Эволюция любви

– Давай пойдем, умоемся, а то сейчас в зал пускать уже будут, а мы все липкие, – пробормотала я, отводя взгляд и чувствуя сильное стеснение в груди и новый прилив тяжести в низу живота. Но винить в этот раз некого, кроме себя самой.

Рома только молча кивнул.

Билеты он купил на диваны в конце зала. Едва выключили свет и пошла реклама, Рома наклонился, столкнул с моих ступней туфли и, обхватив за пятки, уложил их себе на бедра, разворачивая меня. Я уже хотела возмутиться, но он стал нежно разминать мои уставшие за день конечности, и я расслабилась. Рома действовал так нежно и при этом уверенно, что я, не сдержавшись, застонала. И меня тут же ущипнули за икру.

– Эй, ты что? – подпрыгнула я.

– Немедленно прекрати издавать такие звуки, или я за себя не ручаюсь! – грозно нахмурился он на меня.

Мы так и просидели весь фильм. Рома все время поглаживал мои ноги, и мне было тепло и уютно. И в этот момент мне совсем не хотелось анализировать собственное поведение и мучиться моральными дилеммами. Просто в этот данный отрезок времени, в этом конкретном месте мне было хорошо и комфортно именно с этим человеком. Неправильно? Аморально? Да пошло оно все к черту!

Когда сеанс закончился, Рома сам надел на меня туфли и повел к выходу.

– Куда пойдем поесть, или ты как все после шести фигуру бережешь? – подмигнул мне Рома.

– Ну, знаешь, я ее и до шести трепетно берегу, и вроде ничего так получается. Но съесть что-нибудь вкусное и не обязательно полезное я согласна. – Легкомысленное настроение никуда само не девалось, а гнать его насильно я не хотела.

– Твою фигуру не беречь надо, а как можно чаще выставлять на общее обозрение для экзальтированного обожания, – заявил Рома, пробежав-таки по мне голодным взглядом. – И не сверкай на меня своими эльфийскими глазищами – я уже умолкаю!

– И почему это эльфийскими? – не поняла я.

– Ну, они у тебя всегда были такие… необыкновенные. Я для себя еще в детстве назвал твои глаза эльфийскими. Огромные, чуть раскосые и такие зеленые, что дух захватывает. А когда ты злишься, они темнеют и становятся похожи на штормовое море, – голос Ромы стал глухим, как если бы слова давались ему с трудом. – Я таких глаз, как у тебя, больше ни у кого в жизни не видел.

– А пересмотрел ты много, – решила я срочно разбить ощущение особенности этого момента, потому что у меня уже опять начало перехватывать горло.

Ощущая, что почти насилую себя, я отвела взгляд от его лица. Все-таки как же было бы просто утонуть в этом мужчине. Было в нем что-то… пагубное для меня. То, чему мог противостоять лишь жесткий контроль со стороны рассудка, но стоило лишь расслабиться и позволить эмоциям взять верх, и я оказывалась беззащитной.

Рома мотнул головой и, глянув на меня, рассмеялся.

– Ты ведь нарочно это делаешь! – хитро посмотрел он. – Боишься подпустить меня чуть ближе. Почему? Боишься меня или все же себя?

А я вот прямо взяла и во всем честно созналась! Обойдешься, Ромочка!

– А давай я об этом завтра подумаю! – чрезмерно жизнерадостно отмахнулась я, прибавляя шагу. – А сейчас покорми меня, если не хочешь моего голодного обморока.

Мы зашли в итальянский ресторанчик, и к нам живо подскочил официант.

Я предоставила заказывать Роме. Он перечислил блюда и спросил в конце:

– Скажите, а есть у вас молочное мороженое? Ну, знаете, не пломбир, как сейчас везде, а как раньше – обычное молочное? Ну, или что-то похожее.

Официант пообещал что-нибудь подобрать. Я удивленно смотрела на Рому.

– Что? – спросил он, перехватывая мой взгляд. – Удивлена, что я помню?

– Если честно, то да, – я смолчала о том, что Сашка за пять лет совместной жизни не только не запомнил, какое я мороженое люблю, но и понятия не имеет, сколько сахара я в кофе кладу. Мелочь, казалось бы, но иногда чрезвычайно раздражающая, учитывая, что я за это время изучила все его пристрастия и даже мелкие капризы и странности до мелочей.

– Я многое о тебе помню, – грустно усмехнулся Рома. – Например, что ты терпеть не можешь отрываться от чтения, пока не проглотишь все до последней страницы. А если тебя отвлекали, то ходила задумчивая и ворчливая.

– Ну, это если книга интересная, – пожала плечами я, соглашаясь.

– А еще ты безумно любишь соленую рыбу и можешь есть ее в жутких количествах. И ты предпочитаешь, когда она слегка недосохшая.

Я снова улыбнулась, признавая его правоту. Рыбу я прямо-таки обожаю с детства. В любом возможном виде, но вот вяленая и едва подсохшая – это непреодолимый соблазн. Сразу же вспомнилось, как так и норовила спереть из дома связки мелкой сушеной рыбешки, что в большом количестве отец развешивал на балконе, чтобы разделить ее с друзьями. Для меня в детстве соленая рыба была как для других семечки. А сейчас я уже сто лет ее не ела. То, что продается в магазине, это совсем не то, отец сам стал редко ездить на рыбалку и солить. Да и Сашка вяленую рыбу на дух не переносил, хранить в холодильнике или даже на балконе запрещал, считая плебейской, мерзко пахнущей едой.

– А еще ты совершенно не переносишь, когда кому-то причиняют боль, и всегда готова ринуться на защиту слабых. И особенно бесишься, если кто-то жесток с животными, – задумчиво продолжил Рома. – Я помню, как ты атаковала того жирдяя, что пнул щенка в школе. Он был в два раза больше тебя, но ты усадила его на задницу.

– Я помню. Только потом подоспели его дружки, и мне бы реально накостыляли, если бы Колька не вступился. Кольку все боялись, – вспомнила я.

– Ну да. А он всегда боялся тебе не угодить, – хмыкнул Рома и кинул в меня невесомым шариком из скатанной салфетки. – У нас это семейное, наверное.

– Ром, как так вышло… с Колькой? – я закусила губу, не зная, как спросить тактичнее о подобном.

– Ничего не вышло, Лиза, – жестко сказал Рома, нахмурившись и потемнев лицом. – Это был его абсолютно осмысленный выбор – лишить жизни человека. Понимаешь? Не обстоятельства, не случайность – осознанный выбор. В нашей жизни настал момент, который многое поменял. У него был шанс – получив старт, пахать, как я, или просто просрать все, развлекаясь. Он очень изменился, власть и деньги ударили в голову, и заигрался в бога. Давай не будем сейчас об этом.

Я кивнула. Принесли еду, и какое-то время мы ели молча. Но Рома то и дело бросал на меня косые взгляды.

– Хочешь о чем-то спросить?

– Да, – кивнул Рома. – Это личное. Можно?

– Валяй.

– Скажи, там, у твоих родителей в гостях… ну, короче, ты действительно беременна? – на выдохе выпалил он и замер, ожидая, видимо, вспышки с моей стороны.

– А это имеет для тебя значение? Если так, то дружба врозь? – усмехнулась я.

– Не говори ерунды. Просто ребенок – это важно. На мое отношение к тебе это никак бы не повлияло, хотя и реально бы понизило мои шансы. Так это правда?

– Не люблю врать. Нет. Это неправда. – И на лице Ромы мелькнуло явное облегчение.

– А почему тогда…

– Что, промолчала? Может, мне твое лицо озадаченное понравилось, – решила честно признаться я. – Сразу было видно, как утихает твой пыл по отношению ко мне.

– Это не так, – почти агрессивно указал в мою сторону вилкой мужчина. – Я просто реально испугался. Решил в какой-то момент, что у меня больше нет шансов. Но потом подумал и понял, что для меня это ничего не меняет.

– В каком смысле? – Да ладно, все ты, Лиза, понимаешь.

– Ты нужна мне, Лиза, – пожал плечами Рома. – Этот факт уже не изменить ничем, коль скоро тринадцать лет не помогли. Хватило одного взгляда на тебя. Поэтому, какие бы ни были обстоятельства, для меня есть только один вариант – преодолеть все, что нас разделяет.

И это было признание. Сказанное совершенно обыденным тоном, как нечто само собой разумеющееся, но от этого абсолютно не теряющее всей огромной значимости, в него вложенной.

– Ром, ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Даже если и отбросить тот факт, что я замужем и счастлива. – У меня почему-то что-то дернулось внутри. – Мы были близкими друзьями когда-то, так давно, что и представить сложно. Мы были детьми. Сейчас мы взрослые незнакомые люди. Мы почти ничего не знаем друг о друге. Все, что нас связывает, если можно так сказать – вспышка плотского желания… – я осеклась, поняв, что сболтнула лишнего.

Но Рома уже впился в мое лицо цепким взглядом.

– Но ведь оно есть, это желание, и отрицать ты его не можешь! – наклонился он через стол.