Бизнес-бомж

Бизнес-бомж
Галина Беззубова

«Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно».Быть бомжем – это страшно, но, как показала практика, это не страшней смерти. Я знаю одно: чаще всего бомжами не рождаются, ими становятся. У каждого из них есть богатое прошлое, их судьбы. Взлёты, полёты, падения. Конечно, можно услышать фразу: «Сами виноваты, сами докатились до этого». Но… «не суди – и не судим будешь».

Бизнес-бомж

Галина Беззубова

© Галина Беззубова, 2019

ISBN 978-5-4496-0615-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Шёл резкий холодный дождь. По одной из улиц Петербурга летел на скорости новенький серенький «Форд». Свернув у гостиницы «Октябрьской», он, резко взвизгнув тормозами, остановился. Через минуту из него вышел статный высокий человек лет сорока пяти. Лёгкой походкой он направился к лежащему на земле, скрученному, как замершая брошенная собака, бомжу. Крепкая рука протянула тёплую ладонь – ладонь милосердия.

До умирающего бомжа донеслись откуда-то издалека, как стук дождя, слова:

– Ты жив?

– Да.

– Вставай, пошли, я дам тебе дом.

И ничего вроде бы не было в этом удивительного, если б не один факт, который поразил меня до глубины души.

Эта история пришла ко мне неожиданно, посреди улицы, под визг колёс.

Было такое чувство, что мой ангел опустился на моё плечо и за какое-то короткое мгновение прошептал мне на ухо судьбу Степана, чтоб я могла передать её вам.

Я в своём незатейливом рассказе, смешном на вид, хотела сказать многое, не знаю, получилось ли у меня. Судить не мне, а вам. Но я считаю, что я обязана была рассказать людям то, что знаю, а знаю я то, что если человек захочет жить, то жить он будет в любом положении и состоянии.

Наша боль по сравнению с болью тех, кто остался на улице, не так страшна и не так непреодолима. У нас есть дом, семья, есть близкие люди. Так давайте любить, беречь друг друга, оберегать. Ценить каждый день своей непредсказуемой жизни.

Как часто мы о многом забываем, о многом не думаем, многое не замечаем и многое не видим! Мы так стремимся понять всё возвышенное, неопознанное и сверхъестественное, что постепенно перестаём видеть и воспринимать всё простое, а если и понимаем, то как-то по-своему, со своей колокольни, считая это должным, как бы само собой разумеющимся.

Как часто мы не ценим то, что у нас есть, и горько, громко, в голос или молча, задыхаясь, рыдаем, потеряв то, что было нам дорого. Не мной придумано: если не беречь любимую кружку, постоянно её швырять и ставить на край стола, то она в конце концов разобьётся, лишив своего приятного присутствия в руках. Всемирный закон: мы лишаемся того, что не ценим и не храним своей любовью.

Многое в человеке понятно, только непонятно одно: зачем ломать то, что есть, зачем рушить то, что было? Затем, чтоб потом в страданиях понять, насколько оно было нам необходимо. Многие из нас, имея две руки, две ноги, принимают это должным, не видя, не чувствуя в этом счастья. При всём при этом находят тысячу причин, чтоб быть несчастными. И только лишь те, кто этого лишён или лишился в силу обстоятельств, в объятиях тёмной тихой ночи, не смыкая глаз, мечтают о том, как бы они могли быть счастливы, если б могли вернуть, что бы они могли отдать, чтоб это иметь. Почему только в такие моменты человек понимает, что именно это – составляющая часть его счастья в жизни?

Как часто мы не ценим и не бережём близких, толкая их своим непониманием, безразличием или раздражением в бездну мрака, и, только потеряв их совсем, понимаем, что эта утрата и есть самое большое горе на Земле, которое (как показала статистика) не каждому под силу перенести. От сумы, от тюрьмы, от беды никто в этом мире не застрахован – старо как мир, и это нам надо помнить, нам надо ценить и беречь каждый свой миг, каждое своё мгновение, благословлять и любить каждый свой день, вечер, ночь, утро. Мы живём сегодня, завтра и вчера.

Можно нашу судьбу представить в виде большого каменного колеса, что предстоит человеку крутить на протяжении всей своей жизни. Смысл весь состоит в том, в каком состоянии будем содержать своё колесо судьбы. Кто-то крутит быстрей, кто-то медленней, кто-то рвёт его рывками, постоянно дёргая, как плохой водитель – свой автомобиль. Многие просто иногда покручивают, не прилагая больших усилий, колесо чахнет, сохнет и покрывается пылью, плесенью и со временем, не делая больших оборотов, замораживается совсем. Но в этом деле есть очень важный момент. Никогда нельзя забывать о том, что чем сильней его раскрутишь, тем больше вероятность, сорвавшись, слететь ему с оси. Как часто это колесо выпадает, летит, руша всё окружающее его. Но бывает так, что от удара оно колется на части, или, ещё хуже, разбивается вдребезги.

И всё как всегда зависит только от нас. Хватит ли у нас сил, терпения поднять его, установить, чтоб оно опять крутилось в своём привычном безмятежном режиме жизни? Важно, как мы восстановим наше колесо, сможем ли найти его осколки, хватит ли у нас умения склеить и отшлифовать их, чтоб они не выпадали, не скрипели и не цеплялись при каждом его движении и обороте в будущем. Если крутить его правильно, то оно от времени сотрётся до последней песчинки, тогда мы обретём лёгкость и свободу, взметнувшись в простор нашей великой Вселенной.

Глава 1

Из соседней квартиры донёсся сильный шум, крик и плач врезался в сознанье Степана с такой силой, что он очнулся от крепкого сна. Хотя, если сказать честно, то сном его провалы в памяти назвать очень сложно.

Первое, что он ощутил, – это полную сухость во рту и трудно, с болью открываемые глаза. После каждого перепоя они затекали, а веки почти полностью сращивались за то недолгое время, пока он находился в забытье. Полежав несколько минут, Степан попытался встать. Долго лежать смысла не было, так как ни при каких усилиях он никогда не мог вспомнить вчерашний день. Хотя, может, это и к лучшему, потому что это ему было абсолютно ни к чему. Они все уже давно стали пусты, просты и однообразны. Боли он не чувствовал, не ощущал холода, не понимал голода, и только по утрам, но это было недолго – несколько часов, его беспокоили шум в голове и стук в висках, тряска рук и онемение ног.

Степан, собрав все усилия, попытался встать, тело было тяжёлым и чужим. Жажда – вот что никогда не покидало Степана, он всегда хотел пить, что-то из спиртного или просто сырую воду. Тошнота подошла к горлу, а потом, через три толчка, остановилась где-то в солнечном сплетении. Желудок за многие годы стал как детская рукавица, намокшая после игры в снежки и высушенная на печи. По этой причине большого вреда нанести он не мог его почти онемевшему телу.

Степан с усилием перевернулся, опёрся на локоть и с трудом поднялся. Подошёл молча к раковине, открыл кран. Его взгляд застыл на бежавшей струйке воды. Вода текла и текла, а он смотрел на неё как-то сегодня иначе, она шумела и опять текла, и вдруг он вспомнил день, когда крестили сына приятеля. В то беззаботное время в их кругу это было очень модным – заказать дорогую церковь и пышную церемонию, закончив её в одном из гламурных ресторанов. Там Степану протянули кружку воды, набранную из-под крана большого чана, стоявшего в углу храма. Именно там его взгляд замер на скользящей струйке воды, показавшейся ему на какое-то время живой. Тогда в храме он, тоже никогда не верующий в Бога, как-то поймал себя на мысли, что вода течёт живая, та, о которой ему в раннем детстве рассказывала бабушка в своих незатейливых сказках.

Он с трудом протянул свои огрубевшие распухшие ладони под струю воды и стал вдруг жадно её пить. Она, холодная, скользнула к нему в рот, в горло и проскользнула змейкой по всей широкой груди Степана, как бы омывая и промывая какое-то место. Он набрал снова полные ладони и омыл лицо, снова и снова он стал плескать воду себе на лицо, совсем не осознавая, что с ним происходит. Только какая-то радость – тонкая, прозрачная – промелькнула в его душе. Долгие годы он о ней не размышлял и забыл вроде бы совсем. Чудо! У Степана вдруг после долгих лет появились силы и мысли:

«Надо скорей идти, наши там уже собрались. Я сейчас выпью, сразу два стакана подряд. У меня получится, у меня снова появился аппетит».

Аппетит в этом положении определял количество спиртного. «Своими» он называл друзей по несчастью – небольшую стайку полуживых алкоголиков, бомжей и бомжих. Он давно ничем от них не отличался. И если б у него остался кто-то из знакомых, то он вряд ли смог бы узнать Степана в этой кучке похожих друг на друга людей.

Закрыв свою квартиру, в которой не было ни света, ни мебели, ни жизни, навесным замком, он быстрее обычного спустился по лестнице. Свернув в переулок, Степан вдруг почувствовал ветер в лицо, ухмыльнулся и пошёл быстрей, так быстро он не ходил уже лет десять и не ощущал ни ветра, ни снега, ни дождя. Его давно не было, было чужое тело, которое он получил, и стайка таких же серых неживых бомжей.

Визг вонзился в сознание Степана, прорезав его барабанные перепонки. Резкий огонь обжёг вначале голову, потом ноги, затем всё тело, унося его в пространство с глухим стуком. Степан так и не понял, огонь был вначале или глухой стук.

Глава 2

Степан поднял с лёгкостью веки, и белый свет ослепил глаза. Прищурясь, он закрыл их совсем и, полежав несколько секунд, ощутил мысль в голове:

«Что это? Я умер? Уж какой-то свет совсем неестественный. Что за бред, как я мог умереть, если я думаю. А что это тогда? Может, рай? Ну я загнул, уж что-что, а рай-то точно мне не светил никаким местом, никаким светом».

Смех проскользнул в сознании Степана. Вспомнился анекдот.

Чёрт бежит по улице, смотрит – на него со всей скорости летит джип.

Чёрт остановился от изумления.

Джип на скорости с врезается в него.

Он отлетает на пять метров, скручиваясь в полёте, делая из себя пропеллер, и думает: «Если б кто-нибудь ещё за хвост меня крутанул, то я б точно до рая долетел».

«Да, шутки в сторону, где я? И этот джип. Откуда он пришёл мне в голову? И этот чёрт… Да, точно, вспомнил, джип и полёт. Так всё-таки умер. Надо открыть глаза и осмотреться. Говорят же, хуже и страшней смерти ничего нет».

Он ещё раз начал медленно открывать глаза, к великому удивлению, они открывались легко и просто. Резкий свет снова ослепил Степана.

«Что это?» Разозлившись, он резко открыл глаза, комната была наполнена тёплым, нежным светом. Степан такого и отродясь не видел, не то что в последние двенадцать лет, когда всё у него пошло под откос. Мгновенно полетело… с такой силой, что он не успел схватиться ни за какую ветвь или трость, а через некоторое время он просто и хвататься не стал, пока не долетел до самого низа, куда уже человек в социуме ниже и опуститься не может.

Отличался он от тех бомжей, что живут в подвале, только тем, что у него каким-то образом уцелела квартира. О ней как-то все забыли, так же как забыли о нём. Только в самом начале этого падения приходили раза три, чтоб свет отрезать, со временем и ходить не стали, по одной причине: он его просто не стал подключать, жил так. Да свет ему и не нужен был: ни телевизора, ни телефона, ни радио, ни друзей и близких тоже. В его сознанье давно ночь сравнялась с днём, ему было глубоко наплевать, темно или светло. В темноте он видел столько же, сколько при свете: стакан, крышку, банку, бутылку – и определял их скорее по запаху и на ощупь.

Глава 3

От слепящего света он ничего не мог видеть, один свет, сплошной свет. Через несколько секунд он тяжело подумал: «Если это рай, то лучше бы я попал в ад, там, может, не было бы этого дебильного света, который проедает мне не только глаза, но и мозг. Тот, что не успел за годы окончательно высохнуть». Степан вновь закрыл глаза и провалился в глубокий тяжёлый сон.

Он несколько дней провёл в глубоком забытье и лишь потом, несколько лет спустя, будет вспоминать, что видел маму, которая сидела у его постели, что-то тихо и нежно напевая, поглаживая ему то лоб, то руку своей мягкой, нежной ладонью. Видел отца, который почему-то молча стоял и смотрел на него каким-то другим, не своим взглядом. Свою красивую, весёлую, с голубыми глазами, Ольгу. Только глаза у неё были какие-то очень грустные и наполненные большой печалью. В жизни он никогда не видел у неё такого глубоко думающего и дающего жизнь и силу взгляда. Степан то и дело видел Мишутку и Алёшку, которые по очереди подходили к кровати и тут же растворялись, так же как появлялись.

Придя в себя… Хотя это неправильное выражение, в себя прийти он не мог, так как «себя» уже давно не существовало: был тяжёлый мешок, набитый сплошным дерьмом, – без чувств, эмоций и ощущений.

Полежав немного, он попытался вспомнить, что же всё-таки с ним произошло. И Степан вспомнил воду – живую, чистую воду, с сильным напором льющуюся из крана. Холодную, скользящую у него где-то в груди, омывающую и очищающую его душу. Потом угол дома, поворот и… бац!!!