И жизнь зовём…

– Давай оставим всё это.

– Это что?

– Cлова. И всю остальную чушь. Иди ко мне.

– Нет.

Я подошёл и обнял её, такую напряжённую и заледеневшую. Я не помнил таких женщин в своих объятиях. Что же ты натворил, Мишель?

– Ты тоже хамелеон. Ты в какое-то мгновение любишь меня, а потом становишься далёкой и чужой. Я так больше не хочу, мне не нужен этот лёд. Давай забудем на мгновение всё.

Она вдруг стала тяжёлой, и я понял, что она просто повисла на моих руках.

– Что с тобой, моя родная?

– И я бы хотела забыть всё. Но в отличие от тебя – навсегда.

– Послушай, но навсегда у меня не хватит сил.

– На что не хватит сил?

– Да любить тебя 24 часа в сутки! Забыть всё и навсегда можно только в одном случае – заняться любовью и всё забыть. Навсегда! Какая там ещё встреча с кем – то! Я ничего не хочу!

C этими словами во мне вдруг прорвалась какая-то плотина, удерживающая напряжение, таившееся в глубине тела и сознания. Но сознание не могло долго играть в эту игру – я понял, что сейчас сойду с ума. Если уже не сошёл. Кто ты, Мишель? Она попыталась высвободиться из моих рук.

– Ты очень странный сегодня. Я совсем не узнаю тебя.

– Не уходи от меня. Давай просто забудем на полчаса весь мир и останемся вдвоём.

Она вдруг потянула меня в спальню, на ходу снимая с себя одежду:

– Давай! Жизнь будет другой или не будет другой, а пока я хочу тебя, может быть в последний раз.

Прикасаясь к бархатному телу, чувствовал, как под моими руками напрягаются мышцы и тут же губами старался расслабить их. Я понял, что ей, как и мне, сейчас нужна эта тихая нежность.

– Как же ты хороша сегодня, – вдруг вырвалось у меня.

Она вдруг затихла и сжалась в моих руках.

– Не бойся, девочка моя, всё будет, как ты хочешь. Но давай не будем терзать друг друга. У нас впереди много прекрасных и долгих мгновений. И я буду любить тебя, так как ты захочешь.

– А почему ты ни разу не назвал меня мо имени?

– А я не знаю, какое моё обращение к тебе понравилось бы, – с трудом вывернулся я.

– Мне всегда нравилось моё полное имя.

– Нет, можно просто любимая.

– И при всех тоже я буду любимая?

– Не хочешь?

– Народ посмеётся.

– Давай помолчим.

Она лежала и смотрела на окно, которое мы не успели завесить, и в него светило такое наглое и яркое солнце.

– Какой же пошлый этот отель. Как ужасен этот стиль, – вдруг вырвалось у меня. Она перевела на меня удивлённый взгляд. Я ждал какой-то реплики, но она промолчала.

– У тебя за ухом такая очаровательная родинка. Давай мы поменяем причёску, чтобы её было видно, – я собрал её волосы в узел, – господи, да ты сразу помолодела на сто лет. Девчонка!

Она продолжала смотреть на меня, и где-то в глубине её глаз я заметил удивлённую радость. Потом взгляд её потускнел, и она вновь перевела его на окно. Я перевернулся на живот и вдруг по моей спине заскользили нежные ладони женщины.

– Не надо, – вырвалось у меня.

– Тебе не нравится? Ты раньше с ума сходил от этого.

– Я действительно сойду с ума сейчас, неужели ты…

– Кто ты? – тихо спросила она.

– Я – это ты. Наверное. Давай уедем отсюда, на меня это как-то давит. Не могу больше тут быть.

– Ты же мечтал ощутить себя здесь победителем.

– Как тот Наполеон, что где-то тут болтается на стене?

– Не расстраивайся. В этот раз ты проиграл, – засмеялась она.

– А знаешь, я больше ничего не хочу – ни побеждать, ни проигрывать. Поскольку я ничто и никто, то и ничего не хочу.

Я поднялся и начал одеваться.

– Можно я и тебя одену?

– О, нет! Выйди. Я сама, ты же знаешь, что не люблю, когда на меня смотрят в этот момент.

– А мне так захотелось быть с тобой нежным и заботливым.

– Не время, дорогой.

– Я такой же недоумок, как тот, что висит на стене?

– Кто он и где висит он?

– Он – это Наполеон и висит он гобеленовый. Ты что, ни разу не обращала внимание?