Гармония (3 в 1)

– Что это?

– Хрен его знает.

– Без выражений, пожалуйста, – поморщился Николаев.

– Извините. Похоже на дневник, но там какая-то абракадабра…

Николаев открыл тетрадь. На первой странице было всего одно слово: «ГАРМОНИЯ».

– «Сложно объяснить, как это случилось. Возле последнего необитаемого острова Земли столкнулись подводная лодка и самолет», – прочитал он вслух на второй странице.

– Бред, – пожал плечами худой. – Но любопытно не это, а то, что запись на последней странице сделана примерно сутки назад, то есть за час-полтора до смерти мужчины, а тетрадь лежала рядом с ним.

Николаев открыл последнюю страницу.

«…И будешь скулить над раздавленным приплодом и думать: неужели эта игра до сих пор забавляет того, кто все когда-то начинал?..» – прочитал он уже про себя.

– То есть получается, что за полтора часа до смерти он размышлял о смысле жизни, а не о нападении? – полуспросил Николаев.

– Получается, что так.

– Но ведь нападение было. Не мог же он сам себя изнасиловать…

– Нападение было. Но все как-то очень странно. Если они впустили в квартиру знакомых людей, то получается, что эти знакомые тупо ждали, когда он испустит дух, да еще позволяли ему делать последние записи.

– Секта, любовный треугольник, долги… – кусая губы, перечислял Николаев, начиная загораться трудностью предстоящего расследования.

– Хрен его знает, – отозвался худой. – Извините… Насчет секты, кстати. Холодильник на кухне…

– Тоже умер? – пошутил Николаев.

– Нет, – улыбнулся худой. – Он почему-то забит яйцами.

– Чьими яйцами?

– Куриными вроде.

– И что из этого?

– Не знаю. Просто их много – штук сто, не меньше.

– Зачем им столько яиц?..

– Теперь уже не узнать.

Николаев огляделся. Аккуратная квартирка. Уютные розово-голубые тона. Никаких следов беспорядка или борьбы. Он опять вернулся в зал, чтобы взглянуть на труп мужчины.

– Что у него в руке? – показал он на кусочек чего-то белого в левом кулаке покойного.

– Упс, – выдвинулся вперед худой и склонился над трупом. Лопатки на его спине разошлись и сошлись в серьезном усилии. – Обезьянка, – ухмыльнулся худой, поворачиваясь к Николаеву и протягивая ему маленькую мягкую игрушку.

Николаев принял обезьянку и, повертев ее в руках, задумался.

– Значит, так, – сказал он после долгой паузы. – Бог с ними, с яйцами и обезьянкой. Трупы на экспертизу, заключение завтра ко мне. Мне нужны также протоколы допросов соседей и хозяйки квартиры. Как ваша фамилия? – обратился он к худому.

– Лунин.

– Я вас не помню.

– Первый месяц работаю. Перевелся с Юго-Запада.

– Хорошо, будете работать со мной по этому делу. Я договорюсь. Пробейте через МИД, чем девушка занималась в Голландии. Выясните через владивостокских коллег о прошлом обоих. Пока все. Да, тетрадь отправьте на почерковедческую экспертизу. Пусть сверят с подписью в паспорте. В общем, поработаем над тем, что есть, а там посмотрим, – и Николаев сунул игрушку в карман.

* * *

– Постарайтесь вспомнить: ваша эрекция соотносилась с образом девушки, как если бы она была живой или, извините, с трупом?

– Господи! Ну конечно, с живой! По-вашему, я похож на извращенца?!

– Нет, что вы. Мне просто необходимо составить полный психологический портрет клиента. И я обязан задавать подобного рода вопросы, хотя прекрасно понимаю, что у вас нет необратимых перверсий, если вы сами, без понуждения упоминаете о таких деталях.

– Это получилось машинально…

– Понимаю. И это тоже очень важно.

– Но это не относится к сути дела. Это только мои ощущения, а речь идет об отношениях между другими людьми.

– А вот тут вы не правы. На первом месте в этой истории именно ваши ощущения. Это странное дело лишь спровоцировало их пробуждение и определенную трансформацию в сознании, что и привело вас ко мне. Я хочу сказать, что вы давно жили с этим. И благо, что вы нашли в себе мужество обратиться за помощью на ранней стадии, не доводя свои размышления до болезненной фобии. Я могу с полной уверенностью сказать, что вы не больны. Но вам необходимо разобраться с накопившимися в вашей жизни проблемами, с тем чтобы спокойно и уверенно двигаться дальше. Поэтому продолжайте. Я вас внимательно слушаю.

Глава третья

И он опять почти не спал, а утром вспомнил, что практически не прикасается к пище двое суток. Организм не бунтовал. Организм все понимал и соглашался на сигареты. Организм знал, что наступает самый ответственный момент, и его физиологические порывы в решающие моменты могут все испортить. А еще организм, так же как и Бобби Старший, истосковался по ласковым женским рукам и пахнущим парфюмом волосам, в которые так приятно зарываться носом. И женской груди с крупными или не очень сосками, такими сладкими на вкус, что инфантильность момента заставляет дрожать каждую клетку организма ожиданием еще только предстоящих открытий. И женским ножкам, и тому, что находится между ними, как последней скрижали признания организма, достойным наивысшего наслаждения за свое терпение и стоицизм.

Но она пришла и обидела организм. Он был уверен в победе, а она сказала, что в первую ночь никогда!

– Но это же глупо! – воскликнул он.

– Извини…

Он пытался доказать ей нелепость происходящего с фантастической изобретательностью, и даже весьма преуспел в этом направлении, уже отбросив ее трусики на середину комнаты. Но он явно недооценил ее принципиальность и искусство владения женским набором психологического оружия для самообороны.

– Андрей! – рубанула она его тяжелой палицей чужого имени в тот момент, когда он уже взметнулся над ней в последней атаке перед сокрушительной победой. И Бобби Старший свалился рядом с собственным мгновенно утратившим боевую мощь организмом, глотая воздух беззвучным разочарованием.

Она долго извинялась, гладила его по груди, уверяла, что не знает, почему назвала его Андреем – у нее даже знакомых нет с таким именем. Но он смирился с поражением и уже не предпринимал попыток организовать новое наступление. Смирение его оказалось настолько искренним, что ничего не произошло и на следующую ночь, когда принципиальность Лапочки была удовлетворена и она всячески выражала свое удовольствие тем, что он прошел испытание. Он стал «хорошим», «таким, каким она его себе и представляла», но, будучи «хорошим», он напрочь утратил мужские кондиции.

Шесть часов подряд, с небольшими перерывами на перекур и кофе, он мучил себя и ее бесплодными усилиями нанести на их отношения последний, а точнее, первый плотский штрих. Все было напрасно. Организм, оскорбленный в своих лучших побуждениях накануне, не слушал никаких увещеваний. Он слушал только себя, некстати напоминая, что уже третий день хочет кушать, что никогда так много не курил и что не видит смысла во что бы то ни стало сделать так, чтоб встало, потому что эта девочка, конечно, класса экстра, но ведь она здесь все равно не останется навсегда. У нее муж, с которым, по ее же словам, она занимается сексом каждый день, потому что это обязательное условие семейной жизни.

«Ты готов к такому пожизненному марафону, Бобби Старший? – спрашивал организм. – Лично я нет. Ты слишком долго ее ждал. Я успел привыкнуть к определенному укладу жизни, когда если уж совсем припрет, то вызываешь проститутку, а остальное время можно расслабленно сидеть задницей в кресле или за рулем автомобиля, кушать на ночь аджику – не чистя зубы, смотреть в час ночи боксерские поединки на НТВ или фильмы на канале «Культура», которые сводят с ума скукотищей 90% аудитории, макать пряники в сгущенное молоко, покрывать толстым слоем крема облеванные ботинки, читать заумные книги без необходимости их обсуждения, потому что не с кем (с ней, кстати, тоже не получится – не ее профиль), не думать о будущем – в нем ничего хорошего не светит, не смазывать подмышки антиперспирантом после спортзала (подмышки смазывают после душа, а душ принимать лень) и еще много чего делать или не делать так, как ты же, облажавшийся Бобби Старший, меня и приучил.