Душу мне отдавать не хотелось. О своей силе я узнал. На отца посмотрел. Оставалось только отпустить его.
Что я и сделал. Пролил кровь на пентаграмму, произнес заклинание…
Встреча любящего отца и почтительного сына во всей красе, да.
* * *
Так неспешно шли года. Мне исполнилось десять лет. Потом – двенадцать. С клинком я управлялся лучше Анри и выигрывал у него восемь схваток из десяти. Дошло до того, что на меня нападали одновременно Анри, Том и Рик. Мне нравилось. И им тренировка – и мне.
Марта восхищалась моими талантами в некромантии. Она отлично понимала, что я могу поднять всех мертвецов в округе, а потом уложить – и даже не запыхаться. Управление любой нежитью и нечистью, любой призыв демона – будь то демон войны или обычная суккубочка – давались мне без особого труда. Я себе казался почти всемогущим. Это меня однажды чуть и не погубило.
Зато у меня появился еще один воспитатель.
Дело было так.
* * *
Рене Гирр гнал коня, пока бедное животное не пало. Потом он задержался на час – и конь опять встал на ноги. От зомби уже начало пованивать, но преимущества были налицо. Конь-зомби двигался чуть медленнее обычного коня, зато был неутомим и бежал даже со сломанными ногами.
К сожалению, его хозяин неутомимостью не страдал. Третьи сутки в седле сделали некроманта неотличимым от его созданий. Проще говоря, сейчас когда-то симпатичный сорокалетний мужчина очень походил на вампира. Такой же бледный, с красными глазами и резко запавшими щеками. Довершали картину неделю нечесаные волосы и черный плащ. Почему черный? Так удобно же! Белый плащ каждый день стирать приходится, а черный можно носить, пока он не станет серым.
Рене был некромантом. Сильным. Грамотным. А еще – ученым. То есть сперва он был ученым и даже преподавал в Королевской Геральдической школе. Историю искусств. А некромантия…
Если человеку дан талант к некромантии – это нельзя зарыть в землю. Только поднять из земли. Или оно само поднимется. Увы. Рядом с магом огня случаются возгорания. Маг воды постоянно живет рядом с водой – если не разливаются реки, то льют дожди, а некромант… Рядом с некромантом, который не знает о своем даре, всегда будут различные формы нежити.
Рене узнал, что он некромант, довольно рано. Лет в девять.
У него умер любимый пес. Джок. И мальчик ревел весь вечер, повторяя одну и ту же фразу: «Не хочу, чтобы он умирал! Хочу, чтобы Джок вернулся!!!»
Мудрость «бойся своих желаний, они и исполниться могут» Рене постиг в ту же ночь, обнаружив у себя на одеяле мертвого пса, в комьях могильной земли.
Крик мальчика разбудил родителей.
Маргит и Вайс Гирр оказались мудрыми людьми. Они не стали кричать: «демон!», «нечистый!», «темный!», «искушающий» и – венец всему – «некромант»!!! Они поняли, что их ребенок… Да-да, именно то самое. Но будучи людьми образованными, решили разобраться самостоятельно.
Они не желали маленькому Рене жизни в монастыре. Или того хуже – смерти на костре. Когда на мальчика будут взваливать все беды – от вороны на крыше до плохого урожая репы в соседней деревне. Некромантов и в монастырях сжигали. Такой судьбы родители для сына не хотели.
Поэтому Маргит просидела всю ночь рядом с сыном, убеждая его, что ничего страшного не происходит. Это Джок, да. Просто он устал – и ушел от тебя на собачье небо, сынок. А ты его оттуда вызвал. И теперь придется ему, бедненькому, оставаться в мертвом теле. А надо его отпустить обратно. Ты же его любишь? Любишь. Вот и не заставляй его мучиться.
А Вайс с утра пораньше отправился в книжную лавку, в которой – он это точно знал – из-под полы приторговывали еще и магическими книгами.
Там и был приобретен первый учебник некромантии для сына. «Записки некроманта-практика Альфреда Люциуса, мои первые шаги, ошибки и их исправление».
Эту книгу Рене выучил от корки до корки.
День Джок провел у него в комнате. Когда настала ночь, Рене уложил пса обратно в его могилу. И как-то, он сам не знал как, отпустил его душу. Кто сказал, что у животных нет души? Рене мог бы поклясться, что душа Джока, улетая вверх, задорно тявкнула ему на прощание. И словно мокрый холодный нос ткнулся в ладонь. «Не грусти без меня, мальчик. Мы еще побегаем наперегонки по весеннему лугу».
Рене начал заниматься некромантией всерьез. Тайно. Явно, на людях, сын ученого Вайса изучал историю искусств, как и его отец. Когда Рене исполнилось двадцать лет, Вайс Гирр умер. Рене получил его должность в Королевской Геральдической школе и быстро осознал, что ему – мало. Мало денег. Мало возможностей. Да и дар некроманта надо было использовать. Иначе возникала опасность самопроизвольного выброса магической энергии. Рене недолго думал. Его скрыли маска и плащ с большим капюшоном. В таком виде юноша и постучался в лавку амулетов, предлагая свои услуги тем, кто стоит по другую сторону закона. Он оказывал услуги различным людям. Мог вызвать призрака, поднять покойника, призвать усопшего, вызвать демона, узнать, жив или мертв человек, навести или снять порчу – все перечислить было сложно… Единственное, чего он никогда не делал, – не использовал свой талант для убийства.
Но и одного таланта было достаточно, чтобы травить его, как зайца.
Рене было тридцать пять, когда умерла Маргит, его мать, – и юноша остался совсем один на свете. Зато с домом и деньгами в кармане. Жениться он не торопился, справедливо полагая, что жена может и не одобрить его… увлечение. А за некромантию теперь полагалось сожжение на костре.
Жить хотелось больше, чем жениться. А для удовлетворения похоти существовали и доступные девицы из веселых домов.
Рене попался, когда случайно увидел юную Кассандру Лайкворт. Девушка приходилась племянницей одному из преподавателей богословия – суровому и истинно религиозному Герману Лайкворту, с которым Рене постоянно полемизировал на занятиях.
То, что казалось некроманту вполне обычным и даже обязательным для юных учеников – то есть рассеянность на уроках, невнимание, невыученные задания, самовольные отлучки и прогулы, в глазах Германа превращалось чуть ли не в преступление. Размахивая руками, он перечислял прегрешения попавшихся к нему в лапы учеников перед всей школой и отправлял их на конюшню для вразумления. За что и получил от учеников прозвище «Богомол». Мало того, своих дочерей Герман вообще воспитывал в монастыре и собирался из них сделать монашек.
Сам Рене отлично об этом знал. Как и об отношении Германа к религии. К некромантам. К женщинам, наконец.
Кассандра была дочерью его недавно умершего старшего брата. Алексиус Лайкворт, в отличие от Германа, был ценителем прекрасного во всех его видах, будь то отличное вино, дорогие ткани или прекрасные женщины. Он жил со вкусом, не отказывая своей дочери ни в чем. И до семнадцати лет Кассандра жила как маленькая принцесса. А потом у Алексиуса случился спазм сердца. И Кассандра на долгих пять лет превратилась в сиделку при своем отце. За это время семья слегка обеднела, но не сильно. Хватило бы Кассандре на приданое. Но девушка выйти замуж и оставить отца отказалась. Дочерняя любовь. А когда отец умер, оказалось, что все его состояние переходит к брату. Так составил завещание еще их отец. Кассандре же выделяется приданое, когда она решит выйти замуж.
Не то чтобы Герман запрещал племяннице выйти замуж или уговаривал удалиться в монастырь. Понимал, что поздно такое проделать, да и брат не одобрил бы. Просто мужа он ей собирался подыскать в соответствии со своими представлениями о хорошем человеке. Молодого, порядочного набожного парня из порядочной и очень верующей семьи. И каково это было Кассандре? За время болезни отца девушка привыкла быть себе полной хозяйкой. Более того, ее отец к религии относился примерно как к червякам. Я иду. Они ползают. Мы друг другу не мешаем, но и пересекаться с ними незачем. А зачем? Что человеку обсуждать с червяками?
Во время правления Александра Раденора такое отношение к церкви было нормальным и даже слегка приветствовалось. Это его сыночек, Рудольф, чтоб его Искушающий лично сожрал, начал потихоньку давить на всех, кому была безразлична церковь.
Кассандра же была копией своего отца. Ей было безразлично, что, как, зачем… Ей и в голову не приходило вставать затемно, чтобы на рассвете попасть в храм на службу. Молиться? Зачем? Если Бог – добр, он и так увидит, что зла она никому не делала. Если же нет – моли, не моли…
Высказывать все это дядюшке она не стала. Девушке хватило ума разобраться, к какому человеку она попала в руки, и принять самый скромный и богобоязненный вид. Покрыла слишком яркие волосы платком, заказала одежду поскромнее и потемнее, вдохновенно цитировала Заветы Светлого Святого – а в душе откровенно потешалась над дядюшкой.
Почему так?
Бороться она все равно не смогла бы. При первом же бунте дядюшка мог избить ее, посадить под замок, объявить сумасшедшей, заточить в монастырь, как своих дочерей, – правосудие Рудольфа давало ему все карты в руки. Оставалось притворяться покорной. И ждать своей минуты. Человека, за которого можно будет выйти замуж и избавиться от омерзительного родственника.
Но кого выбрать? Сначала вопрос стоял именно так. Потом Кассандра задалась другим вопросом – как найти такого человека? Потому что ее дядюшка общался только с такими же закоренелыми и закостенелыми в своей вере существами. Людьми Кассандра назвать их не могла. Так, не пойми что. В глазах – пустота, в голове – Заветы Светлого Святого, на языке – молитва. Кому-то нравится, а кто-то и травится.
И Кассандре были предложены на выбор два вдовца – один с восемью, а второй с пятью детьми – и молодой человек ее возраста, отличавшийся крайней набожностью и по этой причине не решавшийся даже заговорить с девушками. Кассандра подозревала, что если она выйдет замуж за этого ребенка, то так и останется навек девушкой. Вряд ли этот истинно верующий даже подозревает, что детей не находят на грядках. Кроме того, он был на полголовы ниже Кассандры, у него были узкие плечики человека, который ни разу в жизни не занимался физическим трудом, и омерзительный белый налет на губах. Девушке постоянно хотелось сплюнуть при виде этого зрелища. Она бы жалела мальчика, будь такой ее братом. В роли ее жениха же он вызывал только тошноту. Не настолько уж девушка отчаялась, чтобы решиться на подобное замужество.
Пришлось вести себя с мальчиком настолько чопорно и холодно, что бедняга стал сначала заикаться в ее присутствии, а потом исчез из ее жизни, сообщив Герману, что его племянница – просто алмаз и так тверда в своей вере…
Вдовцы тоже не привлекали. Обладатель восьми детей отличался вдобавок к набожности редким сластолюбием. И постоянно норовил облапить девушку или потискать под столом ее ногу. Кассандра представила себе, что ее ждет рядом с подобным похотливым козлом, – и ее затрясло. Постоянные роды, после которых даже не дают передохнуть. Измены? Да лучше б изменял, но – нет! Вера не позволяет! А загонять женщину своей «верой» в могилу?! Это – как? Небось не лопнул бы за пару недель от воздержания! Плюс еще восемь детей.
Этого жениха Кассандра отшила еще решительнее. Хватило несколько раз подлитого в его кубок сильного слабительного. И, конечно, длинной булавки. Которая, по странному совпадению, оказывалась открытой в тот момент, когда мужчина пытался полапать ее под столом. Получив шесть или восемь дырок в руке, он стал воздерживаться от подобных «ухаживаний». А сильное слабительное, которое действовало три-четыре дня, и вовсе заставило отказаться от визитов к Герману Лайкворту. Жениться он хотел, но на домашней курице, а не на дикой кошке. Если сейчас – слабительное, кто сказал, что потом не будет яда?
С третьим кандидатом не понадобилось даже и этого. Увидев полное отсутствие интеллекта и свет веры в глазах второго вдовца, Кассандра стала заводить в его присутствии – и, заметим, в те моменты, когда дядюшка оставлял их наедине, – речь о том, что мечтает жить в монастыре! И служить Светлому Святому. Через две-три луны до кандидата в мужья дошло, что ему тут не обломится, – и он оставил Кассандру в покое.
И дядюшка принялся приискивать новых мужей. Спору нет, он действительно хотел для своей племянницы самого лучшего, то есть мужа как две капли воды похожего на самого Германа. Набожного и рассудительного.
Вот только Кассандра такого мужа не хотела. Лучше уж сразу – головой на мостовую. Все быстрее, чем умирать каждый день, задавливая в себе последние искры разума, веселья, искренности, живости…
Поэтому девушка стала еще более набожной. Дядюшке и в голову не пришло, что, молясь по пять раз в день и бегая в храм по три раза, его племянница использует это время, чтобы погулять по городу, пострелять глазками по сторонам, а там, глядишь, и найти себе кого-нибудь.
С Рене они встретились чисто случайно. Кассандра шла с дневной службы, а Рене, с вечера немного перебрав после выгодного заказа от гильдии воров, остался ночевать у профессионально милой и услужливой девушки. И ближе к обеду, расплатившись с ней за услуги, направлялся домой.
Погода была вовсе не божественной. Ветер пригнал с моря тучи, хлынул дождь – и Рене пришлось переждать его в лавке пекаря. Туда же через несколько минут вбежала и Кассандра. Встряхнулась, сбросила с плеч промокший плащ – и некромант замер. Кассандра не была красавицей в классическом понимании этого слова. Слишком рыжие волосы, чуть раскосые зеленые глаза, белая кожа, украшенная на переносице несколькими веснушками, слегка неправильные черты лица – слишком крупный смеющийся рот, слишком резкие и высокие скулы, но разве это имело значение?
Когда сердце внезапно замерло, а потом застучало так, что даже дышать стало сложно. И что-то тихо шепнуло в глубине души: «Если ты ее упустишь, дурак, всю оставшуюся жизнь жалеть будешь!»