Система международных отношений. Нации в борьбе за власть

Система международных отношений. Нации в борьбе за власть
Ганс Моргентау

Документальный триллер
Ганс Моргентау – легендарный американский дипломат, теоретик международного права, геополитик и наставник Генри Киссинджера, теоретически подготовившего почву для выработки всех основных концепций внешней политики США. Его анализ, внешнеполитическое понимание разветвлённой системы взаимоотношений между странами, структурами, организациями и негосударственными образованиями стали господствующими текстами в области мировой политики во второй половине XX века. Именно с его работ начинается структурный пересмотр дискурсиальных основ международного права и его правоприменения в различных областях, что привело международную политику современной ситуации, а поднятые им вопросы войны и мира окончательно формируют понимание у исследователей войны, когда же следует считать войну легитимной, а когда – нет.

Ещё в 1960-е годы он разработал оригинальную концепцию международных отношений, которая была положена в основу американской внешней политики, названную впоследствие политическим реализмом.

Фактически именно с этой книги начинается современное международное право с его разветвлённой системой правосудия, сдержками и противовесами, международными конвенциями и особой ролью ООН и Совбеза. Без этой книги не может быть понята современная система международных отношений.

Ганс Моргентау

Система международных отношений. Нации в борьбе за власть

Международная политика: двойной подход

Цель этой книги двоякая. Первая – выявить и понять те силы, которые определяют политические отношения между странами, и понять, как эти силы действуют друг на друга и на международные политические отношения и институты. В большинстве других отраслей общественных наук не было бы необходимости подчеркивать эту цель. Она была бы само собой разумеющейся, поскольку естественной целью всех научных начинаний является выявление сил, лежащих в основе социальных явлений, и способов их действия. Однако при подходе к изучению международной политики такой акцент не является неуместным. Как умело сказал профессор Грейсон Кирк:

До недавнего времени в изучении международных отношений в Соединенных Штатах в основном доминировали люди, которые придерживались одного из трех подходов. Сначала были историки, которые считали международные отношения.

Наконец, были и те, кто был менее обеспокоен тем, что международная система не является совершенной, чем «идеальная система», но они редко предпринимали серьезные усилия, чтобы исследовать фундаментальные причины продолжающейся неполноты и неадекватности этой правовой связи.

Профессор Чарльз Э. Мартин подхватил тему профессора Кирка, указав на «проблему, которая стоит перед студентами и преподавателями международных отношений больше, чем любая другая, а именно: дуализм, с которым нам приходится сталкиваться.

Я думаю, что, вероятно, одним из самых больших обвинений в адрес нашего отношения к преподаванию в последние двадцать лет было то, что мы легкомысленно списывали со счетов институт войны и списывали со счетов влияние силовой политики. Я думаю, что политологи совершают большую ошибку, поступая таким образом. Мы должны быть теми, кто изучает политику власти, ее последствия и ситуации, которые из нее вырастают, и мы должны быть теми, кто изучает институт войны».

Определяемая в таких терминах, международная политика охватывает больше, чем недавнюю историю и текущие события. Наблюдатель окружен современной сценой с ее постоянно смещающимися акцентами и меняющимися перспективами. Он не может найти ни твердой почвы, на которой можно стоять, ни объективных стандартов оценки, не обращаясь к основам, которые раскрываются только при соотнесении последних событий с более отдаленным прошлым.

Международную политику нельзя свести к правовым нормам и институтам. Международная политика действует в рамках таких правил и через инструменты таких институтов. Но она не более идентична с ними, чем американская политика на национальном уровне идентична с американской Конституцией, федеральными законами и органами федерального правительства.

Что касается попыток реформировать международную политику, не приложив усилий к тому, чтобы понять, что такое международная политика, мы разделяем мнение Уильяма Грэма Самнера:

Худшим пороком в политических дискуссиях является тот догматизм, который основывается на великих принципах или предположениях, вместо того чтобы основываться на точном изучении вещей как они есть и человеческой природы как она есть. Формируется идеал какого-то более высокого или лучшего состояния вещей, чем существующее сейчас, и почти бессознательно идеал принимается за уже существующий и становится основой для спекуляций, не имеющих под собой корней. Весь метод абстрактных спекуляций на политические темы порочен. Он популярен, потому что это легко: легче представить себе новый мир, чем научиться познавать этот.

Мы узнаем о принципах международной политики из сравнений между событиями. Определенная политическая ситуация вызывает формулирование и проведение определенной внешней политики. Имея дело с другой политической ситуацией, мы спрашиваем себя: Чем эта ситуация отличается от предыдущей и чем она похожа. Сочетание сходств и различий позволяет сохранить суть этой политики, хотя в некоторых аспектах она должна быть изменена? Или же различия полностью уничтожают аналогию и делают прежнюю политику неприменимой? Если мы хотим понять международную политику, уловить смысл современных событий, предвидеть будущее и влиять на него, мы должны уметь решать двойную интеллектуальную задачу, заложенную в этих вопросах.

Джордж Вашингтон выступил с речью, в которой прощался с нацией, изложив, в частности, принципы американской внешней политики.

Президент Монро обратился к Конгрессу с посланием, в котором также сформулировал принципы американской внешней политики.

В 1917 году Соединенные Штаты объединились с Францией и Великобританией против государства, которое угрожало независимости обеих стран. В 1941 году Соединенные Штаты последовали аналогичному курсу действий. 12 марта 1947 года президент Трумэн в послании Конгрессу переформулировал принципы американской внешней политики.

В 1512 году Генрих VIII заключил союз с Габсбургами против Франции. В 1515 году он заключил союз с Францией против Габсбургов. В 1522 и 1542 годах он присоединился к Габсбургам против Франции. В 1756 году Великобритания заключила союз с Пруссией против Габсбургов и Франции. В 1793 году Великобритания, Пруссия и Габсбурги заключили союз против Наполеона. В 1914 году Великобритания объединилась с Францией и Россией против Австрии и Германии, а в 1939 году – с Францией и Польшей против Германии.

Наполеон, Вильгельм II и Гитлер пытались завоевать европейский континент и потерпели неудачу.

Есть ли в каждой из этих трех серий событий сходство, позволяющее сформулировать принцип внешней политики для каждой серии? Или же каждое событие настолько отличается от других в серии, что каждое из них требует иной политики? Сложность принятия такого решения – это мера сложности в принятии правильных суждений в международных делах, в составлении разумной карты будущего и в совершении правильных поступков правильным образом и в правильное время.

Следует ли считать внешнюю политику «Прощального послания» Вашингтона общим принципом американской внешней политики, или она вытекала из временных условий и, следовательно, должна была исчезнуть вместе с ними?

Каковы сходства и различия в ситуации, с которой Европа столкнулась с Соединенными Штатами в 1917, 1941 и 1947 годах, и в какой степени они требуют сходной или различной внешней политики со стороны Соединенных Штатов?

Что означают эти изменения в британской внешней политике? Являются ли они результатом прихоти и коварства принцев и государственных деятелей? Или же они вдохновлены накопленной мудростью народа, осознающего постоянные силы, определяющие его отношения с европейским континентом?

Сходство в результатах указывает на сходство в общей политической ситуации, сходство, которое дает урок, над которым стоит задуматься тем, кто, возможно, захочет повторить попытку?

Иногда, как в случае с ретроспективным анализом британской внешней политики, ответ кажется очевидным. Об этом мы еще поговорим позже. Однако в большинстве случаев, особенно когда мы имеем дело с настоящим и будущим, ответ должен быть предварительным и допускать оговорки. Фаасы, из которых должен исходить ответ, по сути своей двусмысленны и подвержены постоянным изменениям. Тех людей, которые хотели бы, чтобы было иначе, история не научила ничему, кроме ложных аналогий. Когда они несли ответственность за внешнюю политику своих стран, они приводили только к катастрофе. Вильгельм II и Гитлер ничему не научились из судьбы Наполеона, так как считали, что она ничему не может их научить. Те, кто возвел советы Вашингтона в ранг догмы, которой нужно рабски следовать, ошибаются не меньше, чем те, кто вообще отвергает их.

Лучшее, что может сделать ученый, это проследить различные тенденции, которые, как потенции, присущи определенной международной ситуации; он может указать на различные условия и, наконец, оценить вероятность того, что различные условия и тенденции будут преобладать в реальности.

Поскольку факты международной политики подвержены постоянным изменениям, мировые дела таят в себе сюрпризы для того, кто пытается угадать будущее по знанию прошлого и по признакам настоящего. Возьмем пример одного из величайших британских государственных деятелей, молодого Питта. В феврале 1792 года в своей бюджетной речи в Палате общин Питт оправдал сокращение военных расходов (в частности, сокращение более чем на II процентов личного состава британского флота) и дал надежду на дальнейшие сокращения, заявив: «Несомненно, в истории нашей страны не было времени, когда, исходя из ситуации в Европе, мы могли бы более обоснованно ожидать пятнадцати лет мира, чем в настоящий момент». Всего два месяца спустя европейский континент был охвачен войной. Менее чем через год в войну была втянута Великобритания. Так начался период почти непрерывных военных действий, который продолжался почти четверть века.

В скольких книгах, написанных о международных делах до Первой мировой войны, когда, по общему мнению, большие войны были невозможны или, по крайней мере, непродолжительны, были хотя бы намеки на то, что должно произойти? Существует ли книга, написанная в период между двумя мировыми войнами, которая могла бы помочь предвидеть, какой будет международная политика в пятом десятилетии века? Кто мог предположить в начале Второй мировой войны, каким будет политический мир по ее окончании? Кто мог знать в 1945 году, каким он будет в 1948 году?

Понимание проблемы международного мира

Ни одно исследование политики и, конечно, ни одно исследование международной политики в середине двадцатого века не может быть бескорыстным в том смысле, что оно способно отделить знания от действий и преследовать знания ради них самих. Международная политика больше не является, как это было для Соединенных Штатов на протяжении большей части их истории, серией инцидентов, дорогостоящих или выгодных, но едва ли ставящих под вопрос само существование и судьбу нации. Существование и судьба Соединенных Штатов были более глубоко затронуты после событий Гражданской войны, а также политикой, развивавшейся в Мексике.

Неверность пророчеств в международных делах ярко демонстрируется фантастическими ошибками экспертов, пытавшихся предсказать характер следующей войны. История этих прогнозов, от Макиавелли до генерала Дж. Ф.К. Фуллера, – это история логических умозаключений, правдоподобных самих по себе, которые не имели никакой связи со случайностями фактического исторического развития. Генерал Фуллер, например, предвидел в 1923 году, что решающим оружием Второй мировой войны станет газ.

Два факта, характерные для нашего времени, полностью изменили относительную важность внутренней и международной политики для Соединенных Штатов. Один из них заключается в том, что в настоящее время Соединенные Штаты являются самой могущественной нацией на Земле. Однако, по сравнению со своими реальными и потенциальными конкурентами, они не настолько могущественны, чтобы позволить себе игнорировать влияние своей политики на их положение среди наций. С конца Гражданской войны до начала Второй мировой войны не имело большого значения, какую политику проводили Соединенные Штаты в отношении своих латиноамериканских соседей, Китая или Испании.

Желание рождается в результате успеха, а страх – в результате неудачи. Соединенные Штаты могли спокойно воспринимать успехи и неудачи, не испытывая излишнего искушения или страха. Теперь они стоят вне рамок своего континентального политического мира как друг или враг.

Риск быть очень сильным, но не всемогущим, усугубляется вторым фактом: двойной революцией в политической ситуации в мире. Многочисленная государственная система прошлого, которая в моральном смысле была одним миром, трансформировалась в два несгибаемых, враждебных блока, которые в моральном смысле являются двумя мирами. С другой стороны, современные технологии сделали возможной тотальную войну. Преобладание этих двух новых элементов в современной международной политике не только сделало сохранение мира во всем мире чрезвычайно трудным, но и чрезвычайно увеличило риски войны. Поскольку в этой мировой ситуации Соединенные Штаты занимают положение доминирующей державы и, следовательно, самой большой ответственности, понимание сил, которые формируют международную политику, и факторов, которые определяют ее ход, стало для США не просто интересным интеллектуальным занятием. Оно стало жизненной необходимостью.

Размышлять о международной политике в Соединенных Штатах, приближаясь к середине двадцатого века, значит размышлять о проблемах, которые стоят перед американской внешней политикой в наше время. В чем вообще заключается продвижение национальных интересов, в чем заключается продвижение национальных интересов, в чем заключается продвижение национальных интересов, в чем заключается продвижение национальных интересов, в чем заключается продвижение национальных интересов, в чем заключается продвижение национальных интересов, в чем заключается продвижение национальных интересов, в чем заключается продвижение национальных интересов.

Именно по этой причине данная работа построена вокруг двух концепций – власти и мира. Эти два понятия являются центральными для обсуждения мировой политики в настоящее время, когда величайшее накопление силы, которое когда-либо было известно, придает проблеме мира актуальность, которой она никогда не имела прежде. В мире, движущей силой которого является стремление к власти.

Этот вывод можно найти в послании Теодора Рузвельта Конгрессу 6 октября 1904 года. В этом послании он провозгласил отказ Соединенных Штатов вмешиваться во внутренние дела латиноамериканских стран, а также в дела, связанные с латиноамериканским контингентом:

Международная политика как борьба за власть

Политическая власть

Международная политика, как и вся политика, – это борьба за власть. Каковы бы ни были конечные цели международной политики, непосредственной целью всегда является власть. Государственные деятели и народы могут в конечном итоге стремиться к свободе, безопасности, процветанию или самой власти. Они могут определять свои цели в терминах религиозного, философского, экономического или социального идеала. Они могут надеяться, что этот идеал материализуется благодаря собственной внутренней силе, божественному вмешательству или естественному развитию человеческих дел. Но всякий раз, когда они стремятся реализовать свою цель с помощью международной политики, они делают это, стремясь к власти. Крестоносцы хотели освободить святые места от господства неверных; Вудро Вильсон хотел сделать мир безопасным для демократии; национал-социалисты хотели открыть Восточную Европу для немецкой колонизации, доминировать в Европе и завоевать весь мир. Поскольку они выбрали власть для достижения этих целей, они были действующими лицами на сцене международной политики.

Когда мы говорим о власти в контексте этой книги, мы имеем в виду не власть человека над природой, или над художественными средствами, такими как язык, речь, звук или цвет, или над средствами производства или потребления, или над самим собой в смысле самоконтроля. Когда мы говорим о власти, мы подразумеваем контроль человека над умами и действиями других людей. Под политической властью мы подразумеваем амонф обладателей государственных полномочий.

Политическую власть, однако, следует отличать от силы в смысле фактического применения физического насилия. Угроза физического насилия в форме полицейских действий, тюремного заключения, смертной казни или войны является неотъемлемым элементом политики. Когда насилие становится реальностью, оно означает

Концепция политической власти представляет собой одну из наиболее сложных и противоречивых проблем политической науки. Ценность любой конкретной концепции будет определяться ее способностью охватить максимум явлений, которые условно считаются принадлежащими к сфере политической деятельности. Так, концепция политической власти, чтобы быть полезной для понимания международной политики, должна быть шире, чем та, которая принята для работы в международной политике. Фактическое применение физического насилия заменяет психологическую связь между двумя умами, которая составляет суть политической власти, физической связью между двумя телами, одно из которых достаточно сильно, чтобы доминировать над движениями другого. Именно по этой причине при применении физического насилия теряется психологический элемент политических отношений, и мы должны проводить различие между военной и политической властью.

Это влияние может осуществляться посредством приказов, угроз, убеждения или комбинации всего этого. Президент США, например, обладает политической властью над исполнительной ветвью власти до тех пор, пока его приказы выполняются членами этой ветви. Лидер партии обладает политической властью до тех пор, пока он может формировать действия членов партии в соответствии со своей волей. Мы говорим о политической власти промышленника, лидера рабочей партии или лоббиста в той мере, в какой его предпочтения влияют на действия других людей. Соединенные Штаты осуществляют политическую власть над Пуэрто-Рико до тех пор, пока граждане этого острова соблюдают законы Соединенных Штатов.

Каковы бы ни были материальные цели внешней политики, такие как приобретение источников сырья, контроль над морскими путями или территориальные изменения, они всегда подразумевают контроль над действиями других посредством влияния на их сознание. Рейнская граница как вековая цель французской внешней политики указывает на политическую цель уничтожить желание Германии напасть на Францию, сделав это физически трудным или невозможным для Германии. Своим доминирующим положением в мировой политике на протяжении XIX века Великобритания была обязана расчетливой политике, направленной на то, чтобы сделать ее слишком опасной (потому что Великобритания была слишком сильна) или непривлекательной (потому что ее сила использовалась с умеренностью) для других стран, чтобы противостоять е.

Политическая цель войны сама по себе заключается не в завоевании территории и уничтожении вражеских армий, а в изменении сознания противника, которое заставит его подчиниться воле победителя.