Сама по себе. Поток сознания

– Да, Вить, слушаю… Нет, дети еще не приехали, деталь в машине сломалась… Ага, поставь, поставь свечку перед Христом и помолись за них, ты же у нас как отшельник святой. Не замёрз в своей келье? На улице-то минус одиннадцать, а у тебя в хате?.. Всего шесть. Ой, и как ты?.. Три одеялки согревают, конечно, но… А-а, ну если еще и три кошки… Но всё же хоть на праздник подольше грейся своими обогревателями, да не забудь перед сном их выключить… Ну да, да, а то… Еще раз тебя с Рождеством и пока-пока, спокойной грядущей ночи.

Ну вот, всё к «банкету» нашему приготовила, так что есть время навестить Компа и выбрать еще что-либо из переписки с Алининой.

«Я – на её стихотворение «Жизнь»:

«Вы молодчина! Пишете стихи, а я… Когда-то, в юности, тоже пробовала, но потом решилось так: лучше своих любимых поэтов (Тютчева[22 - Фёдор Тютчев (1803—1873) – великий русский лирик, поэт-мыслитель.], Блока[23 - Александр Блок (1880—1921) – русский поэт, писатель.], Ходасевича[24 - Владислав Ходасевич (1886—1939) – русский поэт, критик, мемуарист, историк литературы.], Набокова) не напишу, да и тратить душевные силы на поиски рифмы, пытаясь за хвост „поймать прекрасную птицу поэзии“, не хочу, поэтому попробую-ка писать с поэзией в прозе, и с тех самых пор всё пробую, пробую… Желаю удачи и Вам!»

«Дорогая, нашли о чём горевать, – стихи не пишутся. Да Ваши дневниковые записи гораздо интереснее стихов! Человек я увлекающийся, многих хочется прочесть, но к Вам возвращаюсь неизменно».

«Спасибо за поддержку, дорогой мой человек! Берегите себя!»

А теперь немного почитаю. Но кого?.. А, пожалуй, Григория Булыкина, о котором Алинина писала, что я, мол… что он, мол, меня… И с чего начнём?.. А хотя бы вот с этого его стихотворения:

Нет в мире больше тайн.
Лишь хлопоты да страхи.
Да надоевший снег,
Да холод скудных слов.
И лишь – мечты детей,
Как угольки во прахе
Кремированных душ
Еще живых отцов.
А, впрочем, как с женой,
И с этим сжиться можно.
И просто ждать Суда
У Божьего крыльца,
Не силясь разглядеть
В тоске своей острожной
Ни истины людской,
Ни замысла Творца.
А ничего!.. Но гру-устный поэт. Интересно, сколько ему лет?
Нет в мире больше тайн.
Лишь хлопоты да страхи.
Да надоевший снег,
Да холод скудных слов…

Да-а, отличное стихотворение. А это?.. И это. Почитать что-либо Тёме? Нет, не буду, а то начнёт придираться к словам и развеет очарование. Написать автору? Нет, сегодня не буду. Как-нибудь еще почитаю, а уж потом… может быть.

Глава 5

Наверное, еще восьми нет… Пролёт. Уже двадцать девятого. А серость за окном, как в моём сне. Приснится же такое! Длинные низкие коридоры, маленькие пустые комнаты, тёмные переходы со стенами, только что выкрашенными масляной охристой краской, и я бреду, ищу выход… Но вдруг кто-то хватает меня за руку. Скелет! Его когтистая рука! И уже тянет, тянет меня вниз, на пол. Пытаюсь вырваться, но он еще крепче сживает руку, и я слышу, как гремят его кости. Нет, не уйти! И никого – рядом. Еще попытка, еще! Наконец-то!.. И вбегаю в соседнюю комнату, может из неё – выход? Но где же ключи? Ведь если найду выход, то прежде чем уйти… знаю это!.. должна закрыть ту самую комнату, в которой скелет. Но нет ключей. Потеряла. Что же делать? Искать? Но долго бродила по коридорам, да и под ногами уже солома, в ней не найти! И хотя страшно, но возвращаюсь туда, где скелет, а его уже нет… И снова иду по длинному коридору, заглядываю в квадратные комнаты и ищу, ищу выход… Неприятный, липкий сон… И как же надоело по утрам вставать, по вечерам ложиться, вставать-ложиться-вставать… Суета-сует и ерунда какая-то получается, катились бы дни беспрерывно с работами-заботами… Плохо… плохо, что рядом – «работами-заботами». А-а, лень с утра что-то придумывать, мозг еще не разбежался. Впрочем, катилась бы себе жизнь без сна и не надо было ложиться спать-просыпаться-спать-про… вставать. Ладно, еще минут пять поваляюсь и встану… но прежде, глядя в потолок, определю приоритеты грядущего дня. А красивый потолок у меня получился, как изморозь узорчатая. Сама технологию придумала! Дно баночки – в густой меловой раствор и аккуратненько – к потолку, в раствор – к потолку, в раствор… Хватило ж терпения! И сколько лет назад как хватило? А лет двенадцать, внучке тогда годика четыре было. Теперь такой узорчатой красоты не сотворила б, не-ет… И где сейчас детки мои, в гостинице ль ночевали, что б ночью не ехать?.. Что-то отвлеклась я от приоритетов… Итак… во, надо наконец-то в туалете светлые обои на дверцы кладовки наклеить, а то входишь и сразу – словно в забор коричневый упираешься, а когда наклею, то войду, а предо мной вдруг… вроде как светлая перспектива. Конечно, ощущение секундное, но и то дай сюда… при нашем-то дефиците радости. А еще коврик с египетскими древними рисунками под ноги брошу, включишь воображение и, хоть ненадолго, но окажешься на солнечных берегах плодородного Нила, вглядишься в иероглифы, в профили дев египетских. Лепота буи-ить!.. Всё. Встаю. Раз-два-раз-два. Массаж моей ноге бедненькой, массаж моим ушам… А ушки у меня не бедненькие, а маленькие, аккуратненькие и к голове прижаты… вот-вот, прижаты, поэтому и слышу не очень-то, вон, у Вильки какие большие были, как эхолокаторы, поэтому от новогодних салютов и сходил с ума. И куда пропал, мой любимый Вилька? В последние-то дни томился, тосковал, подвывал, – как чувствовал что-то! – и пропал. Уж три года как… Ну, ладно, с утра положительные эмоции надо в себя закачивать. Эй, положительные, где вы, я здеся-я! Ой, только не все сразу, не все, вот с этой, пожалуй, и начну. Ах, как же вчера «Диалоги» от барокко до наших дней играли Бутман[25 - Игорь Бутман (1961) – саксофонист, продюсер.] с Алексеем Уткиным[26 - Алексей Уткин (1962) – российский габоист.]! Саксофон и английский рожок. О-бал-деть! Ну, где б такое услышала, если б ни канал «Культура»? Слава, слава каналу «Культура»!

Вот иду в ванну, умываюсь, причёсываюсь… вот – на кухню… подвязываю фартук, включаю рубильник, то бишь, поднимаю ключ, которым на ночь перекрываю газ, зажигаю горелки, ставлю ковшики для чая, – Тёме для черного, себе для зеленого и-и пошло-поехало! Сегодня у нас на завтрак будет овсянка, плюс ложка риса, плюс две – гречки… а пшена не будет. Нету пшена. Тёма вчера забыл купить. Всё забывает, забывает, забы… Ладно, не буду о грустном, надо положительные…

– Тём, хочешь почти анекдот? Вчера сюжет с Вологодчины видела о стариках в деревнях… Да послушай, смешно было… Ну да, о стариках, но смешно… Хорошо, валяю. В дальней деревне живут старики, к которым только раз в неделю добирается по бездорожью будка с продуктами… Ну да, конечно, ничего смешного нет, но слушай дальше… Нет, ты всё ж дослушай. И вот на завалинке сидит бабка и рассказывает журналисту: «Значить так… Как только будка-то приедить, бярём мы тады по восемь буханок хлеба, оставлям его в чулане, он там замерзам, мы его потом разрубам, отогревам и съедам». Смея-ялась весь вечер!.. А что, разве не смешно? «Замерзам, разрубам, отогревам, съедам»… Да жалко, жалко старушек, но чего ж плакать-то?.. Вот и не плачь, бабки теперь пенсии получают, не то, что мама в советские времена, хватает им не только на хлеб и маслице при своих-то курочках да поросятках… Хатки, конечно, у них ветхие, но ведь они так с ними срослись, что отрежь от них… то бишь, пересели в чистенькую и светлую квартирку, так, поди, помрут от тоски… Конечно, конечно, ты и дня бы в них… Вот и иди, иди пока в свою чистенькую и светлую, читай там.

Нет, блин, не получилось с мужем положительных эмоций, придется еще… с кем-либо.

Малышеву пора слушать. Давай-ка, вещай, моя пузатенькая магнитола: и о чём весёлые доктора гутарить собираются? Это я знаю… это уже проходила… секс – до фени… как подарки заворачивать… завернём, было б за что купить, так что кину-ка лучше в тебя, мой старенький «Филипс», вот этот диск… Тома Барабаса[27 - Том Барабас (1969) – американский пианист-клавишник и композитор венгерского происхождения.], музыка у него очень даже не навязчивая и тихая.

– Что ты, Тём?.. Эсэмэска? И что в ней?.. Ну что ж ты никак не научишься их читать вот уже два года! Давай сюда. «Выезжаем из Польши. Всё нормально». Ну, слава Богу, значит, нашли деталь и выезжают. Иди, Тём, и молись перед своей иконой, что б доехали без приключений… Да шучу я, шучу, но всё ж…

Эта овсянка просто сумасшедшая! Как только закипает, так сразу и норовит из кастрюли выскочить, теперь поддон вытирать надо. А, впрочем, Тёма вытрет, похоже, что ему это даже нравится… ну да, какое-никакое, а развлечение при его-то незанятой жизни в ожидании дачного сезона. А ведь еще три месяца будет от безделья маяться, у меня-то всегда дела, а у него… Мобик распевается.

– Тем, неси его сюда!

– Слушаю, слушаю, Ви… Да ты что? И чего ж это Кей выл?.. Ну да, ты ж его с цепи не спускаешь, вот и… и я б завыла, если б меня… Да всё у нас нормально, дети нашли деталь, так что выезжают в Россию… Ага, наверное, завтра приедут… Да нормально моё здоровье… И у Темы в принципе, вот только руки дрожат и забывать стал больше… Не, травы ему уже не помогут… Не, Ви, не помогут, а чаем зелёным пою. А твои ноги как?.. Но ты же сам сказал, что если в нашем возрасте ничего не болит, то значит померли… Держишь хвост пистолетом? Вот и держи… И у меня – пистолетом. Пока-пока.

– Ваша светлость, граф, пожалте к столу… (Новости он досмотрит! Значит, опять войдет с изюминкой, что, мол, где-то там, какая-то там восьмерых родила. Ну да, вчера сообщили, что семерых, а сегодня… Нет, молчит. Не было, видать, нынче изюминки… зато у меня – в каше.) Тёма, а кашка-то наша сегодня с изюминками и на дорогом сливочном стародубском маслице. (Усмехнулся чему-то?) Что, вспомнил, как Агнешка смеялась над этим стародубским?.. Ну да, в Польше-то дуб – жопа, и для неё смешно получается. (А вот что руки у него дрожат, не смешно.) Слушай, давай я тебе тарелку на кастрюлю взгромощу… взгромоздю… поставлю, расстояние до рта сократится, вот и… Ну, почему не надо? Давай, попробуем… Во, видишь, сразу дело на лад и пошло. А чай будешь? Да нет, заварка не третичная, а вторичная. Ладно, засыпаю первичной, шикнём сегодня, ибо однова живём! Будешь вафельку в шоколаде, да еще и с орешками?.. Конечно, дорогие, но зато вку-усные!.. Ну да, родители таких не ели… Ну да, да, у них и хлеб был в сладость. Ну да, да, да… (Каждый раз!.. как только что-либо вкусное дашь, так сразу – о родителях. Хотя б пореже что ль!) Да помню я, помню и пишу о них почти каждый день, но зачем же – с утра-то?!

А за окном-то капели кап да кап, как да кап и небо, как в марте… весё-ёленькое! И облачка лыбятся во весь рот, наверное, не будет зимы этой зимой… А, может, у неё тоже склероз, как у моего? Склероз у зимы, вот и забыла, что январь, сразу в апрель попёрлась… Посуду Тёма уже моет. А ведь знает, что не люблю, когда от колонки жаром несёт. И до чего ж медленно моет! Тарелку трёт, трёт, трёт… до дыр что ль хочет? И ложку, и нож… а вода льется, льётся, а колонка горит, горит… Ох, и медлительный! И всю-то жистЬ. Ужасть!

– Ну да, Тем, теперь иди пройдись. (Заказать купить что-либо, что б – не порожним рейсом ходил?) Купи-ка в белорусском саечку и сметаны, самая вкусная она у них из всех сметан. Купишь?.. Ну и ладно.

Ой, одной-то как хорошо! И ка-ак же Тёмы для тебя много! Нет, если б на работу ходил, а то всё – дома, дома, дома! Да-а, мечтала выйти замуж за моряка дальнего плавания, а угораздило за домоседа. Интересно, а я ему не надоела? Похоже, что нет.

Итак, до стряпанья обеда минут сорок, а посему… Может, к Компу подсесть? Ага, успею выбрать что-либо из переписки с Александром Курчановым, но вначале… А, впрочем, из переписки станет ясно, что за «вначале».

Он – на «В Перестройке. 91-й год»

«Жить недолго молодым, скоро срок догонит…» Эх, замечательно пишете!.. Да только годы те такие поганые были, что и вспоминать не хочется. «Господи! Ну, почему именно России суждено попробовать осуществить эту „изнурительную мечту“? Да, в ту пору так и думалось, но то, к чему пришли сейчас… Нет, лучше андроповский социализм, чем нынешний „алчный позор“ пред всем белым светом. Или вы так не считаете?»

«Александр, может, Вам и огорчителен будет мой ответ, но я так не считаю. Ведь большинство „носителей“ этого „позора“ с их лагерным законом: „Умри ты сегодня, а я – завтра“, вышли из социализма. Так чего же Вы хотите? Чтобы нравственность появилась вдруг, сразу, за пару десятилетий? Нет, два-три поколения сменится (а то и больше!), прежде чем… А что касается андроповского социализма… Нет, не хочу туда! Сейчас я пишу и говорю то, что думаю, и уверена, что не „загремлю“ за это на тот свет или в Сибирь. Да и простым людям развязали руки, можно и десять коров держать, а, значит, и мы будем сыты.»

«Уважаемая Галина! Неужели вы верите в повышение нравственности в стране, где уничтожается промышленность, экономика, армия, образование, здравоохранение? Если вы этого не видите – о чём тогда мы говорим?»

«Александр, когда иду на свой дачный участок, то каждый раз удивляюсь: как же быстро „от народа территория“ не очищается, а весьма быстро застраивается крепкими домиками! И меня радует: если это – „феодализм“ (как Вы утверждаете), то пусть будет лучше он, а не тот чудовищный социализм.»

«Тут без вопросов. Каждому своё…»

Я – на его «Пока еще живы…»:

«Стиль у Вас ясный, да и интонация, чувство композиции, и даже – свечение тонкого юмора. Явно, у Вас есть какое-то потаённое «око», которое видит глубоко, ясно, своеобразно: «Он был не частью её лица, а какой-то приставной машинкой, хлопотно трудившейся помимо бабкиной воли». Есть и талант не только прочувствовать увиденное, но и сформулировать отлично: «… эта экранная шлюшка была как сверчок на палочке и гораздо мертвее той бабульки, что сидела рядом на кровати и рассказывала о себе. У неё всё было правдой пережитой, претерплённой, выстраданной.» И – о Ваших миниатюрах: когда Вы подчиняетесь рассудку, получается хуже, а когда тому, о чем писала, – отлично! Желаю Вам чаще отмахиваться от этого самого рассудка и доверяться «оку».

«Спасибо, Галина, за высокую оценку и анализ моего скромного труда. По поводу „Ока“. Здесь я ориентировался скорее на память, ведь многое из прошлого забывается, но что-то остается на года, десятилетия, вот вокруг этого сохранившегося и начинаешь крутиться мыслью и чувствами – почему оно так дорого? Не знаю правильный ли это „фильтр“, но уж так получается. Ещё раз благодарю, заходите, буду рад.»

«Да правильный, правильный это „фильтр“, Александр! Вот я и кручусь в этом самом „фильтре“, и думаю, что „он“ – наш долг. Что может быть правдивее образа бабули, который Вы так тонко соткали? Так что, за „станок“ и – вперед, ввысь!»

Переписка с Курчановым довольно большая и позже из неё что-либо еще выберу, а пока…

– Тёма, ты? (Быстро возвратился.) Погодка-то хорошая, но скользко, да?.. А ты б осторожненько, возле дома туда-сюда, сюда-туда… Так и ходил? Ну, тогда завари чаёк, еще раз попьём с медком… Эсэмэска? Ну и что там?.. Не можешь прочитать, так давай сюда. «Подъезжаем к Белорусской границе». Ну вот, значит, завтра приедут. (Господи, пожалуйста, охрани их в пути! Ведь дети малые в машине!) Тёма, может, после чая с мёдом в «Линию» съездишь?.. Да нам-то ничего не надо, если только опять вафелек вкусных, а вот для Виктора печенки куриной купить надо… Да она ж не на килограммы продается, а на подложке, грамм по восемьсот. (Сколько раз покупал, а всё переспрашивает, переспрашивает.) А еще пряников медовых парочку… Ну как зачем парочку? Витька их любит, да если с молочком, так сразу – два, так что и третий лишним не покажется. Еще и бройлера купи, да покрупнее выбирай… ага, как всегда сделаю ему котлеты из него. Кстати, у Наташки подруга померла, хоронить собирается, так что не знаю, поедет ли к Виктору послезавтра?.. Можешь отвезти? Не хочется тебя грузить… Ну, и молодец, тогда Наташке позвоню, что ты, мол…

Ну, а теперь – щи варить, а посему надо тебя, Компуш, в «спящий режим» окейнуть… а, впрочем, нет, после щей подсесть к тебе не получится, надо будет сходить к Глебу последний раз кота покормить и прибрать, так что придется выключить.

Нет, как же здорово хотя бы на немного отрезаться от дома! Всё у сына другое, – непривычное, уютное, со вкусом, с выдумкой… Ну, пошла выдумывать! Скажи проще, без разных там эпитетов… Да я уже, Ядва, и сказала: как же здорово отрубить себя на какое-то время от привычного!.. Отрубилась, вот и радуйся… Я и радуюсь. Радуюсь и в окно глядючи, и этой тающей дымке облаков закатного неба, и заснеженной панораме за оврагом под названием Нижний Судок вместо нашей привычной серой пятиэтажки напротив… Кажись, достала она тебя… Конечно, достала, да еще как! Но не мешай мне, пожалуйста, отрубаться и радоваться… И отдалённому подмигиванию вспыхивающих фонарей за Судком, и вот этой прелестной ёлке, что притаилась меж диваном, окном, и этой плетёной корзиночке с кружками засушенного лимона… А коту, который несется к тебе?.. Ага, и этому аглицкому коту с маленькими смешными ушками… который уже пытается ухватить меня острыми зубками за руку. Фу! Фу, аглицкая морда, так нельзя играть! Ах, ты не слышишь? Так улетай в коридор, паршивец… Ну, ладно, не обижайся, иди сюда, только лежи тихо и мурлычь… или мырлыкай?.. мурлыка ты эдакий… Ой, как же благостно тебе вот так уйти от привычно-рутинного, да?.. Да, конечно, моя золотая Ядвочка, только жаль, что ненадолго. Вот отдохну чуток, накормлю кота, приберу и-и опять – в рутину.

Ну вот, Компуша, мы снова вместе. И чем порадуешь? О, Алинина откликнулась. «Галочка, дорогая, хочу – о Вашем замечании, что не очень отделываю свои тексты. Если бы я собиралась публиковать их, то подработала бы, но они дальше этого сайта не пойдут, так зачем стараться? Пишите мне, пожалуйста, я очень выделяю Ваше имя!»

И что, Ядва, ответим Галине?.. Не знаешь. Ну, конечно, зачем тебе – об этом? Зачем тебе… ну, ладно, это я просто так бурчу, смекая параллельно: что б такое ей… а-а, давай вот что напишем: