Без оверкилей не бывает

Да! Сказать нечего. Не его… Будто звали какого-то другого Лёшу среди огромной толпы в огромном городе. Ребята от усталости даже не стали ругать его – пусть живёт. Но он на этом не успокоился, подошел к Коле Юдину и сказал:

– Коля, я понял, что дойти до реки не смогу, завтра пойду назад.

– Куда назад! Мы уже прошли километров десять и еще не один десяток проехали на машине по тайге. Куда назад! Иди к костру, отдыхай и не морочь другим голову.

Наутро началась комедия. Лёша разложил свои вещи и стал выбрасывать всё, что считал лишним. Мы посмеивались, собирая свои рюкзаки. А потом ребята потянулись к выброшенным вещам.

– Лёш, если тебе не надо, мы с удовольствием заберём.

– Берите, что хотите, мне нужно облегчаться.

Кому-то достались носки, кому-то футболка, кто-то взял джинсы. Я подхватила беленькие хлопчатобумажные носочки. Все хихикали, но Лёшка ничего не замечал. Только Толик Романов стоял одиноко в стороне и ничего не брал.

– Толя, ты чего, пойди поживись, дураков учить нужно.

– Я жду, когда он выбросит фотоаппарат.

У Лёшки был замечательный фотоаппарат, который мог сразу один за другим делать девять снимков, не нужно было каждый раз переводить кадр. При съёмке прохождения порогов это было бесценно. Лёшка это услышал:

– Не дождёшься!

Потом, пока мы несколько дней шли до реки, Толик всегда пристраивался за Лёшкой сзади. А когда тот останавливался, чтобы лишний раз присесть и отдохнуть, Толик за спиной озорничал:

– Бросай фотоаппарат! Бросай фотоаппарат!

Лёшка от злости снова выпрямлялся и шёл. Я думаю, только эта злость и заставила его нормально дойти до реки. Нужно сказать, что после окончания похода ребята вернули ему все вещи. С Симаковым было проще – мы с Галкой в первое же утро сами уложили его рюкзак, показав, как это делается, и придав ему правильную форму. Он всё понял, проблем у него больше не было.

Ах, Поляков, Поляков! Если что-то должно было произойти, это случалось с ним. Ребята уже перестали на него злиться, просто принимали, как неизбежное. Он раздражал всех. Но самое печальное, он этого не понимал, всегда был старательным, первым бросался что-нибудь сделать, хотя все боялись его даже наедине с топором оставить.

Когда мы прошли половину реки на катамаранах, нам предстоял обнос по берегу водопада и каньона под названием «Моткины щёки», примерно километров десять. Это один из самых тяжёлых отрезков путешествия, кто был там, тот знает. Тропа идет по верху каньона близко от края, чуть оступишься – и летишь вниз. Я знала несколько случаев, когда люди гибли именно здесь. На этом переходе моральное напряжение достигло максимума. Даже самые спокойные ребята стали раздражительными, возникали небольшие перепалки, а Лёшка, конечно, был притчей во языцех.

Под вечер мы дошли до места, где должны были на следующий день переправляться на другой берег, тропа продолжалась там, а по этому берегу дальше идти было нельзя. Все были вымотаны. Два Лёшки в этот день дежурили и готовили ужин. Лагерь разбить можно было только очень высоко над рекой, берег вертикально обрывался вниз, но уже темнело, и мы этого не заметили.

А с Поляковым вдруг что-то случилось. Глаза стали дикими, он нашёл заросли ревеня и стал остервенело рубить, размахивая ножом:

– Я вам сейчас такой компот сварю, я докажу, я докажу!

Мы еле уняли его, положили в палатку и дали что-то успокоительное. По-моему, у него даже поднялась температура. Скорее всего, он просто не выдержал перегрузок. Но закон тайги жесток, зачем ты пошел в такой поход, зная заранее, что тут будет очень тяжело. Все и так устали, раздражению не было предела. Хорошо, что он спал, ведь мы всерьёз стали обсуждать проблему, как его транспортировать вниз по реке.

Вдруг через два часа он вскочил как ни в чём не бывало, схватил котлы и закричал:

– Сейчас я принесу воды для чая.

Была уже полная темнота, мы сидели у костра, всем хотелось пить. А он всё не шёл и не шёл. Господи, ну что там опять приключилось с ним? Вдруг Лёшка появился из темноты, он тащил два котла, только наполовину наполненные водой. Тут уже и спокойный Юдин не выдержал:

– Тебя только за смертью посылать. Ты что, не мог полные котлы принести?

Бормотания в ответ мы не расслышали. Ну и дежурный!

Утром всё уже было по-другому, все выспались, отдохнули, и хотя моросил мелкий дождь, настроение было боевое. Когда же мы подошли к краю обрыва, Юдин присвистнул:

– Вот это да! Здесь же спуска нет. А я на Лёшку вчера собак спустил. Как же он эти котлы поднял?

Вертикальный склон был покрыт мокрой глиной, зацепиться было совершенно не за что. Наверное, вечером до дождя Поляков всё же смог сойти вниз и подняться с котлами с трудом, но утром это сделать было уже весьма сложно. Когда мы спускали вещи и катамараны, пришлось натягивать верёвочные перила, а нам женщинам даже не разрешили нести свои рюкзаки, лишь бы сами не сорвались. Было стыдно, что мы накануне ополчились на Лёшу.

Новое приключение ожидало нас на другом берегу реки, куда мы переправились на катамаранах, благо, что в этом месте река была абсолютно спокойна. Тратить время на то, чтобы собирать катамаранные рамы, не хотелось, и ребята просто связали вместе надутые баллоны и на таких конструкциях перевезли все вещи и людей. Чуть только мы начали подниматься в гору по тропе обноса, налетела туча и пролилась мощным дождем с грозой и крупным, как грецкий орех, градом. Еле-еле успели от града спрятаться в кустах и накрыться тентом. Но кое-кто всё же успел получить градинами по лбу. Конечно же, одним из них был Лёша Поляков. Когда мы добрались до места ночёвки, то разожгли такой огромный костер, что жар от него не давал потоку дождя достигать земли. Вокруг бушевал ливень, а мы стояли, как под куполом этого горячего воздуха, и могли сушить промокшие вещи.

На следующий день предстояло спуститься к реке. Размытая дождём глинистая тропа замедляла движение, и в какой-то момент я приостановилась, залюбовавшись представшим передо мной потрясающим видом. Впереди открывалась вся долина реки, окружённая с двух сторон горами, заросшими густой тайгой. Едва я вытащила фотоаппарат, чтобы запечатлеть всё это благолепие, как ноги мои заскользили по мокрой глине, и я на «пятой точке» проехала вниз метров пятьдесят. И смех, и грех! Пришлось переодеваться. С фотографированием ничего не получилось, не буду же я снова забираться по этой грязной тропе вверх.

И все-таки у меня есть такое фото. Мне его подарил года через два мой хороший друг Виктор Козловский. Он тоже побывал на этой реке и запечатлел замечательный пейзаж именно с той точки, с которой я скатилась по грязи вниз. Фотография большая, сделана в виде картины и уже много лет украшает мою комнату. Мы иногда собираемся у меня, и я всегда смеясь вспоминаю этот мой спуск вниз.

Но всё плохое и тяжёлое рано или поздно кончается. Остальную часть маршрута прошли при отличной погоде, всё получалось, всё обошлось без трудностей. И мы в назначенный срок добрались до поезда. Когда, наконец, погрузились и отъехали, через несколько часов пути мы с Колей Юдиным вышли в тамбур. Он прижался лбом к стеклу двери и счастливо воскликнул:

– Слава богу! Довез я нашего «младшенького» живым. Больше с ним ничего не случится.

– Не кажи гоп! Еще четыре дня в поезде ехать, – с сарказмом ответила я.

– Да что тут с ним может произойти!

Через два дня наступила пора дежурить обоим Лёшам. Подошло время обеда. В группе была полная идиллия. Прошло время восторженных воспоминаний о походе, все занимались какими-то своими делами. В одном купе ребята резались в преферанс. В другом мы с Галкой Юдиной сидели и что-то штопали, слушая смешные истории непревзойденного рассказчика Коли. Оба Лёшки спали на боковых полках.

– А не пора ли нам пообедать? Где там дежурные?

Заспанный Симаков, потягиваясь, спросил:

– А Поляков-то где?

Его нигде не было. Мы обшарили весь вагон, тамбур, прошли по всему поезду – он исчез. Стали вспоминать, может быть, была какая-то остановка, на которую никто не обратил внимания, и он отстал от поезда? Бросились к проводнику, и впрямь, два часа назад была пятиминутная остановка. Как Лёша умудрился проскользнуть мимо нас так, что никто и не заметил? Уму непостижимо!

Коля Юдин удручённо вздохнул:

– Ну ладно, хоть документы с деньгами на нем в «бюстгальтере» остались.

В это время мы подъехали к большой станции и получили телеграмму: «Отстал от поезда. Деньги и документы под подушкой, вещи сдайте на следующей станции».

Проводник задумчиво пробормотал:

– Придется составлять опись.

Хорошо, что Полякова с нами не было, иначе ребята его просто придушили. Вместо того чтобы мирно играть в преферанс или читать книгу, всем пришлось собирать его вещи, которые он как будто специально разбросал по всем полкам, и составлять список: «Носки грязные шерстяные – 2 пары. Футболка заношенная – 1 шт.» и т. д. и т. п. Нашёлся и «бюстгальтер». Нужно было быть полным идиотом, чтобы весь поход его не снимать, а снять только в поезде и от поезда отстать. Немая сцена…

Ребята настолько были злы на Лёшку, что засунули в его рюкзак неизвестно откуда взявшуюся сломанную тормозную колодку, которую ставят путейцы под колеса вагона на остановках. Пусть тащит лишние килограммы! Это был традиционный розыгрыш. Обычно в конце похода, когда все собирали рюкзаки, кто-нибудь прятал камень в один из рюкзаков. В поезде хозяин рюкзака обнаруживал его и по хохот ребят выкладывал на столик в купе. Через некоторое время камень со стола исчезал. Люди лихорадочно начинали искать камень в своих рюкзаках, поэтому «подарок» снова оказывался на столике, чтобы через некоторое время исчезнуть. Потом всё это надоедало, народ про камень забывал. Тот, кому он в конце концов доставался, обнаруживал его уже дома и обычно помалкивал.

Всю ночь наш поезд простоял на каком-то перегоне – то ли авария, то ли ещё что-то, нам неизвестно. Но когда мы, наконец, подъехали к Свердловску, ныне Екатеринбург, и ребята потащили рюкзак на выход, навстречу нам счастливо улыбаясь на подножку вскочил сам Поляков собственной персоной. Оказывается, его посадили на какой-то поезд, который ночью нас обогнал, пока мы стояли. Лёшка думал, все будут рады, что он догнал нас, но его встретили гробовым молчанием. А в купе! А в купе он получил всё, что ему причиталось. Припомнили и его походные «штучки» и отставание от поезда – всё! А про колодку в рюкзаке забыли.

Через два дня после возвращения у меня дома раздался телефонный звонок. Звонил Поляков. Замогильным голосом он сказал:

– Галя! Зачем вы положили мне в рюкзак тормозную колодку. А если бы её нашли, а в описи не было?