Мы из прошлого века. Невыдуманные истории

Мои ровесники и не только они любят иногда романтизировать наше детство. Вспоминают, как мы пропадали целыми днями на улице, играли в игры, ходили везде одни без родителей, ничего не боялись. Ходили, играли, родители были заняты. Кроме того, что у них был всего один выходной день – воскресенье, им хватало еще тяжелой домашней работы. Воду надо было носить из колонки, стирать в корыте, готовить в печи. Дрова заготавливались в лесу, их надо было привезти, распилить, наколоть, сложить в сарай. В холодные дни каждый день топили печки, причем трубу надо было закрыть вовремя, чтобы не угореть, но и не упустить необходимое тепло. Дети росли сами по себе, заниматься с ними было некогда.

Наш дом и тогда был двухэтажным, перестраивался позднее на две семьи для сестры отца. А сначала все комнаты были наверху, внизу – только большая кухня с русской печью и темный чулан без окон. Спускались и поднимались по крутой деревянной лестнице. Каждый из обитателей дома падал с этой лестницу хотя бы раз. А бабушка вообще как-то забылась, поливая цветы на подоконнике возле лестницы, шагнула назад и сильно расшиблась, упав спиной в лестничный пролет. Вечером надо было наступить на подоконник окна в кухне и повернуть выключатель за зеркалом. При свете по полу во все стороны разбегались крупные черные тараканы.

Иногда мы с братом устраивали на этой лестнице бои местного значения, вооружившись ухватами и кочергами. Я не сдавалась, хотя была младше на два года и, конечно, слабее.

Мама очень любила ходить в кино, они с отцом старались не пропускать новые фильмы. Последний сеанс в кинотеатре начинался в 10 часов вечера. Мы с братом оставались вдвоем. В один из таких вечеров, играя наверху, мы услышали, что внизу кто-то ходит. Подойти посмотреть страшно, и мы стали переговариваться как можно громче:

– А где мое ружье?

– Да вон оно, на кровати.

– А бомба?

– Под кроватью лежит, ты что, забыл?

Мы продолжали придумывать все новый и новый арсенал, пока шаги не стихли. Потом выяснилось, что это соседка бабушка Шура зашла проведать, зная что дети одни.

Длинный верхний коридор с небольшой лесенкой и двумя парадными дверями – на улицу и во двор тянулся вдоль всего дома. Ходили обычно через короткий нижний коридор. Входили на кухню, оттуда поднимались в комнаты. Мы часто играли в верхнем коридоре: там сплошные окна, светло. Во время дождя мне захотелось высунуть руку наружу. Недолго думая, я схватилась другой рукой за разбитое стекло, подтянулась. Потекла кровь, брат перевязал мне руку, как сумел. Мать упала в обморок, забежав домой в свой обеденный перерыв и увидев следы крови и мою замотанную какими-то тряпками руку.

Под машину я попала днем, бабушка была дома, что-то готовила. Мы с мальчишками играли на противоположной стороне улицы. Я прибежала домой за мячиком, вернулась, но мальчишек на прежнем месте не было. Они закричали мне из переулка:

– Беги скорее сюда, пароход смотреть!

– Там машина.

– Она еще далеко, скорее, а то пароход уйдет.

Я бросилась бежать через дорогу, машина вдруг оказалась совсем рядом. Я остановилась, повернулась, хотела бежать назад. Водитель уже тормозил, но все-таки ударил меня колесами. В больнице определили перелом ключицы и трещину таза. На руку наложили гипс, а ногу просто велели не сгибать. Конечно, я сгибала, трудно все время лежать на спине в одном положении. Ходить после этого пришлось учиться заново. Нога и сейчас иногда болит перед переменой погоды.

В городе две впадающие в Волгу речушки Малыковки – Верхняя и Нижняя. Мы играли на Нижней, возле кожзавода. Там была круглая бетонная башня, из которой в речушку стекали разноцветные вонючие воды. Речку перед башней перегораживала плотина. С одной стороны плотины глубокая черная вода, с другой – высокая бетонная стена. По стене стекают ручейки из запруды, и здесь же воды из башни. На дне вязкая, зловонная тина. Над плотиной узкая бетонная полоска без перил, соединяющая берега. Вот на этой полоске мы любили испытывать свою храбрость:

– Не пройдешь! Не пройдешь!

– Пройду!

Ходили в любое время года. Зимой по этой обледеневшей и засыпанной снегом полоске иногда на лыжах. Тося сорвалась в воду в осеннем пальто. Успели ее уцепить за капюшон, вытащить и прибежать с ней, намокшей и продрогшей, домой.

А Генку не спасли. Его подначили друзья, и он схватился за оборванный провод электропередачи. Толя долго лежал в больнице после того, как его избил местный сумасшедший Митя. Мальчишки дразнили Митю все вместе, но другие успели убежать, а Толя не успел.

Летом мы все дни проводили на Волге. Купались до посинения. Приходилось разводить на берегу костер и греться в тридцатиградусную жару. Домой забегали только поесть. На железнодорожных путях у Волги часто стояли товарные вагоны, загораживая дорогу. Мы перелезали через их площадки, иногда под вагонами. На веслах переправлялись на небольшой лодочке с плоским дном на другой берег Волги.

Конечно, это было веселое и счастливое детство, на то оно и детство. Но я бы не стала его идеализировать.

Ты смотрел на меня

Когда я училась в школе, в восьмом классе, в нашей же школе классом старше учился парень, который всегда смотрел на меня. Смотрел на школьных переменах, на линейках, на вечерах. Смотрел, когда я пела в хоре на сцене. Смотрел на катке. Он не катался на коньках, но тогда многие приходили на каток просто так. Приходили посмотреть, послушать музыку, встретиться с кем-нибудь. Он смотрел на меня, когда мы собирались на праздничные демонстрации. Смотрел, когда просто видел меня в городе. Я спиной чувствовала в толпе взгляд, оборачивалась и встречалась с ним глазами.

Он никогда не пытался подойти ко мне, заговорить, пригласить меня на танец. Просто смотрел.

Мои подруги тоже замечали его взгляды, подсмеивались над ним и надо мной. У него был зеленоватый пиджак, и они называли его «зеленым». У него отросли длинные волосы, и он получил прозвище «семинарист». Подстригся и стал «расстригой».

Я знала его имя, фамилию, в каком классе он учится, что у него есть младшая сестра тоже в нашей школе. Знала, что учится он не очень хорошо, девочек у него много, он встречается то с одной, то с другой. И все.

Самая шустрая из моих подруг как-то объявила на спор, что подойдет и угостит его конфеткой. Действительно подошла в школьном буфете, сунула ему конфету:

– Это вам!

Он растерялся:

– Нам?

– Вам, вам!

И ушла. Это ничего не изменило. Я все также встречала его взгляды, но он не подходил ко мне.

Конечно, это было лестно в какой-то степени. Да и мало ли какое бывает настроение. Идешь иногда уставшая, унылая. Но видишь его глаза и поневоле выпрямляешь спину, поднимаешь голову.

Потом я уехала учиться в другой город, приезжала домой на праздники, на каникулы. Но идешь, например, к катеру на пляж, а на пристани он. Смотрит. Смотрели на меня и другие, но так пристально, открыто больше никто.

Жизнь у меня складывалась не совсем удачно, не очень везло в личной жизни. Я уезжала далеко, снова вернулась в свой город. Больше я того парня не встречала.

Прошло уже очень много лет. У меня взрослые сыновья, растут внуки. Никто на меня не смотрит давным-давно. А вот ведь вспомнилось же! Здорово все-таки, когда смотрят! Выпрямляется спина и поднимается голова.

Юра

Что там говорят о нас: замолчанное, лишнее, заткнутое поколение? Но мы жили, учились, работали, любили.

Одной из дивных сказок моей молодости был каток в городском парке. Каждый вечер там зажигались прожекторы, играла музыка, собиралась молодежь со всех концов небольшого приволжского городка. Покупали билет в кассе у входа, переодевались в тесной раздевалке, натягивали коньки и выходили на лед. Фигурные коньки тогда были большой редкостью, обходились простенькими «дутышами» или повыше, с закругленными носами-«канадками». Катались обычно по кругу вдвоем, реже втроем, держась за руки. Кое-где скользили особенно шустрые одиночки.

Я встала на коньки сравнительно недавно, держалась неуверенно, предпочитала кататься вдвоем с кем-нибудь из подруг. Или мальчиков. Как-то находились желающие помочь мне в обучении. Провожали до дома, один пытался назначить свидание, я еще ни разу ни к кому не приходила.

В этот раз катаемся с Олей. Скоро уже закрытие катка, народ постепенно расходится. Стоим у сугроба, ну еще круг! Подкатывают двое:

– Девочки, поедем!

Оля неожиданно отвечает:

– Поедем!

Легкое замешательство, вроде как не ожидали согласия, хотят отойти.

– Что же вы? Сами приглашаете, а теперь уезжать?

Один решительно шагает ко мне, берет за руку, второй подъезжает к Оле. Мой спутник представляется: «Саша», друг его окликает: «Юра!» Завершаем круг, пора собираться домой, идем переодеваться. Выходим из парка, Юра ждет у ворот. Провожает меня до дома, я сообщаю ему свой номер телефона, договариваемся о новой встрече на катке.

Мы снова с подругами на катке, на этот раз втроем. С подругами мы учились вместе с первого класса, но после восьмого класса Оля поступила в медицинское училище, Люда – в технологический техникум, студентки. Я осталась в девятом классе, школьница. Катаемся час, второй, Юры нет. Люда подсмеивается: «Ну и где же твой Шура-Юра?» День морозный, ветреный, кататься не очень комфортно, решаем уйти. Юра встречает нас уже на выходе:

– Куда же вы?