Идочкины цветы

Идочкины цветы
Ганс Христиан Андерсен

«– Бедные мои цветочки совсем завяли! – сказала Идочка. – Вчера, вечером, они были такие красивые, а теперь совсем повесили головки! Отчего это? – спросила она студента, сидевшего на диване.

Она очень любила этого студента, – он умел рассказывать чудеснейшие истории и вырезывать презабавные фигурки: сердечки с крошками-танцовщицами внутри, цветы и великолепные дворцы с дверями и окнами, которые можно было открывать; большой весельчак был этот студент!..»

Ганс Христиан Андерсен

Идочкины цветы

– Бедные мои цветочки совсем завяли! – сказала Идочка. – Вчера, вечером, они были такие красивые, а теперь совсем повесили головки! Отчего это? – спросила она студента, сидевшего на диване.

Она очень любила этого студента, – он умел рассказывать чудеснейшие истории и вырезывать презабавные фигурки: сердечки с крошками-танцовщицами внутри, цветы и великолепные дворцы с дверями и окнами, которые можно было открывать; большой весельчак был этот студент!

– Что же с ними? – спросила она опять и показала ему свой завянувший букет.

– Знаешь, что? – сказал студент. – Цветы были сегодня ночью на балу, вот и повесили теперь головки!

– Да, ведь, цветы не танцуют! – сказала Идочка.

– Танцуют! – отвечал студент. – По ночам, когда кругом темно, и мы все спим, они так весело пляшут друг с другом, такие балы задают – просто чудо!

– А детям нельзя прийти к ним на бал?

– Отчего же, – сказал студент: – маленькие маргаритки и ландыши тоже танцуют.

– Где танцуют самые красивые цветы? – спросила Идочка.

– Ты, ведь, бывала за городом, там, где большой дворец, в котором летом живёт король, и где такой чудесный сад с цветами? Помнишь, там много лебедей, которые подплывали к тебе за хлебными крошками? Вот, там-то и бывают настоящие балы!

– Я ещё вчера была там с мамашей, – сказала Ида: – но на деревьях нет больше листьев, и во всём саду ни одного цветка! Куда они все девались? Их столько было летом!

– Они все во дворце! – сказал студент. – Надо тебе сказать, что как только король и все придворные переезжают в город, все цветы сейчас же убегают из сада прямо во дворец, и там у них начинается веселье! Вот бы тебе посмотреть! Две самые красивые розы садятся на трон, это – король с королевой. Красные петушьи гребешки становятся по обеим сторонам и кланяются, это – камер-юнкеры. Потом приходят все остальные прекрасные цветы, и начинается бал. Голубые фиалки, это – маленькие морские кадеты и танцуют с барышнями – гиацинтами и крокусами, а тюльпаны и большие жёлтые лилии, это – пожилые дамы и наблюдают за танцами и вообще за порядком.

– А цветочкам не может достаться за то, что они танцуют в королевском дворце? – спросила Идочка.

– Да, ведь, никто же не знает об этом! – сказал студент. – Правда, ночью заглянет иной раз во дворец старик-смотритель с большою связкою ключей в руках, но цветы, как только заслышат звяканье ключей, сейчас присмиреют, спрячутся за длинные занавески, что висят на окнах, и только чуть-чуть выглядывают оттуда одним глазком. «Тут что-то пахнет цветами!» – говорит старик-смотритель, а видеть ничего не видит!

– Вот забавно! – сказала Идочка и даже в ладоши захлопала. – И я тоже не могу увидеть их?

– Можешь, – сказал студент: – стоит только, как опять пойдёшь туда, заглянуть в окошки. Вот, я сегодня видел там длинную жёлтую лилию; она лежала и потягивалась на диване, воображая себя придворною дамой.

– А цветы из Ботанического сада тоже могут прийти туда? Ведь, это далеко!

– Не бойся, – сказал студент: – они могут летать, если захотят! Ты видела красивых красных, жёлтых и белых мотыльков, похожих на цветы? Они, ведь, и были прежде цветочками, только соскочили со своих стебельков, забили в воздухе лепесточками, точно крылышками, и полетели. Они вели себя хорошо, за то и получили позволение летать и днём; другие должны сидеть смирно на своих стебельках, а они летают, и лепестки их стали, наконец, настоящими крылышками. Ты сама видела их! А, впрочем, может быть, цветы из Ботанического сада и не бывают в Королевском дворце! Может быть, они даже и не знают, что там идёт по ночам такое веселье. Вот что я скажу тебе, – то-то удивится потом профессор ботаники, который живёт тут рядом! – Когда придёшь в его сад, расскажи какому-нибудь цветочку про большие балы в королевском дворце; тот расскажет об этом остальным, и они все убегут; профессор придёт в сад, а там ни единого цветочка, и он в толк не возьмёт, куда они девались!

– Да как же цветок расскажет другим? У цветов нет языка!

– Конечно, нет, – сказал студент: – зато они умеют объясняться пантомимой! Ты сама видела, как они качаются и шевелят своими зелёными листиками, чуть подует ветерок. Это у них так мило выходит, – точно они разговаривают!

– А профессор понимает их пантомиму? – спросила Идочка.

– Как же! Раз, утром, он пришёл в свой сад и видит, что большая крапива делает листочками знаки прелестной красной гвоздике; этим она хотела сказать гвоздике: «Ты так мила, и я очень люблю тебя!» Профессору это не понравилось, и он сейчас ударил крапиву по листочкам, – листочки у крапивы всё равно, что пальцы, – да обжёгся! С тех пор и не смеет трогать её.

– Вот забавно! – сказала Идочка и засмеялась.

– Ну, можно ли набивать ребёнку голову такими бреднями? – сказал скучный советник, который тоже пришёл в гости и сидел на диване.

Он терпеть не мог студента и вечно ворчал на него, особенно, когда тот вырезывал затейливые и забавные фигурки, вроде человека на виселице и с сердцем в руках, – его повесили за то, что он воровал сердца – или старой ведьмы на помеле, с мужем на носу; всё это очень не нравилось советнику, и он всегда повторял:

– Ну, можно ли набивать ребёнку голову такими бреднями? Глупые выдумки!

Но Идочку очень позабавил рассказ студента о цветах, и она думала об этом целый день.

«Так цветочки повесили головки потому, что устали с бала!» И Идочка пошла к своему столику, где стояли все её игрушки; ящик столика тоже битком был набит разным добром. Идочкина кукла Соня лежала в своей кроватке и спала, но Идочка сказала ей:

– Тебе придётся встать, Соня, и полежать эту ночь в ящике: бедные цветы больны, их надо положить в твою постельку, может быть, они и выздоровеют!

И она вынула куклу из кровати; Соня посмотрела на Идочку очень недовольно и не сказала ни слова, – она рассердилась за то, что у неё отняли постель.

Ида уложила цветы в постельку, укрыла их хорошенько одеяльцем и велела им лежать смирно, – за это она обещала им напоить их чаем, и тогда они встали бы завтра утром совсем здоровыми! Потом она завернула по?лог, чтобы солнышко не светило цветочкам в глаза.

Рассказ студента не шёл у неё из головы и, собираясь идти спать, Идочка не могла удержаться, чтобы не заглянуть за спущенные на ночь оконные занавески; на окошках стояли чудесные мамашины цветы – тюльпаны и гиацинты – и Идочка шепнула им:

– Я знаю, что у вас ночью будет бал!

Но цветы стояли себе, как ни в чём ни бывало, и даже не шелохнулись; ну, да Идочка что знала, то знала.

В постели Ида долго ещё думала о том же и всё представляла себе, как это должно быть мило, когда цветочки танцуют! «Неужели и мои цветы были на балу во дворце?» Тут она заснула. Но посреди ночи Идочка вдруг проснулась; она видела сейчас во сне цветы, студента и советника, который бранил студента за то, что тот набивает ей голову пустяками. В комнате, где лежала Ида, было тихо, на столе горел ночник, и папа с мамой крепко спали.

– Хотелось бы мне знать: спят ли мои цветы в Сониной постельке? – сказала Идочка про себя и слегка приподнялась с подушки, чтобы посмотреть в полуоткрытую дверь, за которой были её игрушки и цветы; потом она прислушалась, – ей показалось, что в той комнате играют на фортепьяно, да так тихо и нежно, как она никогда ещё не слыхала.

– Это верно цветы танцуют! – сказала Ида, – Господи, как бы мне хотелось посмотреть!

Но она не смела встать с постели, чтобы не разбудить папы с мамой.

– Хоть бы они вошли сюда! – сказала она.

Но цветы не входили, а музыка всё продолжалась, такая тихая, нежная, просто чудо! Тогда Идочка не выдержала, потихоньку вылезла из кроватки, прокралась на цыпочках к дверям и заглянула в ту комнату. Что за прелесть была там!

В той комнате не горело ночника, а было всё-таки светло, как днём, от месяца, глядевшего из окошка прямо на пол, где в два ряда стояли тюльпаны и гиацинты; на окнах не оставалось ни единого цветка, там стояли одни горшки с землёй. Цветы очень мило танцевали друг с другом, взявшись за длинные зелёные листочки, точно за руки. На фортепьяно играла большая жёлтая лилия, – это, наверное, её Идочка видела летом! Она хорошо помнила, как студент сказал: «Ах, как она похожа на M-elle Лину!» Все засмеялись тогда над ним, но теперь Иде и в самом деле показалось, что длинная жёлтая лилия была похожа на Лину; она и играла так же, как Лина: то поворачивала своё продолговатое лицо в одну сторону, то в другую и кивала в такт чудесной музыке. Никто не заметил Иды.

Вдруг, Идочка увидала, что большой голубой крокус вскочил прямо на середину стола с игрушками, подошёл к кукольной кроватке и отдёрнул полог; там лежали больные цветы, но они живо встали и кивнули головками, давая знать, что и они тоже хотят танцевать. Старый Курилка с сломаною нижнею губой встал и поклонился прекрасным цветам; они совсем не были похожи на больных, прыгали и веселились не хуже других. В эту минуту где-то стукнуло, как будто что-то упало на пол. Ида посмотрела в ту сторону, – это была верба; она тоже спрыгнула со стола к цветам, считая себя сродни им. Верба была довольно мила; на верхушке её сидела восковая куколка в большой широкополой чёрной шляпе, точь-в-точь, как у советника. Верба прыгала посреди цветов и громко топала своими тремя деревянными ходульками, – она танцевала мазурку, а другие цветы не могли, потому что были слишком легки и не могли так топать.

Но вот восковая куколка на вербе вдруг вытянулась, завертелась над бумажными цветами и громко закричала:

– Ну, можно ли набивать ребёнку голову такими бреднями! Глупые выдумки!

Теперь кукла была точь-в-точь сам советник, в его чёрной широкополой шляпе, такая же жёлтая и сердитая! Но бумажные цветы ударили её по тонким ножкам, и она опять съёжилась в маленькую восковую куколку. Это было так забавно, что Ида не могла удержаться от смеха. Верба продолжала плясать, и советнику волей-неволей приходилось плясать вместе с нею, всё равно – вытягивался ли он во всю длину, или оставался маленькою восковою куколкой в чёрной широкополой шляпе. Наконец, уж цветы, особенно те, что лежали в кукольной кроватке, стали просить за него, и верба оставила его в покое. Вдруг, что-то громко застучало в ящике, где лежала кукла Соня и другие игрушки. Курилка побежал по краю стола, прилёг на живот и приотворил ящик. Соня встала и удивлённо огляделась.