Ричард Длинные Руки – сеньор

– В чем?

– А вот в этих бабах, – сообщил я.

– Соблазны?

Я перевел дух, объяснил:

– Еще какие! В моем мире… гм, в моем королевстве женщины весьма свободные особи. Чуть что не так – в рыло, а то и ногой в зубы. Нет, не мы им – они нам! Да сразу в рыло, ногой! Задней. У нас нет таких, чтобы вот так спасти, а она за тобой, как щенок, – преданно и счастливо… А что еще мужчине надо? Только, чтобы женщина восхищалась, смотрела снизу вверх.

Он смотрел на меня в задумчивости и печали. Потом перевел взгляд на спасенную. Она медленно приходила в себя, лицо все еще оставалось бледным, но молодость быстро берет верх, повернулась, окинула взглядом Сигизмунда, снова посмотрела на меня. Я увидел, что вот-вот это будет что-то вроде имплантинга или как его там, когда цыпленок или щенок считает мамой то, что увидит, когда впервые откроет глаза. Когда девушка обнаженная – это эротика, когда голая – уже порнография, но в этой есть то и другое, плюс нечто еще такое, что я тоже готов был разделить мир всего лишь на две категории: вот таких хорошеньких девушек и остальных уродов.

Я поднялся, холодный ветер в мокрой одежде пронизывал насквозь. Дрожь пробрала тело, я задрал голову, смотрел на высокий обрыв. Так уже собралась чертова тьма народу, все жестикулировали, верещали тонкими обезьяньими голосами и подобно бандарлогам суетливо указывали в нашу сторону.

– Надо подниматься наверх, – сказал я. – Но, сэр Сигизмунд, берите женщину на свое седло. Если сейчас же не въедем в город, меня разобьет насморк.

Он сказал с беспокойством:

– Почему я? Спасли вы…

– Я просто вместо тебя нырнул. В твоих бы доспехах… Словом, твоя идея, сам и расхлебывай!

Я свистнул, послышался грохот копыт, конь возник передо мной с горящими глазами и взлохмаченной гривой. Зубы, понятно, оскалены, у него шкура, как я уже понял, плотная, непроницаемая для воздуха, как у собаки, потому приходится раскрывать пасть, чтобы охладиться.

– Умница ты мой, – сказал я нежно и поцеловал в его нежные и мягкие, как протекторы КамАЗа, ноздри. – Я тебя люблю, золотце мое эпоксидное…

Конь жадно подышал мне в ухо, прежний хозяин не баловал его лаской, а ласку все животные любят, вон как спасенная жмется к Сигизмунду…

Я взлетел в седло, по очень крутому подъему поднялся наверх, не думал, что такое вообще возможно, но конь то ли выдвигал из копыт стальные клинья, то ли еще как, но мы поднялись наверх с такой же скоростью, как будто неслись по ровной степи.

Народу собралось не меньше трех десятков, но только человек пять из них крепкие мужики и при оружии, остальные же те, кого называют отцами города.

Они уставились на меня со страхом и возмущением, а я выпрямился в седле и сказал громко:

– Паладин Ричард Длинные Руки!.. Что был за обряд?

Они смотрели на меня так, как будто я показал им звезду шерифа и назвался агентом НКВД. Заговорил крупный дородный мужчина с сильным властным лицом, одетый тепло, несмотря на теплую погоду:

– Ежегодное приношение водяному богу!.. Чтобы река не пересыхала… Но как ты, дерзкий, осмелился…

Я вскинул руку, останавливая, сказал еще жестче:

– Ваш водяной бог убит. Спуститесь, он там кверху брюхом плавает. Что значит, сила Господня одержала верх и победила Зло его же оружием. Отныне рекомендую прекратить эти непотребства. По крайней мере до тех пор, пока не заведется в тех норах что-то еще. Или же сбрасывать таким же зрелищным образом рецидивистов, уголовников, клятвопреступников, гомосексуалистов, любителей кошек и других асоциальных… Рыбе все равно… Есть в вашем селе постоялый двор?

Они смотрели на меня обалдело, наконец один, посмышленее, указал в сторону домиков:

– Доблестный паладин, у нас не село, а город, которому три тысячи лет. Он даже был однажды столицей неведомого государства, а сейчас, конечно… но постоялый двор есть, вон тот дом с красной крышей! Видите?

– Отыщу, – заверил я. – Спасибо за сотрудничество!

Я повернул коня и послал рысью к домикам, где краснокрыший выглядел выше всех. Хотелось галопом, но сдерживался, хотя зубы уже начали выбивать дробь. У самых домов Сигизмунд нагнал, спасенная впереди, как Аленушка на Сером Волке, склонив голову на рыцарскую грудь. Рыцарский плащ Сигизмунда, вернее, тот, который он именовал рыцарским, старый, поношенный и без креста, купленный на постоялом дворе, укутывал ее с головы до ног.

Постоялый двор почти пуст, только у колодца женщина с натугой крутит ворот, а у коновязи мужик повязывает к морде коня торбу с зерном. Никто не вышел встречать, Сигизмунд разрывался между долгом соскочить первым, принять моего коня, помочь мне сойти и всячески заботиться, ибо в его ранге он должен выполнять и обязанности оруженосца, и в то же время не знал, что делать со спасенной.

Я соскочил, набросил повод на крюк коновязи. Если мой конь захочет есть, сгрызет и столб, за спиной послышался вздох облегчения, это Сигизмунд спрыгнул и принимал на руки девушку. Я не стал смотреть, как она к нему прилепится и как он ее будет отдирать, толкнул дверь, в лицо приглашающе пахнуло смесью жареного лука с рыбой, наваристой ухой, хорошо прожаренным сомом. Похоже, сегодня рыбный день, водяной бог в ожидании невесты расщедрился на богатый улов.

Всего четыре стола, пусто, запахи идут со стороны кухни. Пока я раздумывал, сзади затопало, вошел мужик, кормивший коня, сказал почтительно:

– Чего изволите, сэр?.. Я хозяин этого двора.

– Прекрасно, – ответил я. – Сумеешь накормить двух мужчин и одну женщину?

– Конечно, сэр, – ответил он с некоторой задетостью. – Иначе зачем бы наш двор… Будь вас даже сто человек…

Он бросил взгляд на входящего следом Сигизмунда, поперхнулся, прикусил язык. Грудь молодого рыцаря украшал могучий красный крест, на сгибе левой руки шлем с красным крестом, и вообще крестоносность из сэра Сигизмунда буквально перла, а на лбу было написано крупными буквами, хоть и с ошибками, что он – верный слуга церкви.

– Ладно-ладно, – сказал я, – старший здесь я, а мне по фигу, какой магией разводишь огонь под котлами. Понял? Выполняй.

Он исчез, Сигизмунд взглядом указал на девушку, что пряталась под плащом и едва ли не залезала молодому рыцарю под мышку.

– Сэр Ричард…

– В комнату, – отмахнулся я. – Если ей идти некуда. Негоже молодой даме сидеть в корчме с двумя мужчинами. Хотя, мне кажется, как только ее родители дознаются…

Запахи пошли еще сильнее, теперь добавился аромат мяса. Пришла женщина, которая доставала воду из колодца, вытерла насухо стол, поставила крохотный кувшинчик с цветами, застенчиво улыбнулась, исчезла, уводя с собой девушку. Мы кое-как расселись, устраиваясь с мечами, топорами и молотом, и тут же хозяин вышел с кухни с подносом в руках. Еще издали посмотрел в сторону Сигизмунда с настороженностью, потом с надеждой на меня.

Пока он приближался, на подносе, как я заметил, в двух огромных мисках уха, я рассматривал само помещение. Вообще-то странная эта корчма, все приметы христианской атрибутики: зеркала и свечи, даже вроде бы просвирки, но в то же время вон у противоположной стены вырезанная из цельного столба фигура не то кобольда, не то огра. Добро бы только фигура, но у подножия колода, забрызганная кровью. Конечно же, на ней режут кур да гусей, как обычно, но все же подозрительно похоже на жертвоприношение…

Хозяин поставил поднос, начал перегружать миски на стол, я кивнул в сторону столба, поинтересовался:

– И богу свечка, и черту кочерга?

Он не смутился, ответил просто:

– Я не воин, ваша милость. Я, как лекарь, обязан обслуживать всех, не так ли?.. Потому мне нельзя принимать чью-то сторону.

– Дешевле, – сказал я резонно, – если ни тому ни другому.

Он покачал головой, вздохнул:

– В нашем мире так: как ты к кому, так и он к нам. Старые мудрецы говорят, что с людьми и богами поступать надо так, как хотел бы, чтобы эти сволочи поступали с тобой. Не угадаешь, к кому попадешь! Да и зачем вообще с кем-то ссориться?

– Тоже верно, – одобрил я. – А чего ты только рыбу принес?

Он сказал нерешительно:

– Так ведь… пост же… а вы – рыцари…

– А, – сказал я, – вот ты о чем!.. Тогда неси-ка что-нибудь из… чего-то другого, понимаешь? Я ведь не простой рыцарь, а паладин, не видишь?.. А паладины умеют творить чудеса. Не очень большие, но и мелочи могут скрасить жизнь.