Цвета индиго

– Я хочу есть, – это было произнесено вслух.

Он снова вошел неслышно, Патрисия обернулась, изобразив на лице радость и тут же пригласила гостя за стол. Мальчик сел, положив руки перед собой, и продолжил неотрывно смотреть на нее.

Она поставила перед ним тарелку.

– Ты такое когда-нибудь ел? Я могу заказать что-нибудь еще.

– Мне все равно, – был ответ.

Мимика у него при разговоре менялась – лицо оказалось подвижным, но все таким же суровым. Однако глаза жили собственной жизнью – продолжали изучать Патрисию.

– Как тебя зовут?

– Стар.

– Красивое имя. На одном из земных языков означает «звезда».

Парень спокойно взял вилку и нож, как знакомые инструменты, отрезал кусочек рулета и отправил в рот.

Приходилось так и разговаривать – не отводя от него глаз (вдруг это плохой признак у них, не смотреть в глаза?). Хотя для телепатии, как она могла только что убедиться, ему это не нужно.

А она-то сама? Как она ему отвечает? О таких своих способностях Пат и не догадывалась. Или это возможно только в его присутствии?

«Я буду говорить с тобой прямо, но ты не должна показывать, что мы говорим», – услышала у себя в голове Патрисия. Он знает о наблюдении, только теперь сообразила она. А парень явно не глуп.

«Хорошо», – снова «ответила» она, но невольно кивнула.

Пытаясь исправить оплошность, мелко закивала вдогонку:

– Ешь, а я положу тебе еще, если захочешь.

Дальше разговор пошел именно так – мысленно и вслух одновременно.

Общаться так оказалось непросто. Во-первых, Пат не знала, насколько понятен илинит в ее «мысленном» исполнении, а во-вторых, нельзя было перепутать, что произносить вслух, а что про себя. Несколько раз она чуть не сбилась, но у Стара все выходило четко. Хотя Пат и получила высший балл по работе в условиях многозадачности, сейчас она тормозила и запиналась вслух, надеясь, что те, кто подслушивали, относили ее огрехи на трудности перевода.

Раньше она представляла телепатию иначе – будто оба телепата понимают все, независимо от языка, достаточно только подумать о чем-либо. Оказалось, слова надо по-настоящему «произносить», четко и правильно, а несформулированное слово попросту не услышат. Может, это вовсе и не телепатия, а некий канал – но канал именно речевой, состоящий из букв, слов, предложений и даже отдельных звуков. И – да, она могла воспринимать даже интонации – заговори с ней так кто-то другой, и она различила бы голоса.

Вслух Патрисия расспрашивала его про еду, как он привык спать, и насколько жарче сейчас у него на планете. Невольно, по профессиональной привычке, отметила оттенки его произношения: куда более длинные паузы между словами, чем делала она, и ранее неизвестные ей паузы внутри длинных слов, а еще грассирующую «р», менее явную, чем у французов, и дополнительный интонационный подъем в середине фразы. Вслух он говорил сухо и равнодушно, зато его мысленный голос звучал искренне и взволнованно.

– Я не знаю, какая погода у меня на планете. Меня увезли оттуда еще в сезон низкой воды. («Я расскажу тебе все, что ты спросишь. И я буду просить тебя о помощи»).

– А обычно какой у вас климат? («Почему ты мне доверяешь? Ты видишь меня впервые»).

– Я не хочу говорить. Я устал. («В твоем цвете – индиго, – Стар произнес, то есть подумал, это с оттенком почтительного страха. – Я впервые вижу индиго среди землян»).

Индиго? Это слово из илинита? Или он произнес знакомое ей русское слово – название цвета? Если так, то оно даже не русское, вернее, не только, потому что звучит одинаково на большинстве языков Земли.

– Тогда ты поспишь немного? Я постелю тебе на диване в гостиной. Ты любишь высокую подушку? («Индиго – это цвет? Я не понимаю, что значит видеть чьи-то цвета?»).

– Да, я хочу спать. Мне не нужна подушка. («Конечно, цвет. Вы не видите цвета друг друга?!»).

– («Нет… не знаю…»). Тогда пойдем в комнату. Я постелю.

– («Цвет – это самое важное, что можно узнать о разумном. Значит, у вас совсем нет взгляда? Как же вы понимаете главное друг о друге?»).

Может, он имеет в виду ауру, подумала Пат. Она в эту чепуху никогда не верила. А может, это совсем о другом. Подумать только, «главное друг о друге»! Стань это возможным, люди не преподносили бы неприятных сюрпризов.

Они вышли из кухни и переместились в комнату, продолжая разговаривать.

– («А какого цвета, к примеру, тот человек, который был со мной, невысокий, полноватый, с русыми волосами?»)

– («Мне кажется, от рождения он был сиреневым, это цвет ученого, но от него почти ничего не осталось, только фон. Теперь у него много оттенков коричневого, и все эти цвета уже грязные. И еще он постоянно переливается и мерцает ядовито-желтым, это значит, он лжет или что-то скрывает. А за коричневым, я видел, скрывается красный, и он тоже грязный. Это очень плохо. Тому, у кого портятся цвета, нельзя доверять»).

– («А второй?»)

– («Очень плохой. Мама говорила, черные – самые последние»).

– («Хуже красных?»)

– («Красные агрессивные и любят власть. Черные – это кто потерял свой цвет совсем. У них не осталось ничего. Он пустой, почти весь уже черный, осталось только немного серого и темно-коричневого. Поверь, у меня точный взгляд. Мне достался такой от отца»).

– («А какие самые хорошие?»).

От любопытства Пат даже забыла продолжать разговор вслух.

Сейчас она устраивала ему постель на диване в гостиной – отрегулировала высоту и ширину, подголовник, положила плед и пару подушек. Почти такой же диван стоял у нее в спальне. Наверное, иляне спят как-то иначе, да и на Земле такими уже не пользуются, Пат просто не успела нормально обустроиться здесь. Квартиру она получила в наследство от бабушки, а та, как и многие старики, не хотела что-то менять.

Когда Патрисия въехала, дизайнер предлагал различные идеи: от эконом-варианта, то есть спальной капсулы с расслабляющей атмосферой-иллюзией, до модной, но дорогущей исторической спальни – даешь голосовую команду, и получаешь сегодня лежбище в античном стиле, а завтра средневековый альков или восточную кровать. Один из знакомых купил себе спальню-море – лежишь и качаешься себе на синтезированных волнах. Патрисии это понравилось, но она боялась, что быстро надоест, и колебалась между лесным вариантом и стилем «облака» (подвесной диван-облако, потолок, настраиваемый на любую погоду и время дня, шкафы в виде уютных домиков). Кабинет она решила обустроить в классическом стиле: три настенных и один ручной сенсорвизоры, картинная галерея и музыкальные роботы.

Но все почему-то медлила. Разрушишь бабушкин быт – и не останется прошлого. Взять хотя бы этот диван – как радовалась ее бабуля новомодной тогда функции несъемной стирки и озонирования!

В итоге Патрисия только купила живую библиотеку, предлагавшую на выбор книги, фильмы и музыку за любой период истории, и часто спала прямо здесь, в гостиной, проецируя себе перед сном книжку на потолок.

– («Каждый цвет может быть ярким, насыщенным и чистым, ответил ей Стар. – И каждый – грязным. Если красный ярок и чист – это истинное величие. Но такие разумные рождаются редко. Все коричневые и красные, которые я видел у землян – грязны»).

Потом он, если можно так выразиться, помолчал. А потом тихо – именно тихо, хотя и мысленно – добавил:

– («Я люблю синий цвет, он не бывает грязным. И в тебе есть яркий синий. Но главное – ты индиго»).

И снова та же странная интонация, заметила Пат.

– («А это что значит?») – с некоторой опаской спросила она.

– («Это очень редкий цвет даже у нас. Мой отец индиго. Мама говорит, что индиго можно доверять всегда. Это высший цвет. Его уважает Лайдер»).

– («Странно, – растерялась Пат и невольно обернулась. – Вот уж не замечала в себе ничего особо высокого. Уверяю тебя, я совсем не…»)

– («Только индиго может так ответить»), – произнес, словно привычную поговорку, Стар, и неожиданно улыбнулся.