Цвета индиго

Улыбка у него оказалась замечательной – ряд ровных зубов, ямочки на смуглых щеках.

– Спасибо за постель и обед, – вслух произнес он. – Я буду спать.

– Спи. Как только что понадобится – зови.

Она пыталась понять, что должна делать дальше, уйти или остаться.

– («Останься, мы будем говорить еще»), – мысленно приказал Стар.

– Я посижу здесь, если не возражаешь, – тут же вслух подхватила она.

– Мне все равно, – последовал ответ.

Интересно, подумала Пат, парень практически управляет ею, а она подчиняется. При этом он очень уважителен – особенно мысленно. А уж как трепетно он произносит это свое «индиго»…

Дальше разговаривать стало проще. Патрисия притворялась, что читает. Поскольку диван занял гость, она выбрала себе книжную дощечку – макет, создающий объемную иллюзию перелистывания старинной бумажной книги. Этот проектор ей тоже достался в наследство, точнее, Патрисия сама подарила его бабуле, вспомнив, как та мечтала о настоящих бумажных книгах из своего детства. Время от времени Патрисия переворачивала страницу.

Стар улегся, повернувшись к ней спиной, отодвинув, как ненужный, ее самый уютный плед. Для наблюдателей снизу воцарилась полная тишина.

– Почему ты говоришь со мной так свободно? Как ты узнал, что я тебе не враг? – снова уточнила Пат, не подымая головы от книги.

– Ты – индиго, – в который раз многозначительно повторил парень.

Пат попыталась припомнить, что приписывали мистики людям с такой аурой. Кажется, философское мышление… религиозность… нет, она не помнит. И ничего из этого ей не подходит. Может, она напутала с переводом, или он не так хорошо различает цвета, как хвалится.

– Что случилось с твоим отцом? Ты его помнишь?

– Отец ушел в горы после битвы – он вел людей и не смог забрать меня, он надеялся, что мать пойдет следом. Но она не ушла и прятала меня восемь светил подряд.

– Это она научила тебя всему?

– Сила дается разумному от рождения, а родители помогают извлекать знания из их источника и из мира вокруг. Разве у вас не так?

Ага, а вот и те самые «силы и знания», отметила Пат.

– У нас нет таких способностей, как у илян, но, если говорить об обычных вещах, то, наверное, так, – задумалась она. – Таланты и склонности в нас заложены, но родители воспитывают ребенка, объясняют ему что могут, а опыт человек приобретает сам. Значит, мать помогла тебе извлечь все эти знания?

– Часть знаний мог бы извлечь только отец… за те восемь светил, что мы не рядом…

Она даже мысленно услышала его горькие, совсем человеческие интонации.

– А силы – ты уже знаешь, как ими пользоваться?

– Ты бы научилась ходить, бегать и прыгать, если бы тебя не учили?

– Научилась бы… но гораздо позднее.

– Ты ответила.

Пат подумала, что расспрашивать его дальше о силе и знаниях, не затронув ее задание, не получится. Но это так неуместно сейчас, когда они говорят столь откровенно. Разве что рассказать ему правду? И Пат решилась.

– Ты знаешь, почему ты сейчас здесь? Знаешь, почему тебя до сих пор не убили?

– Ничего хорошего я не жду.

– Это правильно, но мне велено передать тебе: если ты добровольно поделишься своими способностями с указанным человеком – с кем, я не знаю, то… тогда тебя оставят в живых. Говорят, сил у тебя даже прибавится – это так? Мне кажется, сейчас это единственный для тебя выход. Пойми, я, и правда, так думаю, – горячо добавила она, – а не потому, что мне поручили…

– Нет, – ответ был краток.

– Но почему – объясни!

– Мы не должны отдавать Дар землянам.

– Дар? – Патрисия невольно подняла голову. – Что это значит?

– Мы не должны передавать силу и открывать знания землянам.

То есть совокупность своих способностей они называют «даром», отметила Пат. Что-то ей подсказало, что это крайне важно для понимания остального.

– Я знаю, Стар, мы вторглись на вашу планету, и вы не обязаны чем-то делиться с нами… Вы нас ненавидите, но…

– Нет, Патрисия, – он очень четко «произнес» ее имя, сделав лишь крошечную паузу посередине. – Дело не в этом. Бывает, что больной или раненый зверь бросает свой дом в лесу или в океане, и начинает охотиться за разумными. Мы защищаемся от него и можем убить, а он может убить нас. Но его не ненавидят, и ему не мстят. За что? Он ведь не способен понять того, что разрушает.

– Вот как? То есть вы видите свою расу высшей и лучшей? – Патрисия не захотела скрывать, что ее покоробило сравнение землян с животными.

– Не лучшей, а старшей. Вы еще очень молоды, и могли бы стать мудрее, но пока вы слушаете грязно-красных, вы никогда не станете старше, и ваше русло никуда вас не приведет. Илле не испытывают ненависти к землянам. Илле ненавидят зло, которое принесли красные люди. Но ведь красные – грязные красные – всегда несут зло. Мы можем это только принять, как принимаем грозу, метеорит, движение скал или нашествие водяных насекомых.

Ей вдруг стало мучительно стыдно, что она землянка.

– То есть земляне не виноваты, что они такие? – сказала Пат резко.

– Патрисия, я этого не говорил.

– Ну, вы же считаете, что цвет дается от рождения. А по-моему, каждый выбирает сам.

– Цвет дается от рождения. И каждый выбирает сам. Оба твои утверждения верные, зачем ты ставишь одно против другого, если они стоят рядом?

– Ладно, я глупа, как и все земляне, – немного обиделась Пат, – ну так объясни еще раз. Это для тебя все понятно, а я впервые об этом слышу.

– Я не говорил, что ты глупа, – удивился Стар, – я сказал, что…

– Ладно, ладно, забудь. Просто объясни еще раз про эти цвета, от чего это все зависит…

– Конечно, Патрисия, – спокойно согласился он. – У каждого разумного от рождения есть основной цвет, ты назвала его склонностью и характером, с которыми разумный рождается. И ты же сказала, что потом на его развитие влияет еще многое, иногда даже главным становится другой цвет. Ни один цвет не может быть плох сам по себе, кроме черного… или полной потери цвета. Мы всегда видим основные цвета друг друга. Если разумный не хочет или не может скрывать своих эмоций, мы видим и их тоже. Ты удивляешься – и в твоих цветах появляется сиреневый. Устала – и твой синий темнеет. Когда радуешься, все цвета блестят. Но то, что ты называешь выбором, это иное. От него зависит чистота твоих цветов. Если ты выбираешь неверное русло, цвета начинают портится. Если уйти по нему далеко – их будет трудно восстановить. В этом, действительно, виноват сам разумный.

Он задумался.

– Но красные – они почему-то редко остаются чисты… так говорила моя мать. Я вырастил новые ветки, размышляя об этом… Возможно, им сложнее других. Им надо либо подняться до самого высшего, ярчайшего алого, либо упасть в грязно-коричневый. Выбор начинается рано и не прекращается никогда, так гласит наша мудрость. Теперь я сам видел, среди землян есть разные цвета… Но к нам пришли только те… Испортив и разрушив себя, они разрушают все вокруг.