– Так он больше всего на свете боится потерять мужскую силу.
– Ой, шутите, наверное. Ему уже о-го сколько лет!
– И что с того. А ему хоть тресни. А если знающий человек скажет, что книги коммунистические могут лишить потенции – то, я уверена, испугается ещё как! Тут мы их и вынесем на свалку. Дышать легче станет.
– Неудобно мне в этом участвовать. Давайте, если батюшка благословит, тогда и поговорим. Возьмите сначала благословение.
– Какое ещё благословение! Батюшку дёргать, ишь чего выдумала!
– А вот мы уже и пришли. Ну, до свидания, Анна Владимировна.
– Так что, ничего и не решили?
Приятельница машет в знак прощания.
Дома всё так же, как и до ухода в церковь. Тихо. За перегородкой на половине мужа – храп.
Анна на своей половине читает благодарственные молитвы после Причастия.
За завтраком говорит:
– Сергей, ты вот что, ко мне больше в постель не лезь.
– Это ещё почему?
– Надо повенчаться сначала.
– Одной ногой в гробу, а она… Анька, ты в своём уме, курица безмозглая! Какое венчание ещё?!
– Поэтому и говорю. Пусть я курица, но или венчание организуем – или семейное ложе пойдёт на свалку. Не хотел ты, Сергей, многими десятилетиями по-божески жить, так хоть сейчас, в конце жизненного пути, одумайся. Как к Богу пойдём? Что скажем?
– Ну, какой Бог в гробу?
– Умрёшь, вспомнишь мои слова. Как душа прилетит к Богу, так и узнаешь, что почём. Тело твоё в гробу останется, а душу Бог в ад пошлёт, к блудникам. А я не хочу туда. Уже сколько твержу: в не венчанном браке – это равнозначно тому, что в блуде.
– Так ты, значит, действительно всерьёз. Ох, насмешила… Ну, повенчаемся, а потом что? Неужто изменится что-то? Какой смысл? А ежели тебя одной мне не хватает?
– Тьфу!… Пока не повенчаемся, в постель не пущу. Хватит, что по несколько раз с меня не слазил за ночь.
Муж смеётся. Уходит к телевизору.
Ночью скребётся.
– Нет! – говорит Анна.
– Открой. Напридумывала – ишь, на запоры позакрывалась. Или разлюбила, дура?
Она демонстративно подхрапывает. Муж чертыхается. Включает на полную телевизор. Анна затыкает уши ватой. Повторяет Иисусову молитву. Дремлет.
Через две недели муж даёт Анне согласие:
– Но чтобы ни один из наших коммунистов не узнал.
– А я думала, они перемёрли.
– Не важно. Чтобы никто не пронюхал.
На венчание он надел белую рубашку, парадный костюм с медалями. В церкви, как и пообещал старикам настоятель, – пусто. Дверь за ними на замок закрыли.
После венчания из церковного двора старики вышли под руку. Сергей ущипнул Анну:
– А теперь обещанная ночь молодожёнов!
Но вышло не так, как мечталось Сергею Поликарповичу. Вместо супружеского на больничном ложе он оказался. А случилось вот что.
Поругался Сергей Поликарпович с женой за праздничным ужином: на идеологической почве – из-за Ленина со Сталиным.
Анна потребовала убрать портреты партийных богов из мужниной спальни, и вдобавок очередной ультиматум выдвинула.
– Мы как никак – обвенчанные! А это с атеистическим коммунизмом несовместимо. Иначе, – говорит, – никакой ночи молодожёнов.
– Ну, ты и язва, – возмутился Сергей Поликарпович. – Всё тебе мало. Прямо старуха из «разбитого корыта».
Так рассердился, ну прямо не знал, чем досадить. А тут под рукой керогаз горит. Керогаз хороший, Сергей Поликарпович в своё время с ним принципиально расставаться не пожелал, вопреки прогрессу и газификации страны. Для Сергея Поликарповича керогаз – это память о советском прошлом. Можно сказать, память о Сталине. Государственная реликвия семейного масштаба.
Так вот, эту самую реликвию он с пылу-жару в приступе гнева себе на голову и напялил. А ведь мог и жене! Но, получается, пожалел жену. А у самого, вон, волосы и уши обгорели.
Ходит жена к нему в больницу. И по два, и по три раза в день приходит. Сидит возле обмотанного бинтами жалостливая, притихшая такая. Виноватая. Сергей доволен. Вот знал бы раньше, как жену заставить себя любить, так и два керогаза на голову нацепил.
– А Бог где? – спрашивает врача Сергей.
– Не обращайте внимания, – пояснил врач Анне. – Это от уколов. Мы ему морфий укололи.
– А Бог ушёл уже что ли? – в голосе больного удивление.
Забылся.
Анна прилегла рядышком на сдвинутых стульях. Размышляет. И чего это Сергей про Бога вдруг заговорил? Уж не знаменье ли ему было?
Жизнь в больнице интересная. Но тяжёлая. С одной стороны – люди друг другу рассказывают истории. Анекдотами обмениваются. Смеются. А с другой стороны – дух больничный, казённый, запахи неприятные, стоны. А то и мертвеца под простынёй на каталке через коридор прогонят. Сергей посматривает по сторонам, молчит. Мысли у него о своём. Случилось с ним такое …
Увидел отца с матерью. «Вы же умерли», – удивляется Сергей. «А у Бога все живы». – «Где же Он, Бог-то?» И сверху, слышит, Голос в ответ: «Сергей. Бог есть. Больше не греши».
«Дал Господь срок образумиться», – думает Анна.
Выписали Сергея.
Домой приехали, он первым делом на стул в прихожей сел для передышки, говорит жене: