– Это абсолютно исключено, – парень строго сверкнул на меня глазами.
Может, нужно было сразу раздеться, тогда бы сработало?
– Что исключено? – невинно поинтересовалась я.
– И компания, и подобная фамильярность, – он опустил глаза, вроде как извиняясь.
Надо же, какие мы гордые.
– Я что, тебе настолько не нравлюсь? – прижала я ладошку к разбитому сердцу, и тут взгляд наткнулся на след моего укуса на его руке. Вот засада. – Кстати, извини. Я не хотела причинить тебе боль.
А вот это уже откровенное вранье. Да только попробуй докажи, когда у меня глаза такие честные.
– Мне не больно. И вы красивая девушка и не можете не нравиться мужчине, у которого есть глаза. Но хозяин будет недоволен, если я проведу с вами наедине больше времени, чем это необходимо для обеспечения ваших нужд.
Вот теперь я уже точно видела все признаки смущения.
– Хм-м. А если я остро нуждаюсь в компании? В карты там поиграть или просто телек посмотреть? Это считается? – решила уточнить я.
– Если мы вам действительно понадобимся, в каждой комнате есть кнопка вызова. А теперь прошу прощения, но я должен идти.
Да уж, Яна, как переговорщик ты явно провалилась.
И он и правда быстро ретировался. Но перед этим я слышала, что он прошелся по дому и закрыл все окна.
В следующие часы я вынуждена была смириться с тем, что покинуть дом мне не удастся. На всех окнах, даже на чердаке и подвальных стояла эта странная невидимая преграда. Входная же дверь не поддавалась моим попыткам вскрыть ее изнутри, даже несмотря на то, что я пробовала расковырять замок всеми найденными предметами типа ножей, вилок и прочей кухонной утвари, поминая матерными словами тех, кто сделал его таким качественным. Так что мне только и оставалось, что сесть на прохладном полу перед входной дверью и горевать, что и слесарь из меня никакой. Но это занятие мне быстро наскучило, и поэтому я стала бродить по дому, изучая обстановку уже более тщательно.
Повсюду ощущалась рука хорошего дизайнера, но при этом весь интерьер был каким-то безликим и необжитым. Так, как если бы дом со всем, что внутри, купили совсем недавно или, может, жили тут не часто. Личные вещи только в той спальне, где мы кувыркались с Рамзиным, в остальных – практически пустые шкафы со стандартных набором полотенец, банных халатов, причем ни разу не использованных. В ванных – невскрытые флаконы дорогих шампуней и гелей на выбор, новые зубные щетки, бритвы. В тумбочках – целые упаковки презервативов и салфеток. Ни фотографий, ни каких-то чисто личных мелочей, делающих дом домом, а не просто пристанищем на ночь. Короче, как картинки в глянцевых журналах – все супер идеально, но при этом обезличено, лишено отпечатка характера хозяина. Еще тут не было ни телефонов, ни компьютера, ни ноутбука. Мой собственный телефон тоже, ясное дело, исчез, так что возможности как-то связаться с внешним миром, кроме как встать в окне и махать флажками в надежде, что меня заметят с какого-нибудь пролетающего вертолета, не представлялось. Был, конечно, огромный телевизор в спальне у Рамзина и почти такие же в остальных. Но способа связаться через телек я не знаю. Устав слоняться, я сходила в душ, еще поела, поискала то самое вино, что сулил мне охранник Саша. Но бар был совершенно пуст, не считая разных видов газировки.
– Ты предусмотрительная хитрозадая, деспотическая скотина, Рамзин, – сказала, закрывая дверцу бара.
Даже напиться с горя не судьба. Я вернулась в спальню и, включив телевизор, стала переключать каналы, размышляя, как умудрилась встрять в такое. То есть я, естественно, знаю как, но почему именно я? Потому что дура! Вот единственно приходящий на ум ответ. Ну а с другой стороны, в мире хреново количество людей, обремененных еще меньшим количеством интеллекта, чем у меня, и ничего, живут себе, и всякие там инопланетные сексуальные агрессоры им на пути не попадаются. Выходит, это все мое личное потрясающее везение. Уснула, даже и не поняв когда. Проснулась глубокой ночью. Телевизор что-то вещал, рядом пусто. Выключила и снова заснула.
Утром выяснилось, что тираническая скотина Рамзин так и не объявился. Вот интересно знать, на какой хрен мужику похищать девушку, запирать ее у себя в доме, а потом самому сваливать в «прекрасное далеко»? Разве это не нарушение какого-нибудь кодекса похитителей? Не положено ему разве торчать тут, выносить мне мозг всякими там психологическими штуками, чтобы сломить мою волю к свободе или на крайняк гнусно домогаться? Нет, я по Рамзину нисколько не скучала, вообще ничуть. Просто не привыкла как-то последние годы находиться так долго в изоляции. Наоборот, моя жизнь практически полностью протекала на публике, в которой я, конечно, не то чтобы нуждалась. Но как-то уже прямо начинало ломать. Утром меня навестил другой охранник, но с ним я и разговаривать не стала пытаться. Это был мужчина постарше, и с первого же взгляда я поняла, что через эту груду мускулов не достучаться ни до сердца, ни до мозга. Тем более я не особо-то и умела это делать. Весь день опять прошел в бесцельных шатаниях между телевизором, кухней, ванной и спальней. Спустя много часов, разозлившись, стала швырять всем, что ни попадя, в окна, наблюдая, как забавно предметы отскакивают обратно. К вечеру действительно доставили мои вещи в огромных баулах, которые охранники благополучно сгрузили в одном из углов рамзинской спальни, хотя я и настаивала на соседней. Даже бегло оглядев их, я поняла, что здесь все. До последней безделушки и мелочи. Пришло осознание, что отец меня окончательно вычеркнул из жизни, не оставив себе ничего, что хоть как-то обо мне напоминает. Так, как когда-то с мамой. И даже то, что сделал он это под внушением Рамзина, почему-то не уменьшало болезненности этого факта. Ведь, если быть честной, он пытался провернуть это и прежде неоднократно. Сначала бросив нас с мамой, потом сослав меня в школу и перекрестившись, потом эта попытка выпнуть меня замуж за Вячика… Да, признаю, что я сейчас однозначно не тот ребенок, каким может гордиться любой отец, но ведь я такой была не всегда. А его другого отношения, кроме вялой констатации того факта, что я все же живой объект, я не помню с самого начала. Захотелось курить и напиться, но сигареты исчезли из сумки вместе с сотовым, а на мои просьбы достать их мне охранники не реагировали. Я отыскала себе среди одежды топ на бретельках и короткие шорты и пошла искать, чем бы еще заняться. Когда поздно вечером пришел Саша убедиться, что я не исчезла волшебным образом, разговаривать с ним не стала. Зато на следующий день, когда Рамзин опять не нарисовался, я устроила им настоящий террор. Я нажимала то и дело кнопки вызова, а когда приходил один из них, задавала дебильные вопросы, снова требовала сигареты, когда отказывали, то всякую другую хрень типа гематогенов с необычными вкусами, которые на самом деле ненавижу с самого детства, или там вибратора размера XXL обязательно фиолетового цвета, и, клянусь, ближе к ночи оба наверняка разрабатывали план моего безпалевного убийства. Нет, ну а что вы хотите, если мне тупо скучно. Я не сама себя тут заперла. К ночи я устала уже и от этого и просто ушла в библиотеку и, найдя там что-то чрезвычайно поучительное из отечественных классиков, благополучно уснула с книгой на физиономии, мечтая о глотке никотинового счастья.
Проснулась глубокой ночью так резко, будто мне двинули в бок, и поняла, что зверюга вернулся в логово. Я его еще не слышала, но в воздухе уже обозначились отчетливые вибрации его силы. Словно дом наполнился электричеством и агрессией. Прошлепав босыми ногами в гостиную, уже готовясь от души отвязаться на Рамзина за все хорошее, я действительно увидела его. Он стоял, прислонившись плечом к дверному косяку, и обозревал то, что я натворила вчера, когда устроила спортивное метание вещей. Здоровенный фиолетовый фаллос я прикрепила посреди антикварного столика в гостиной, так как тот очень удобно оказался на присоске, и теперь он тоскливо торчал, прикидываясь экзотической свечкой. Нисколько не смутившись этим фактом, я, уже набрав полные легкие воздуха, чтобы вызвериться на Рамзина, захлопнула его, рассмотрев получше и обомлев.
– Охренеть! – только и смогла произнести.
Глава 13
Рамзин выглядел так, как если бы просто чудом вырвался из лап какой-то когтистой и зубастой твари. Его лоб и правую щеку пересекали очень глубокие параллельные царапины, пара из которых начиналась прямо у нижнего века. Под левым глазом огромный фингал и здоровенные синяки на скуле и подбородке. Так офигенски сидевший на нем комбинезон напоминал сейчас скорее уж бомжатские лохмотья, изодранные, в кровавых разводах и местами пропаленные. В прорехах одежды отчетливо были видны еще более глубокие длинные царапины и раны, как от зубов. Шагнув ближе, я скривилась от жуткой вони. Собственный, так сильно действующий на меня аромат Рамзина был полностью забит запахом горелой плоти и еще чем-то невыразимо отвратительным, от чего сводило живот.
Но, несмотря на весьма плачевный внешний вид, мужчина не производил впечатление ни измученного, ни усталого и даже не думал кривиться от боли, хотя наверняка все эти отметины на теле должны адски болеть. Все как раз наоборот. Если и обычно Рамзин был окружен неким ореолом силы, неуловимо, но отчетливо меняющим и пространство, и самих людей вокруг, то сейчас эта призрачная мощь просто ревела в воздухе вокруг него. Как если бы неистовый десятибалльный тайфун втиснули в человеческое тело, и он беснуется и требует выхода, сочась безумной сокрушительной силой из-под кожи. На меня смотрели глаза, которые затопила пугающая чернота, будто голодная алчная тьма желала прорваться через тончайшее стекло сознания наружу. И прямо сейчас эта самая тьма сконцентрировалась на том, что неистово вожделела. На мне. И у меня от этого взгляда волосы встали дыбом на затылке, и захотелось бежать сломя голову, снося стены. Но я стояла, примерзнув на месте, и шокированно осознавая, что кроме смертельной паники я испытываю еще нечто, чему не знаю названия. Что-то во мне не только не боялось тьмы в глазах Рамзина, но силилось дотянуться до нее, встретиться не только взглядом, но и столкнуться в полную силу. То ли чтобы атаковать и подмять, развеивая в пыль, то ли чтобы слиться, впитать, растворить в себе. Истинной сущности этого сверхъестественного притяжения понять не получалось, но желание этого контакта, а главное, осознание его неизбежности было устрашающе реальным.
В следующую секунду Рамзин очутился прямо передо мной, обдавая диким коктейлем из чуждого смрада и собственного запаха, который пробивался на таком близком расстоянии, заставляя вспомнить о всех тех моментах, когда я ощущала его разгоряченным и потным слишком близко к себе.
– Мы кое-что не закончили, – прорычал он голосом более низким и грудным, чем всегда, и бесцеремонно перекинул через свое жесткое плечо, вышибив слегка воздух, а прямо перед глазами предстали новые следы и травмы на его теле, покрывающие его спину и даже ягодицы. Все они были уже чуть присохшими, будто им были как минимум сутки, но кровавые разводы и потеки делали их вид кошмарным. Я повисла безвольной тряпкой, потому что коснуться хоть где-то его тела для опоры не могла, боясь наткнуться на травмы. Мой желудок свело, и я была очень рада, когда буквально через минуту оказалась на ногах в ванной. Иначе эта поездка на Рамзине закончилась бы конфузом.
– Раздевайся! – приказал он и стал расстегивать, то, что осталось от его комбинезона, как обычно глядя на меня неотрывно.
Я очень хотела сказать ему, как меня уже достали эти его придолбнутые команды, но вовремя осознала, что сейчас не время для споров. К тому же мое безмозглое тело отозвалось на эту грубую команду, как на изощренную ласку, воспламеняясь за один вдох, и даже мышцы глубоко внутри судорожно сжались, заставляя беззвучно ахнуть. Как, черт возьми, он со мной это делает? Почему это происходит? Я ведь не скучала по нему, наоборот, злилась, но вот он стоит, отдает команды и раздевается передо мной, и я бешусь, но какого-то хрена завелась с полпинка, внутри тут же полыхнул пожар, которому все равно, что будет топливом. Он просто начался, и ему нужно что-то пожирать, а остановить эту стихию некому.
Рамзин скинул одежду, тут же последовали и его разодранные на ягодицах боксеры, а я зависла, обозревая вред, нанесенный этому роскошному мужскому телу. Жуткие борозды, длинные и короткие, вспахивали его гладкую загорелую кожу повсюду. Темные гематомы и, мне действительно не показалось, самые настоящие следы укусов были повсюду. Хотелось разреветься от того, насколько болезненным это выглядело и отзывалось в моем собственном теле.
– Яна! – хлестнул Рамзин меня голосом, и я уставилась ему в его жесткую физиономию. И тут же увидела, что невольно прорвавшееся наружу мое сочувствие взбесило мужчину.
Его лицо было маской нестерпимого, яростного чувственного голода, и жалость моя сейчас была совершенно никчемной. Взгляд соскользнул к его треснувшим губам, по его резко вздымающейся от тяжелого дыхания груди, вниз к его бедрам и члену. Он стоял, прижавшись к плоскому животу, налившийся темной кровью, с отчетливо выпирающими венами. Смазка не просто выступила одинокой каплей, а стекала по стволу, будто он исходил желанием слишком долго. Никогда не видела ничего такого великолепного в мужском приборе. Ради бога, это ведь просто кусок плоти! Просто природное приспособление для воспроизводства себе подобных, который еще и может быть средством получения удовольствия. И чего уж врать, никогда не испытывала даже тени желания любоваться чьим-нибудь причиндалом или пробовать его на вкус. Но с самой первой встречи инструментарий Рамзина вызывает у меня нечто вроде ступора, каждый раз глаза будто приклеиваются. Я пялюсь на него, я хочу его трогать, я облизать его хочу! Я, которая в жизни не имела желания ублажить мужчину ртом, считая себя выше этого дерьма. И вот я стою и ловлю себя на том, что невольно провожу языком по зубам и всасываю нижнюю губу, представляя, каким он может оказаться на моем языке, как будет заполнять мой рот, упираясь в горло. Видимо, мое рассматривание переполнило чашу терпения Рамзина, и он, издав низкое горловое рычание, втащил меня в душевую кабину и включил воду. Она в первый момент была ужасно холодной, и я заорала, награждая этого идиота самыми «лестными» эпитетами. Рамзин же, абсолютно забив на мои вопли, молча начал сдергивать с меня мокрую одежду, не обращая внимания на треск ткани. Мои жалкие попытки ему то ли помочь, то ли помешать на процесс никак не влияли, и через пару минут я оказалась именно в том положении, в каком он меня оставил в последний раз. Голой, возбужденно дрожащей, прижатой грудью к стене его мощным телом. Вожделение тут же взвилось, ширясь, переполняя меня, захватывая все тесное пространство кабинки. Отражаясь от стен, как эхо, оно вторгалось в меня снова, лишая разумности, оставляя только голые инстинкты. Рамзин дышал шумно, со свистом, словно в каждом вдохе старался захватить легкими как можно больше моего запаха. Его член давил до боли прямо в мою поясницу, а одна рука без всяких церемоний скользнула по животу между ног, чтобы найти мокрой совсем не от воды. Ощутимо зажав мой клитор между двумя пальцами, Рамзин потер его, меня выгнуло, и я ударилась затылком в его израненную грудь, которая вибрировала от низкого животного звука, рождавшегося глубоко в его теле и неизменно воспламенявшего мое. Второй рукой Рамзин обхватил мою грудь с пирсингом и стал настойчиво дразнить сосок, сжимая и оглаживая его. Мой оргазм почти срывался с кончиков его пальцев, но он снова безжалостно отнял его у меня, убрав руку. Я закричала от разочарования и тут же ощутила, как Рамзин сгибает ноги и с силой толкается в меня, нажимая на поясницу. Его член вломился, сбрасывая меня в первые судороги оргазма. Войдя до упора, мой любовник протяжно застонал и тут же подался назад, чтобы вернуться еще резче и яростней, поднимая мое наслаждение вверх к диафрагме и выше, выше, где оно вырвалось из меня отчаянным утробным стоном. Рамзин тут же последовал за мной, хрипя мне в затылок. Я уткнулась лбом в стену, чувствуя, как трясутся ноги. Вот такого у меня еще не было. Кончить практически от первого же движения во мне мужчины, да так, что глаза закатились. Но и Рамзин продержался лишь на секунду дольше меня. Надо же, как нас пробрало.
Глава 14
Рамзин прерывисто дышал мне в затылок, и я, протянув руку, огладила его бедро, желая ощутить, как напряжение уходит из наших тел. И тут поняла, что мужчина нисколько не расслабился. Едва я дотронулась до него, он дернулся и вдруг укусил за плечо, а потом резко отстранился, выходя из меня, хотя оставался по-прежнему твердым.
– Этого ни хрена недостаточно, – прорычал он и открыл дверцу душевой кабинки так резко, что она с грохотом врезалась в стену.
Обхватив меня за талию так, что его рука показалась железным обручем, выволок наружу и, оглядевшись, рванул с держателя банный халат и полотенца и швырнул их беспорядочной кучей на пол. Изящный золоченный держатель при этом оказался вырван из стены и со звоном запрыгал по плитке ванной. А в следующий момент я уже стояла на четвереньках, а Рамзин опять прорывался в меня, твердый, как камень, и горячий, будто и не кончил пару минут назад.
– Рамзин, ты озверел, что ли? Дай дух перевести! – Я дернулась вперед, но зубы мужчины опять впились в мое плечо, а руки вцепились в бедра намертво.
– Мне нужно, – бормотал он, неистово толкаясь. – Мне это нужно, Яна.
Его бедра сорвались в бешеный темп, а рот целовал, облизывал, царапая зубами мои плечи, затылок и спину. Мое мокрое тело, остывая, покрылось мурашками, и от этого кожа превратилась в одну сплошную чувствительную зону, а губы и язык Рамзина прямо-таки прижигали ее, вырывая из моего горла стоны и посылая волны острой дрожи. Его руки сжимали мои бедра, как в наш первый раз или даже сильнее, так, словно не было силы, что заставит их разжаться. Его член ощущался невыносимой твердостью, такой раскаленной, что мне казалось, я сгорю изнутри. Все окружающее пространство стремительно смазалось, потеряло четкость и реальность, оставляя мне только его прикосновения, агрессивные и отчаянные одновременно, и его свирепые проникновения, которым я сама бесстыдно подавалась навстречу, требуя еще больше.
– Мне нужно… – хрипел Рамзин, набирая темп и окончательно уволакивая меня за собой в это безумие. – Нужно… Нужно…
Все во мне отозвалось, приветствовало эти осатаневшие движения, эти сумасшедшие слова, что он твердил без конца, эту зверскую похоть, что рвалась из него наружу, раздирая и меня на части. Я снова желала его и этого помешательства так сильно, что это было больно до крика, от того что все время недостаточно. И я не смогла держать это внутри. Выпустила безумие в словах, криках – грязных, бессвязных, на которые мой любовник отвечал еще большим безумием.
Нечто нарастало в нас, и его трудно было назвать удовольствием, потому что оно было больше, острее, многогранней и в тысячу раз опасней, и оно однозначно было общим. Оно заставляло меня орать, срывая глотку, потому что рвало на части, не умещаясь внутри. Стоны Рамзина тоже обратились в низкий рев, от которого вибрировал весь окружающий мир и мое нутро, приводя все колебания пространства в единый совершенный ритм. И когда мы его достигли, происходящее взлетело на несоизмеримо запредельный уровень, такого я не могла выдержать.
– Отпускай! – взревел Рамзин, и убийственный оргазм покатился по моему телу и разуму. Он был как лавина, как сель в горах – смертоносная стихия, сметающая, неостановимая, разносящая все, что было до нее, изменяя, изламывая под себя. Меня буквально погребло под ним, раздавило и одновременно переместило в какое-то другое измерение, лишая возможности дышать и останавливая сердце. Вязкая сладостная темнота окружила, заполнила изнутри, медленно, но безжалостно погружая в не имеющую дна бездну. И не было света, воздуха, как и страха, одиночества и вечной боли. А потом эта всеобъемлющая, и в тот момент такая желанная тьма вдруг рванулась, будто чего-то испугавшись, покидая меня. Оставляя голой, содрогающейся, обессиленно лежащей на куче тряпья посреди роскошной ванной комнаты. Тело трясло от изнеможения, свет казался невыносимо ярким, горло саднило, а легкие болели, как если бы я и правда долго была лишена возможности дышать. Вода в душе все еще шумела, наполняя ванную вокруг паром. Мои ноги и поясница были прижаты неподъемной сейчас для меня тяжестью, а горячее дыхание Рамзина скользило по моему затылку и плечам, постепенно затихая. Я с трудом повернула голову и встретилась с темно-карими глазами напротив. Пугающая чернота покинула их, они были совершенно нормальными, но странным образом какая-то глубинная часть меня отчего-то жалела об этом.
– Кто ты, на хрен, такой вообще? – прохрипела я, напрягая севшее от крика горло.
Хороший вопрос. А главное, очень своевременный.
Глава 15
В глазах Рамзина я на долю мгновения увидела что-то похожее на нежность и уязвимость. На какую-то миллисекунду мне показалось, что он сейчас откроет мне другого себя. Того, кто, как и я, прячется за некой маской. Что ответом на мой вопрос будет пусть не объяснение его происхождения и способностей, но некое откровение о глубинной сути, о том, что наполняет душу, скрытое ото всех. И меня это вдруг напугало. Разве я хочу знать такое? Ведь я знаю, что, если он откроется, я тоже не смогу устоять. Не сейчас, когда тело измождено и дрожит, одновременно и вычерпанное до дна, и наполненное через край, а разум словно обнажен, беззащитен перед любыми эмоциями. Я сейчас так же уязвима и бессильна, а я ненавижу и боюсь быть такой. Не могу даже вынести мысли о сближении, не в виде грубого физического акта, а того, что пробирается вглубь, просачивается в душу. Ведь единожды попав туда, это чувство близости тут же пускает корни, врастает, отравляет и подсаживает на себя, а когда тебя предают, то приходится выдирать эти корни с кровью и мясом, задыхаясь от боли. Как кто-то в своем уме может желать подобного. Похоже, это отразилось в моем взгляде, потому что веки мужчины опустились, как будто с лязгом обрушились толстенные защитные барьеры, а когда он открыл глаза, на меня смотрел прежний Рамзин – жесткий, властный хищник, который ждет от всех безоговорочного утоления любого его голода и подчинения приказам.
Он поднялся с пола, даже не оглядываясь на меня, но, видимо, теперь его сверхъестественная анестезия перестала работать, и я заметила, как искривился его красивый рот от боли. Из-за наших активных физический упражнений местами из ран опять проступила кровь, поэтому я снова не смогла сдержать гримасы, когда отзвук его ощущений снова ударил в меня.
– Иди сюда, – скомандовал Рамзин, возвращаясь под душ.
– Ты отвечать мне, я так понимаю, не собираешься, Игорек?
– Я сразу заметил, что ты умнее, чем кажешься, – насмешливо ответил он. – А теперь будь любезна, шевелись. Я реально устал.
– Если ты думаешь, что твои долбаные приказы как-то могут вернуть подвижность нижней части моего тела, то обломайся, – я и не подумала двинуться.