Найленир. Эльфийская баллада

«Царь мой, отец, не сердись, – тихо молвила дева. —
Знаю, виновна… И ты накажи меня строго,
Только прости! Заблудилась вчера, а царевич
Вывел из леса».
«Леир, благодарствую, долг мой

Эльфам отдам за подмогу и дружбу – делами.
Я не сержусь на Альне, но в тревоге смертельной,
Кинулся ночью искать её. Мать-королева,
Правда, утешила… Сердцем она прозревает

И обещала, что дочка вернётся здоровой!
Раз ты знаком уже с ней, познакомься со старшей:
Вот, я с отрадой царевну Эльке представляю,
Все её любят у нас, привечают и эльфы».

Низко Леир поклонился царевне прекрасной.
Молвил: «Я радуюсь встрече! Альне говорила,
Что красотою сестра её эльфам подобна.
Что тут сказать? Это правда! Дивлюсь на людскую

Я красоту. И не знал, что такое бывает».
Вежливо речь он ведёт, привечая царевну
Старшую. Младшей – как будто и вовсе не видит.
Бросил единственный взгляд в её сторону. Сразу

Та отвернулась и скрылась в шатре, не прощаясь.
В это же утро, к невесте своей не явившись,
Снова уехал Леир в золотую чащобу.
Мать-королева о сыне упорно молчала,

Все эти дни привечала по-прежнему смертных,
Много чудес показала им, и угощенье
Лучшее делали эльфы гостям долгожданным,
Долгие песни им пели о древних героях.

***

Только Альне больше песен в шатрах не слыхала
И на пиры не ходила. Бродила по лесу…
Нет, не ждала она встречи случайной с Леиром,
Просто никто ей не мил был, ничто не отрадно.

Днём забрела она как-то на прежнее место.
Там, где впервые откликнулся голос желанный,
Там, где сидели они – она долго стояла,
Слёзы катились невольные, но не стыдилась

Дева цветов, равнодушного неба, деревьев…
Имя невольно она прошептала тихонько,
Но подхватило его отголосками эхо;
Вдруг ей почудился взгляд, или просто дыханье.

Резко Альне обернулась – мелькнул кто-то в чаще.
Луч ли проник сквозь сплетённые низкие ветви,
Или крылом где-то птица махнула, взлетая?
Только вдруг стало Альне и светло, и тревожно.

И возвращалась она, этот взгляд ощущая.
Медленно ехала… Краски волшебного леса
Блекли теперь, и отрадно ей было, и горько,
Помнить и знать, что сюда никогда не вернётся.

Завтра с утра уезжали почётные гости,
Вечером пир королевский их ждал на прощанье.
Больше Альне не увидеть цветов вековечных,
Синих шатров, не услышать и голос Леира.

Три уж недели прошло – а царевич ни разу
Не показался, хотя на войну не уехал…
Будет ли он на прощальном пиру? Если будет,
Сможет она посмотреть на него – попрощаться,

Чтоб никогда на земле его больше не встретить.
Но не одна возвращалась Альне в этот вечер.
Ею незримый, домой возвратился царевич,
И по глазам его мать о беде прочитала.

«Сын мой, откройся, отдай, расскажи о несчастье,
То, что поведано – легче сокрытого. Вижу
Больше со смертными ты не желаешь встречаться…
Боль причинила тебе молодая царевна?

Если б ещё восхищался прекрасной Эльке ты…
Нет же – ты сходишь с ума от царевны-девчонки.
Впрочем, не важно – одна ли, другая девица!
Разве позволено раниться вечным о смертных?

Можно цветком любоваться, пока он не сорван.
Срезан букет, что за дело живым до увядших?
Наши деревья листов не теряют напрасно,
И не печалится ствол о листке улетевшем».

«Я не смогу объяснить тебе это… Всё ново!
Ранен смертельно, лечиться от ран не желаю.
Разве же рана того, кто нанёс – выбирает?
Разве решает, болеть или враз затянуться?

Знал ли я что-то о боли, пока не болело?
Мелиэль с детства со мною – отрада и утро,