, но не болела. Почему-то, как это было ни странно, его наполняла любовь. Та, которую он ощутил ещё вчера. Она как бы сама вошла в него и наполнила, как пустой сосуд, до самых верхов, заполняя собой всё пространство, окружающее его со всех сторон. Очень захотелось опять увидеть именно ту девушку.

«Ангел-хранитель, – пронеслось в сознании Степана. Но тут же скользнула вторая мысль, заполнив разум Степана злобой: – Что вы можете? Только вред принести и зло! Мне не нужен ангел, уходи!»

Степан открыл глаза – и что он увидел? Перед ним стояла она, его нежная, неописуемой красоты, вся сияющая лучами, его, да, именно его фея. Волны любви заполнили всю плоть, всю душу, всё сознание. Волна за волной неслись с огромной скоростью вниз к ногам.

«Хорошо, что я лежу, – это было последнее, о чём он успел подумать. И почему-то мгновенно уснул, будто вдохнул хорошую порцию эфира. Он давно уже не знал, где реальность, где сон. – Пусть будет всё так, как есть», – по той причине, что таких чувств он не ощущал, не помнил с самого рождения. Они были, всякие разные, насыщенные, яркие, резкие.

Степан был когда-то очень эмоциональным, ловким, живым человеком.

Ему очень легко всё давалось в жизни. Первая часть жизни, как он любил говорить, пошла «как по маслу, ещё и подогретому». Подогрел это масло, конечно, папа – куда бы Степан ни ткнулся, кругом он ощущал его мохнатую твёрдую руку: женщины, деньги, успех, купленные дипломы, купленные права, казино, бани с саунами, бассейнами и девочками, рестораны. Но этого было мало, ему надо было власти, большой сильной власти. Чтоб никто и никогда… не только что-то сказать, но и посмотреть плохо в его сторону.

В этом он видел своё могущество и превосходство над другими.

В то время стали образовываться одна за другой бандитские группировки. Модно и престижно, есть где себя показать и проявить, выразить своё превосходство уже над всеми. Это как раз было то, как ему казалось, в чём можно было получить пик кайфа в этой сумасбродной и развратной жизни. За свою жизнь испытал он много чувств и ощущений: познал пик счастья и позор, боль и обиду, горе и слёзы, он познал власть и расточительство, полёт и предательство, он знал «выстрелы в упор» и «выстрелы в спину» – всё, как ему на тот момент казалось. Но главного, именно этого, он не знал никогда… таких чувств не было, точно не было никогда – чтоб в одно мгновенье душа, тело, сознанье были наполнены радостью и счастьем, силой и удовлетворением всего, что могло быть живым в человеке.

Глава 5

С того момента, когда Степан увидел в первый раз своего ангела, в нём стало живым всё целиком и полностью, без остатка – каждая клетка, да что там клетка – каждая составляющая его души, наполненной теплом и лёгкостью, которые охватывали всё тело и сознание Степана.

После долгих часов отключки первым делом ему захотелось открыть глаза. Он не боялся, что когда откроет глаза, то его прекрасной феи больше не будет рядом. Он знал, что она есть и будет всегда, всегда рядом с ним, будет так же близко и неразделимо, как он сам с собой. Откуда была такая уверенность? Он бы объяснить, пожалуй, не смог, да, наверное, и не стал бы.

Многие годы, проведённые на улице, в суете городской, на лавках и под лавками, многое ему дали. Как потом, много лет спустя, он будет шутить: «Мой университет наивысшего разряда». Люди станут спрашивать, что это за заведение. А он мило улыбнётся, покачивая игриво головой, при этом обретая какой-то глубокий, мудрый, спокойный взгляд.

Открыв глаза, Степан увидел, что в палате было темно, к этому времени он уже знал, что это больница и он находится в гипсе с ног до головы. Его это нисколько не беспокоило и не пугало, разум и душа были заполнены только одним нежным, тёплым, приятным ощущением, чего он никогда в жизни не знал. Но точно знал, теперь знал, что именно этого ему так не хватало. Не хватало в его жизни его прекрасной, нежной феи, от которой исходили свет и тепло, дающие ему жизнь и желание жить.

– Ты где? – тихо произнёс Степан, уже вслух. Но губы были высохшими, а язык – непослушным, и вместо внятного и понятного произношения он издал лишь глухой рык.

– Я здесь, я всегда рядом.