Основные труды. Том 2. Идеология последовательного (революционного) гуманизма. Теория общества и хозяйства

в) Демократия и диктатура как формулы решения практической ситуации

Диктатура, как показано выше, не противостоит демократии, когда речь идёт о диктатуре пролетариата или диктатуре буржуазии как синонимах словосочетаний “господство пролетариата”, “господство буржуазии”[93 - Конечно, пролетарское демократическое государство (социалистическое государство) должно отличаться от буржуазного государства по сути и по содержательным формам, в том числе и в переходный период. Но здесь речь не об этом.].

Диктатура противостоит демократии, когда речь идет о противоположных политических практиках – о принципиально разном характере действийполитической власти, которыми устанавливается и поддерживается господствующее положение в обществе тех или иных социальных субъектов, доминирование их интересов, достижение выдвигаемых ими целей.

Марксистскому подходу соответствует понимание демократической политической практики как способа обеспечения единства общества при помощи согласования противоречивых общественных интересов.

Диктатура как политическая практика, противоположная демократии, понимается как способ обеспечения единства общества при помощи подавления интересов и действий, расходящихся с интересами правящей группы[94 - Подробнее о демократии и диктатуре как противоположных способах взаимоувяжи интересов и действий социальных сил см.: Ракитская Г.Я. Социалистическая демократия: политико-экономические аспекты. – “Вопросы экономики”, 1989, № 7, сс. 36–39.].

Понятия, тождественные диктатуре как формулы политической практики, решения практических ситуаций, или же отражающие конкретные формы диктатуры, – командно-репрессивный режим, политический произвол, политический террор, полицейский деспотизм и т. п.

Особый в теоретическом отношении вопрос – методы исторического творчества народа в периоды “революционных вихрей”.

Революция в узком значении слова – это период “революционных вихрей”[95 - Ленин В.И. Победа кадетов и задачи рабочей партии. – Ленин В.И. ПСС. Т. 12, с. 315.]: народных восстаний, гражданских войн, период перехвата политической власти. В период революционного вихря народ творит свою историю особыми приёмами, особыми методами,чуждымииным периодам политической жизни[96 - Там же, с.317 и Ленин В.И. К истории вопроса о диктатуре (Заметка). Т. 41, с. 379.].

Обобщая в 1906 г. опыт первой русской революции, Ленин указывает на следующие наиболее существенные из этих особых методов:

“1) “захват” народом политической свободы, – осуществление её, без всяких прав и законов и без всяких ограничений (свобода собраний хотя бы в университетах, свобода печати, союзов, съездов и т. д.);

2) создание новых органовреволюционной власти,– Советы рабочих, солдатских, железнодорожных, крестьянских депутатов, новые сельские и городские власти и пр. и т. п.

3) “применение народом насилия по отношению к насильникам над народом”[97 - Там же, сс. 317–318 (Т.12) и сс. 380–381 (Т.41).].

Ленин трактует особые методы исторического творчества народа в период революционного вихря как диктатуру. В первую очередь это относится к новым органам, которые создавались самодеятельностью народа и действовали как власть: “Описанные нами органы власти были, в зародыше, диктатурой, ибо эта власть не признавала никакой другой власти и никакого закона, никакой нормы, от кого бы то ни было исходящей.”

В этой ленинской трактовке диктатуры революционного народа акцентируется внимание на том, как в период “революционного вихря” “вырастает, возникает” новая власть “наряду со старой, против старой власти, в борьбе против неё”. Диктатура имеет здесь иной смысл, нежели категория “диктатура пролетариата”, фиксирующая государственный характер власти пролетариата. Диктатура имеет здесь иной смысл и в другом отношении: “Люди привыкли видеть только полицейскую власть и только полицейскую диктатуру. Им странным кажется, что может быть власть без всякой полиции, может быть диктатура неполицейская”[98 - Там же, с. 319 и с.382.].

В пылу полемической борьбы В.Ленин формулирует в брошюре 1906 г., а затем воспроизводит в 1920 г. следующее определение: “Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стеснённую, непосредственно на насилие опирающуюся власть”[99 - Там же, с. 320 и с. 383.].

Ленинские рассуждения о диктатуре в периоды революционных вихрей отражают действительный характер действий революционных элементов народа в такие периоды.

Отступлением от научного социализма (марксизма) является распространение приведённых выше положений о характере революционной самодеятельности народа в период “революционного вихря” на другие периоды, в том числе на период исторического выбора (переходный период) после революционно-демократического политического переворота. Это такой теоретико-методологический сбой, который на практике ведёт к превышению допустимой меры принуждения в историческом выборе, к деформации переходных процессов относительно демократических целей революции.

Превышение в переходный период допустимой меры принуждения к новым формам общественной жизни ведет к институционализации принуждения как доминирующей формулы политической практики. В конечном счёте это ведёт к утверждению не демократического (буржуазно-демократического или социалистического) государства, а режима диктатуры под теми или иными правовыми и идеологическими масками. Именно это обстоятельство заставляет современных марксистов не соглашаться с либеральным тезисом о необходимости диктатуры для перехода к демократии.

Соотношение принуждения и свободы (добровольности) в переходный период – мало разработанный вопрос и в марксизме, и в других научных направлениях. В целом в этой области можно констатировать этап накопления фактов и отдельных обобщений, а не этап формирования общей теории вопроса, охватывающей причины, направления, формы и результаты превышения политической властью допустимой меры принуждения в революционно-демократических преобразованиях.

Для марксистов особенно важна та часть теоретического осмысления проблемы, которая относится к социалистической социальной революции и формулирует свои положения с учетом истории переходного периода в России после Октябрьского переворота, завершившегося установлением политического режима диктатуры, перерождением самих целей власти по сравнению с первоначальными целями революции. Существенный шаг в сторону разработки марксистской теории вопроса – концепция деформаций и перерождений социализма, опубликованная впервые в 1988 г.[100 - Очерки политической экономии социализма / Под редакцией академика Н.П.Федоренко. – М.: Наука, 1988, сс. 57–65. См. также: Раки теки й Б. В., Ракитская Г.Я. Стратегия и тактика перестройки. – М.: Наука, 1990, сс. 20–29.].

В современный переходный период в России политическая власть осуществляла реформы как по преимуществу разрушительные и по преимуществу принудительные по отношению к трудящемуся большинству населения. Обобщенная характеристика результатов этих реформ и прогноз социальных итогов переходного периода с позиций, отвечающих марксистской методологической традиции, – в следующем разделе.

2. Принципиальная оценка институциональных преобразований в современной России – цели, средства, результаты

1. Практически общепризнано существеннейшее расхождение между официально объявленной в России в октябре 1991 г. направленностью реформ, с одной стороны, и реальными результатами преобразований, с другой.

Главное в этих расхождениях:

а) существенное ухудшение всех параметров функционирования экономики вплоть до её разрушения, потери экономической независимости и обороноспособности страны – вместо прогрессивной структурной перестройки (включая разумную степень конверсии гипертрофированного ВПК) и перехода в режим устойчивого экономического роста;

б) подавленная гиперинфляция, натурализация обмена в реальном секторе экономики, размах финансово-спекулятивной деятельности – вместо современной (т. н. “цивилизованной”) рыночной экономики;

в) многоразовое скачкообразное понижение уровня жизни большинства населения вплоть до развития процессов социальной деградации, сверхрост социальной дифференциации – вместо улучшения социального положения трудящегося большинства, уменьшения социальной дифференциации;

г) обвальный рост социальных рисков для населения и хозяйствующих субъектов, полубесплатный-полупринудительный труд как массовое устойчивое явление – вместо социальной рыночной экономики и соответствующей системы социальной защищённости населения и предпринимательства;

д) отсутствие элементарного правопорядка (в том числе массовое нарушение трудового законодательства), беспрецедентные масштабы развития теневой экономики, коррупции, организованной преступности, прямого разграбления (с огромным вывозом за рубеж) национального богатства – вместо преодоления беззакония и произвола, теневых процессов, создания механизмов правового государства на базе политической, социальной и экономической демократии;

е) чрезвычайно медленное освоение населением практики самоорганизации для организованного солидарного востребования и защиты своих прав, свобод и интересов – вместо развития социальной структуры и социальных механизмов гражданского (реально многосубъектного) общества, в том числе механизмов социального партнёрства.

В обобщённом виде можно констатировать, что в результате осуществления по преимуществу разрушительных и принудительных (по отношению к большинству населения) преобразований Россия движется в целом по пути социальной деградации.

2. Из-за расхождения декларированного и фактического говорят о «неудаче» реформ и даже о «крахе» избранного курса.

Те, кто осмысливает происходящее в духе институционализма, считают непосредственной причиной «неудачи», «краха» реформ недостаточное внимание реформаторов к институциональному аспекту рыночно-капиталистических преобразований.

В предельном случае (когда говорят о невнимании к институциональному аспекту как таковому) это утверждение абсолютно бессмысленно, поскольку, как разъяснено выше (см. раздел 2.1), непосредственным объектом реформаторской деятельности при общественных преобразованиях являются именно общественные институты.

Более осмысленной является позиция, которая исходит из предположения о намерениях реформаторов осуществить переход к эффективной рыночно-капиталистической экономике (причём к социальной рыночной экономике) и нацелена на поиск конкретных ошибок реформаторов при проведении институциональных реформ. В рамках этой позиции рассуждают о том, какие из институтов современного рыночно-капиталистического хозяйства не были предварительно созданы или же созданы не такими, как во всем «цивилизованном мире», или же созданы без учёта той или иной российской специфики и т. п.

3. И в первом (бессмысленном) случае, и во втором исходной причиной «неудачи» реформ считается институциональная, так сказать, некомпетентность реформаторов, их неспособность обратиться к опыту других стран (например, к опыту послевоенных преобразований в ФРГ, к опыту Пиночета и пр.). Или же (при лучшем отношении к реформаторам) исходную причину усматривают в безответственном поведении оппозиции, будто бы не позволившей (и будто бы не позволяющей до сих пор) провести такие трансформации экономических институтов, которые были необходимы для выхода страны из кризиса, для осуществления задач реформ.

4. Взгляд на российские реформы, отвечающий марксистской традиции, переводит анализ из плоскости выявления перечня конкретных институциональных ошибок или же контринституциональных происков оппозиции, из плоскости увлекательных разгадок запущенных неправильных механизмов (институциональных «ловушек») в совершенно иную плоскость. А именно, в плоскость выявления социально-политических причин, по которым были проведены именно такие реформы (по преимуществу разрушительные и принудительные с социально-деградирующим итогом) и по которым был проигнорирован теоретический багаж экономической науки и реальный мировой опыт созидательных рыночно-капиталистических преобразований. К социально-политическим относятся и причины того, что худо-бедно организованная псевдокоммунистическая оппозиция «его величества Президента», имея доступ к государственной власти, не оказала на деле решительного сопротивления ни одной сколько-нибудь существенной акций реформаторов, за исключением разве что сопротивления антиконституционным действиям Б.Н.Ельцина в конце сентября 1993 г.

5. В СССР тоталитаризм достиг такой стадии, когда внутри самого общества не было реальных сил, способных вывести его на прогрессивную демократическую линию развития. Требовался не только толчок извне, но и реальная поддержка извне демократическим процессам. Такой толчок и такая поддержка поначалу были оказаны структурами, проводящими интересы ведущих групп международного капитала, – но лишь в той мере, в какой это поставило Россию под контроль внешних сил, заинтересованных в преимущественно разрушительных процессах в России.

Линия разрушения, навязываемая извне, осуществлялась одновременно с другой линией – собственно российской линией, порожденной теми причинами и интересами, которые выросли из стадии тоталитаризма. Эта линия – небывало хищническое первоначальное накопление капитала, паразитирующее на разрушительных процессах.

В результате в России на месте тоталитаризма возникла система политического и экономического бандитизма, действующего (как и внешние силы) как фактор разрушения общества, как фактор его деградации. При этом введение и культивирование парламентарных и других буржуазно-демократических институтов не только не предотвратили, не воспрепятствовали и не оказали заметного сопротивления бандитскому разрушительному действию международного и отечественного капитала, но и весьма украсили этот процесс. Так что идея институтов-демиургов общества показала в России свою полную бесплодность.

6. Вопрос об эффективности институциональных социально-экономических преобразований ставится и решается марксистами применительно к проведенным в России реформам, как и всегда, не абстрактно, а конкретно-исторически и на основе классового подхода.

Анализ с таких позиций приводит к констатации вполне сознательной демагогической маскировки реформаторами курса, реально проводимого с конца 1991 г., и к констатации принципиального совпадения результатов институциональных преобразований с фактическимицелями тех социальных сил, которые реально руководили российскими реформами.

Другими словами, российские реформы являются высоко эффективными, если оценивать их на соответствие стратегии международных политических и финансовых организаций, представлявших в ходе реформ интересы тех финансово-промышленных групп, которые господствуют в современном мире и осуществляют очередной передел мира в форме так называемой глобализации (мондиализации).

Не было никаких существенных ошибок у тех, кто осуществлял эту стратегию. Не было институциональной неграмотности и возникших из-за этого институциональных «ловушек». Напротив, никогда ещё, пожалуй, за всю историю в столь короткие сроки без применения военной силы, без массовых репрессий, а с помощью чисто институциональных мер удалось запустить механизмы ускоренного саморазрушения общества. Успех тем более поразительный, если учесть, что одновременно создан был ряд правовых институтов-регуляторов буржуазно-демократического характера. Это открывало возможность становления институционально-субъектной структуры гражданского (многосубъектного) общества и развития не только организованного сопротивления разрушительным акциям в социально-экономической сфере, но и организованного конструктивно-оппозиционного воздействия на властно-государственные структуры. Однако разрушительные процессы шли в опережающем режиме, открыв зелёную улицу процессу замещения социальной структуры казарменно-кастового общества структурой, отражающей преимущественно процессы разрушения и социальной деградации.

Было заблокировано становление реально производящего эффективного капиталистического предпринимательства (так называемых эффективных собственников), в том числе сколько-нибудь значительного по масштабам производящего “среднего класса”. И, главное, было заблокировано формирование рабочих как класса и, соответственно, развитие организованного рабочего движения как самостоятельного (с собственной идеологией) и влиятельного социального субъекта, способного противостоять принудительным антинародным реформам. Это определило социально-деградирующий итог переплетения разрушительных и прогрессивных созидательных преобразований.

Марксистский подход фиксирует, таким образом, на институциональном уровне в качестве непосредственной причины социально-деградирующего итога реформ вовсе не ошибки в сфере обустраивания рынка, а сознательную политику российского государства, направленную против субъектной институционализации общества по буржуазно-демократическому типу и, прежде всего, против реальной институционализации трудящихся, рабочего класса – против их превращения в реальные субъекты политического действия.

7. Марксистский подход приводит к интегральной социально-политической оценке российских институциональных реформ как недемократических, антидемократических, а все конкретные институциональные перемены и их социально-деградирующие результаты в экономической сфере, в том числе противоположные становлению развитой рыночно-капиталистической экономики, – как средства и следствия осуществления стратегии глобализации применительно к России[101 - Характеристика политики глобализации неплохо представлена в Платформе недавно оформившегося движения демократической левой ориентации, в котором активно участвует целый ряд зарубежных образованных марксистов, – движения “АТТАК. Международное движение за демократический контроль над финансовыми рынками и их учреждениями”.Эта Платформа приведена в Приложении. (В настоящем издании не приводится – Б.В.Ракитский).]. Эта стратегия и способы её осуществления в России, повторяю, не ошибки, а деятельность, соответствующая интересам вполне определённых (на качественном уровне, а не поименно) социальных сил современного мира – интересам, которые весьма эффективно обслужили российские государственные структуры, действуя по типу колониальной администрации.

Можно предложить такую общую характеристику итога российских реформ на сегодняшний момент: видоизменение (трансформация) исторического тупика, в котором находился СССР накануне перестройки (тупика тоталитаризма). При этом политическая активизация населения, широкие антитоталитарные, общедемократические движения, зародившиеся в СССР в период перестройки, позволяли говорить о революционной ситуации в России накануне августа 1991 г., о ситуации исторического выбора. Однако этот шанс не был использован для выхода из исторического тупика.

8. Как дальше может развиваться ситуация?

Главная задача и проблема российской политической власти на текущей стадии переходного периода – установление механизма устойчивого, регулярного воспроизведения новой общественно-экономической системы, который не позволял бы возвращаться к ситуации актуальной многовариантности. Это задача и проблема завершения переходного периода.