Против лома нет вампира

– Хорошо, ты ляжешь прямо здесь. Я тоже. Эти кресла раскладываются, так что проблем у нас не будет. Сейчас поищу постельное белье. Хотя лучше, наверное, два одеяла и подушки. Все равно придется спать не раздеваясь. Дом большой, одной мне его не протопить как следует, так что если мы разденемся, то к утру замерзнем.

– Спать в одежде?! Представляю, что с нами будет к утру.

– Представляй. Можем отправиться домой пешком. Конечно, уже темно, но дорогу я знаю.

– Ты что! Если это… вампир… Я никогда не решусь выйти на улицу после заката!

Я не стала спорить с этим утверждением. Завтра позвоню Катькиным родителям и предложу отправить ее куда-нибудь на Гаити. Или Таити. Не важно. Пусть отдохнет где-нибудь подальше от родного городка. Радикальная психотерапия.

– Тогда посиди немного. Я сейчас принесу одеяла.

– Я с тобой!

Я поморщилась, но ничего не сказала. Катя боится. И моя ирония сейчас ничего не даст. Раньше надо было с этим начинать. А теперь это невозможно. Реальны ее страхи или нет – но она здесь, в моем доме. Она пришла просить помощи, и я постараюсь ей помочь. Хотя бы так. Если для ее душевного здоровья нужно таскаться за мной хвостом – пусть таскается!

Катя просто приклеилась ко мне, пока я доставала подушки с одеялами, приносила еще дров, готовила ужин и звонила дедушке. Мой дед – это нечто. Я им восхищаюсь. И не стесняюсь громко говорить об этом всему миру. Константин Савельевич Леоверенский – прошу любить и жаловать. Когда началась Великая Отечественная война, ему было только двенадцать лет. Совсем мальчишка. Но характер у него и тогда был тот еще. Бросишь в речку – и речка испарится…

Он отозвался после третьего звонка.

– Леоверенский слушает.

– Леоверенская слушается, – передразнила я его. Голос дедушки тут же потеплел.

– Юля? Что случилось?

– Да ничего особенного! – успокоила я деда. – Мне тут Катя позвонила, попросила разрешить ей переночевать на даче. Вот мы тут и секретничаем в тесной компании. Так что я сегодня ночевать не приду. Мы здесь переночуем, хорошо?

– Точно ничего серьезного? – Обмануть деда даже по телефону было задачей не для слабых духом. Но мне-то незачем его обманывать!

– Для меня – ничего. Это чисто Катины проблемы и секреты, – отозвалась я. – Просто предупреждаю и прошу домой не звонить.

Это было более чем актуально. Мама всегда старалась поговорить со мной перед сном. Она заботилась обо мне и волновалась. Как ни убеждай, что мне давно не три года, но для мамы я все равно ребенок. И надо предупредить ее об изменении планов. А то будет звонить домой и волноваться. Да и время тратится. А время на международные разговоры стоит дорого.

– Ну хорошо. Я тогда позвоню еще раз. Не отключай сотовый.

– Не буду. Пока, деда.

– Пока.

Я нажала отбой и отложила телефон на стол.

– Вот так. Теперь за меня не будут волноваться. Ну что – пока по бутербродам?!

Катя смотрела на меня со священным ужасом. Я еще не говорила, что она – вегетарианка? Тяжелый случай в медицинской практике! А еще она увлекается спортом и бальными танцами.

– Как ты можешь это есть?

Можно подумать, что я живую рыбу ела, а не шпроты из банки. Хорошо хоть хлеба догадалась купить на остановке, а то бы ела их просто так. А это не слишком приятно.

– Вот так и могу. И тебе очень советую. На твоей морковке кровь не восстановишь.

– Ну уж нет! Это же живые существа!

– Были. И вообще, Кать, если ты решила быть вегетарианкой, ты немного непоследовательна. Надо тогда сходить к стоматологу и попросить заменить тебе клыки на коренные зубы.

– Зачем это?

Катька чувствовала подвох, но биологом не была. И я сильно подозревала, что школьный курс уже выветрился у нее из головы.

– А вот затем! – с удовольствием разъяснила я, глотая кусок бутерброда. – Как ни крути, Катюша, но мы созданы хищниками. И зубы у нас такие для того, чтобы лучше рвать мясо и разгрызать кости. Что клыки, что резцы. Вот корова травкой питается, у нее и строение зубов совсем другое. Ее зубы предназначены не для разгрызания, а для перетирания травы. А мы – хищники. И это все у нас во рту зубами записано. Какой смысл отказываться от самой себя?

Катя все равно морщила нос. Наконец она взяла кусок хлеба, посыпала его солью и начала жевать с видом великомученицы Екатерины. Я, как истинно бесчувственный человек, в ответ на все ее гримасы только пожала плечами.

– Ну, как скажешь. Была бы честь предложена, а от убытка бог избавил. Мне же больше достанется. А ты жди картошку.

Картошку пришлось ждать довольно долго. За это время я успела утолить первый голод и позвонила Наташке. Та отозвалась после третьего звонка.

– Да?

– Алло, а Наташу можно?

– Можно. А кто меня спрашивает?

– Юлька. Леоверенская.

Я нарочно представилась по фамилии, зная, что для Наташи это еще один повод позлиться. Она-то по паспорту Репкина. Как ни крути, Леоверенская звучит гораздо изящнее.

– Привет, – голос ее заметно поскучнел.

– Я тоже рада тебя слышать. Наташ, а Катька вчера не с вами гуляла?

– С нами. А что?

– Да почти ничего. Просто у нее моя книга, и она мне срочно нужна, а я Катюху найти нигде не могу. Как в унитаз смыло!

Катя сделала мне страшные глаза, но я только отмахнулась.

– И не найдешь, – хихикнула Наташка.

– Вы ее крокодилам скормили? Наташа, за что?! – ахнула я.

– Ты что, Леоверенская, совсем дура?

Я имела на этот счет свое мнение, но промолчала. Иначе мы сейчас перейдем на личности. В споре я выиграю вчистую, но и ничего полезного для себя не узнаю. Так что стиснем зубки и терпим.

– Катька вчера от нас с таки-им кадром отвалила! Блондинчик, упакованный, фигурка – как у Терминатора! Просто конфетка!

Пока Катькина информация подтверждалась.