– Я даже не знаю, как тебе объяснить, что это, – задумался Пенор, подбирая подходящие слова. – Но, кажется, я начинаю понимать, почему с ним такое происходит. Проверим через гипноз?..
– Что-то я начал сомневаться, нужен ли этот твой гипноз, – признался Молохов, передав компьютер обратно хозяину. – Даже та рогатая монашка Гертруда не советовала нам этим баловаться…
– Гипноз поможет восполнить недостающую память, – настаивал иностранец, вытащив из кармана своей зелёной курточки длинную цепочку. На её конце мелькнула продырявленная ржавая монета, которую он продемонстрировал присутствующим. – Метод моего наставника Моринорса помогал пробуждать память даже у застарелых бесов. А это практически невозможно, если ты не знал.
– Я не п-понимаю его фрицовскую т-тарабарщину, – пожаловался Канунин, с опаской поглядывая на Дивеллонта. – Чт-то он задумал?
– Оу, ето не больнен, – пообещал бес. – Толькен я… ти… ми перейти в удобный мешто.
Если экстрасенс и не хотел участвовать в смутной затее швейцарца, то двое желтоглазых посмотрели на него так пронзительно, что отказаться уже не получилось бы.
В единственной комнате из мебели имелся разве что скрипящий диван и замызганный стол. Никаких тумбочек, шкафов, стульев. Стена, за которой находилась другая квартира, сплошь покрылась трещинами и пылью. Посередине даже не хватало части кирпичей, будто их кто-то специально вытащил, чтобы проникнуть к соседям.
– Метод Моринорса заключается не в концентрации внимания гипнотизируемого, – заговорил Пенор вновь на немецком, поэтому его понимал лишь Александр, – а наоборот, в деконцентрации внимания.
Он усадил Степана перед собой на диван и велел не откидываться на спину, а сохранять ровную осанку. Как и предполагал Молохов, бес принялся размахивать цепочкой. Диабетик рефлекторно попытался проследить взглядом за болтающейся монеткой, хотя Дивеллонт его об этом не просил.
– Вам лучше стоять возле меня, – порекомендовал тот, обернувшись на желтоглазых.
Кабал меньше всего хотел наблюдать за происходящим. Судя по всему, он не сильно верил в подозрения сородича. Кажется, у него имелась своя версия для расследования. При этом было очевидно, что их обоих волнуют убийства бесов и особенно случившееся с друзьями Канунина.
Внезапно швейцарец ударил сосредоточенного Степана по щеке. Мужчина растерянно заморгал глазами, словно спросонья.
– Ньет, всё хоррошьё, – как ни в чём не бывало заверил его Пенор и продолжил раскачивать монету на цепочке.
Сконцентрировавшись во второй раз, экстрасенс попытался понаблюдать за действиями гипнотизёра. Он, как и Кабал, слабо верил в волшебные способности беса. За всю свою жизнь гипноз на нём испытывали лишь однажды, в студенческие годы, и то при участии алкоголя.
Новая пощёчина от Дивеллонта заставила Канунина негодовать.
– Д-да чт-то это за гип-пноз, а! – воскликнул он, готовый пнуть рогатого прямо в пах.
– Что он говорит? – обратился Александр к иностранцу, как будто не расслышал слова сидящего мужчины.
– Хват-тит! – погромче крикнул диабетик и хотел подняться, но ноги и руки его не послушались.
– Всё, он в трансе, – заявил бес, перекинув монету в другую руку.
– Что, так быстро??? – удивился желтоглазый парень и хотел дотронуться до Степана, однако Пенор стукнул его по пальцам.
– Не надо ничего делать! – приказал он, и его глаза для гипнотизируемого превратились в два уголька.
Экстрасенс испугался. Он пробовал встать или хотя бы отползти по дивану подальше от рогатого гипнотизёра. Но у него ничего не получалось. Он прекрасно слышал присутствующих, чувствовал их дыхание. Его ощущения почти не изменились, за исключением потери контроля над телом.
– Ти открывайт р-рот, – обозначил швейцарец, и Канунин, к собственному удивлению, выполнил приказ.
Дивеллонт тут же засунул туда монету, оставив лишь край цепочки свисать с нижней губы мужчины. Осознав, что у него на языке ржавый металл, Степан почувствовал прилив тошноты. Однако опустить голову, чтобы выплюнуть рвоту прямо на сапоги беса, ему не удалось. Странным образом тело продолжало неметь.
– А разве он не должен говорить? – уточнил Молохов, с подозрением изучая притихшего диабетика.
– Nein, – послышалось Канунину от беса, который вовсю разговаривал о чём-то на немецком языке.
– Это экспресс-метод, потому что он человек, – пояснил Пенор, хотя понимал его только желтоглазый парень. – С бесами такое не получится. Не знаю, кто ты с твоим другом такие. Но, уверен, из-за ваших необычных глаз такой метод тоже не подойдёт.
– Русские бесы называют нас нуллюмами, – охотно поведал Александр, глядя, как слезятся глаза Степана. – Насколько я успел понять, это латынь. Бесы вообще любят обзываться при помощи латыни.
– Пустой? – недоумённо перевёл иностранец знакомое слово. – Бесы называют вас «пустыми»?
– Копытца считают, что у нас нет души, – вмешался вдруг Кабал своим проникновенным басом. – Они не признают нас такими же копытцами, но и к смертным не относят.
– Оу, любопытнен, – скривив губы, подметил Дивеллонт и вновь дал пощёчину гипнотизируемому. – Ти дольжен вспоминайт, когдай в последнен раз ти видейт швой дрюг…
– Может, лучше мне задать вопрос? – предложил Молохов, понимая, насколько косноязычно звучит речь швейцарца. – Ну, чтобы он его правильно понял.
– Оу, да, конечно, – кивнул тот, уступив место желтоглазому напарнику.
– Стёпа, ты меня слышишь?.. – Он заглянул ему сначала в рот, где собиралась пузырящаяся слюна, а затем в слезящиеся глаза.
Правда, в этот же момент одинокая лампа на потолке заморгала.
– Не надо так, – запротестовал бес. – Ты должен задать ему конкретный вопрос о прошлом. Он не чувствует сейчас ничего, кроме наших голосов.
– А, ну… – растерялся Александр и вновь обратился к Канунину. – Вспомни вечер, когда ты в последний раз выступал с Белославом и Огнедаром. Вас забрала «скорая помощь»?
В ответ Степан лишь проглотил собравшуюся слюну, чуть не поперхнувшись ржавой монетой. Свет перестал мигать, но по стенам прошлось пугающее шебуршание.
– Он сейчас не сможет ничего сказать! – возмутился Пенор, стукнув желтоглазого по плечу. – Задавай вопросы медленно, а потом только он нам расскажет, что увидел в своих воспоминаниях…
Усвоив более последовательный алгоритм странного гипноза, парень принялся в предельно спокойном тоне расспрашивать экстрасенса о ночи, когда погибли его друзья. Ни лампа, ни стены больше не реагировали. Впрочем, и сам гипнотизируемый стал вести себя смирно. Когда у него во рту наполнялась слюна, было ясно, что он готов к новому вопросу. Несколько минут Канунин вёл себя как статуя, не издавая никаких звуков. Но с каждым новым вопросом он оживал, шевеля на языке монету.
– Wunderbar! – первое, что услышал Степан, когда кислый предмет наконец-то вытащили из его рта.
В следующий момент мужчину вырвало. Правда, попасть на сапоги швейцарца он не успел. Дивеллонт быстро отправился в санузел мыть свою цепочку.
– Ну, как ты? – насторожился Молохов, предложив вафельное полотенце.
– Вы же г-говорили, что будет не б-больно! – завопил Канунин, хотя в горле заметно першило.
– Ты что-нибудь слышал или видел? – поинтересовался Александр, подав ему бутылочку воды. – Какие-то образы? Может, символы?
Утолив жажду, экстрасенс вдруг напрягся и уставился на окно. Желтоглазые недоумённо посмотрели туда же и даже подошли проверить стекло. Однако за ним ничего уникального не происходило.
– Оу, вот он готов! – радостно возвестил бес, вернувшись в комнату с помытой цепочкой.
– Готов к чему? – нахмурился Молохов, склонившись над притихшим Степаном.
– Готов отвечать на твои вопросы, к чему же ещё! – усмехнулся Пенор и уселся на край дивана с чувством выполненного долга.
– Эй, Стёпка, ты здесь? – обратился парень к своему пленнику.