Томми

Сильный свист в открытое окно смешался со встречным потоком и ароматом мелькающих палаток. То ли это запах масляной выпечки, то ли это одиноко стоящее дерево и вокруг него свежесть срезанной травы, либо разлетевшийся на многие километры запах сырного липкого попкорна, пылинки розовой сахарной ваты.

Таким сладким сон был так же и из-за этих разных запахов. Еще тогда мне пришло осознание, что это не просто так. Так, без смысла вообще ничего не может быть.

В голову пришло банальное согласие с собственным мнением – оно точно указывало на то, что мое тело было предназначено для тонкого и яркого ощущения всего, что кажется незабвенно интересным.

Все так же хотелось лечь к Эмри, моей любимой матери, на ручки, сомкнуть веки и смотреть вверх, видеть их рядом, улыбающимися, но вместо этого.

– Ты хоть это понимаешь?!

– Что именно?!

– Да то, что у нас появился маленький ребенок, моё счастье и подарок изрядно уставшему от всего сердца!

– Мне кажется, что ты слишком все драматизируешь. Он, это маленькое создание, наша общая радость!

– Серьезно?! Я что-то не видела от тебя того, чтобы сам взял его к себе на руки, крепко прижал и понес!

– Да что ты такое говоришь?! Я боялся. Сделать. Что-то не так, неправильно, чтобы с ним все было хорошо. Очень сильно хочу его обнять и чмокнуть в розовый сморщенный лобик! Но ты сама его загребла в свои руки и даже не дала мне шанса выбрать что-либо!

– Не смей повышать на меня голос!

– А сама? Зачем позволяешь себе этого со мной?!

– Потому что! Потому что. Прости… Я порой могу быть неправа.

– Я все прекрасно понимаю. Возможно, и моя в этом вина тоже есть.

– Безусловно! Чего мне стоило проносить Томми девять месяцев и потом освободить из себя. Сколько всего мне пришлось пережить. А ты не ценил!

– Ты себя слышишь?! А кто, кто скажи мне, пожалуйста, бегал как в задницу ужаленный, когда тебе видите ли нужны стали тапки, в которых ты ни разу не ходила за свою жизнь. Зачем?

– Ну, понимаешь. У меня период сложный был!

– Понимаю! А потом еще хуже. Огурцы, малосольные… И не с молоком, которое у нас, конечно же, было, и не с рыбой, а именно с сахаром! Причём, он обязательно должен был быть не маленькими и не большими, а средними кубиками! Квадратики! Это ты понимаешь?!

Такой агрессии я никогда не слышал от моего отца6 много капель адреналина в крови, летающих спонтанными зигзагами в сердце. Ну, точнее, последние пару часов с моего рождения! Здорово звучит, да? Почему-то, мне было его очень сильно жалко. Он любил меня, хоть ни разу ещё не коснулся, не поцеловал. Хотел как лучше, но все-таки, похоже не умел. Я понимаю его, так как сам ещё не могу говорить или касаться его шелковистых усов под хмурым носом. Несомненно, люблю их всех. И они меня. Но зачем ругаться? Мне этого никогда не понять…

– Замолчи!

– Рот закрой!

– Заткнись, Томми… спит.

– Извини, милая.

– Да уж, наконец-то ты осознал, как был не прав!

Теперь мне точно стало понятно, что больше мне никогда не нравилось в лице моего отца. При вспышке громких злобных слов или фразы в его адрес, он замыкался. Резко воцарялась грустное молчание. Таким больше никогда не хочу его видеть. Он же ведь другой! Радостный! Веселый! Он любит маму, меня, спокойного Томми. Весь мир! Но почему так быстро соглашается с тем, что его резко в чем-то обвиняют? Глаза теряют естественный блеск, безмолвие душит, он задыхается и молчит. Это выглядело бы слишком странно и непонятно; но лезет рукой в карман, достает грустную маску серого оттенка и примеряет. Натягивает. Она мала, не для

него… Он другой! Но все равно как-то умудряется одеть ее. Сильно стягивает кожу лица, давит на виски, кусает за волосы. Люблю его любым, но не тогда, как он обличается в нее, он становится очень печальным.

Голоса понемногу стихали, мы ехали дальше. Мимо зелени и шуршащих на кронах птиц, мимо палящей влажности в небе, ибо дождь уже закончился. Вперёд, изредка сворачивая; понемногу, почти приехали, а я уже успел сладко уснуть.

Как и думал, это место было волшебным, очень интересным. Мало чего видел сегодня, но воспоминания остались ярким всплеском в памяти. Если умел, точно решил бы пройтись по комнатам и взглянуть на все молодыми глазами, когда там ещё витала жизнь: мама улыбается, готовит обед, папа возвращается с магазина после работы, спешить на встречу с Эмри. Они друг без друга не могут жить. Так было до моего появления, я уверен, и почему же именно мое появление стал причиной их раздора. Может, этого не стоила моя жизнь, появление на свете…

Солнечный день в морозную свежую зиму, запотевшие инеем окна, безмолвие. Эти половицы из темного дуба, постоянный стук подошвой по лестнице, чистые прибранные комнаты, а они все продолжают спорить. Только тише, а я почти ничего не слышу.

– Роуд, ты понимаешь?! Томми – это наше общее счастье и… беречь!

– Да, милая, все прекрасно понимаю.

– Это ты только так говоришь, чтобы я отстала!

– Нет, что ты?

– Да ничего, в самом деле!

– А зачем ты тогда кричишь? Ругаешься?!

– Потому что… Я не знаю…

– Давай поговорим… Я тебя обожаю!

– А я люблю!

– Приятно.

– Но почему ты меня не любишь?!

– Вообще-то, обожать – это больше чем любить!

– Лжец! Ты всю жизнь говорил, что влюблен, любишь, а сейчас?

– Да, тоже.

– Не ври мне!

– Я не собирался… Читала новости.

– Какие? Что-то серьезное случилось?

– Да нет, вон друг моего детства, Дрэн, умер.

Нашли тело возле фонарного столба, никаких признаков насилия, ничего. Странная скользкая верёвка в кармане и стул. Верно, ремонтировал освещение и упал…

Бедняжка…

Она не могла долго прийти в себя, ведь это тоже ее знакомый, так еще и ближе, чем его жена. Такими грустными никогда их не видел. Что должно было случиться, чтобы ещё увидеть такое вновь, я не знаю.