Посвящение Исиды. Том первый. Эта книга о дежавю, о потопе, о посвящении

На следующее утро я с написанным заявлением отправился в сельсовет и по дороге туда встретился с этим «Валодом». Он стоял на тротуаре из выложенных квадратных бетонных плит рядом с возвышавшимися стенами ПЕРВОГО этажа будущего ДВУХЭТАЖНОГО дома. Этот дом строить на месте снесённой одноэтажной гостиницы. ПЕРВЫЙ этаж был уже почти готов. На этом строительстве работала бригада армян. С той стороны плиты, на которых стоял «Валод», сохранились хуже, чем у автовокзала, от которого начинался их ряд. Часть из них местами уже ОТСУТСТВОВАЛА, часть лежала обломками. «Валод» заметил меня и подозвал к себе.

– Здравствуй.

– Здравствуй… – ответил я, обратив внимание на то, как волнение изменило мой голос.

– Не работаешь? – с какой-то озабоченностью и участием спросил он. Он спрашивал так, словно НИЧЕГО не произошло.

– Нет… – поднявшаяся к горлу волна от закипавшего во мне гнева помешала мне продолжить ДАЛЬШЕ. Эта тварь, одна из тех стервятников, которые кормяться чужими бедами, по всей видимости, по-прежнему считала меня своей добычей. Мне было известно, что ему в «дорожном» за те ДВЕ недели подготовительных работ отдали ДВЕСТИ тысяч. Я не собирался брать с него какие-то денег. Мне не нужны были и его ответы на мои вопросы. Мне нужно было задать ему те вопросы, которыми мог назвать его ВИНУ, перед тем как набить ему хорошенько морду.

– А с теми деньгами, которые в «дорожном» получил, что случилось?

– С какими деньгами?! – он выразил своё недоумение.

– А что это за разговоры, которые ты ведёшь за спиной моего отца? – задал я ВТОРОЙ вопрос для того, чтобы назвать ВТОРУЮ причину.

– Это твой отец!… Это как раз твой отец и ведёт эти разговоры! – с такой поспешной живостью заговорил «Валод», стараясь побыстрее ответить на мой ВТОРОЙ вопрос, чтобы избавить себя от НЕОБХОДИМОСТИДАЛЬШЕ говорить что-то про деньги. И при этом он стал тыкать прямо перед моим лицом выставленным указательным пальцем правой руки для большей убедительности его слов.

Тут я ладонью правой руки отбил влево от своего лица его руку, затем, вернув её в исходное положение, но уже сжав её в кулак, нанёс удар по лицу. «Валод» сразу бросился ко мне и ОБХВАТИЛ меня за шею левой рукой. Мне пришлось выронить листок с написанным заявлением, который держал в левой руке, чтобы ЗАЩИТИТЬСЯ ею от возможного его удара правой рукой. Моя правая рука осталась свободной. И я этой рукой, согнутой в локте, стал наносить удары по его левой стороне лица. Удары он получал до тех пор, пока ему не стало ясно, что в таком положении он и ДАЛЬШЕНИЧЕГО не сможет мне СДЕЛАТЬ. Он отпустил мою шею и бросился в сторону, чтобы СХВАТИТЬ какие-то камни. Я УСПЕЛ схватить обломок от бетонной плиты и увернуться от брошенного в меня камня, и бросить этот обломок этой твари на ноги. Эта тварь бросилась от меня за выстроенные стены. Затем она стала как через бойницы там, где ДОЛЖНЫ были потом установлены окна и двери, бросать в меня камни и обломки кирпичей. СКРЫВШИСЬ за стенами, он перебегал с места на место, чтобы я не смог в него попасть. За стены я не собирался заходить. Мне не хотелось, чтобы там на меня напали. Я решил, что мне лучше будет подобрать выроненный листок с написанным заявлением и отправиться в сельсовет. Через ДВЕ сотни шагов я добрался до сельсовета.

– Подрался? – спросил меня глава администрации у себя в кабинете.

– Да… Пришлось тут… заняться одной сволочью… – ответил я, ещё продолжая шумно и сбивчиво дышать.

Он изменился в лице, когда стал читать моё заявление. Оно ему явно не понравилось.

– Ответ на моё заявление будет?

– Будет… – он помрачнел и выдавил только одно слово.

Я направился в обратную сторону, когда вышел из сельсовета. Когда заметил шедшего в мою сторону «Валода» по другой стороне дороги, то на этой наклонился и подобрал штук шесть камней. Когда мне до него оставалось СДЕЛАТЬ шагов тридцать, я перебежал дорогу и двинулся прямо ему навстречу. Этот «стервятник» шёл и носовым платочком раз за разом обтирал пострадавшую часть своего лица, что помешало ему вовремя меня заметить. Когда он меня заметил, я находился от него в пяти-шести шагах. Он отнял платочек от лица и задал такой вопрос, которым словно подводил себя к пониманию происходящего:

– Опять пришёл?

– Пришёл! – ответил я и на ходу сильным толчком обеих рук в область его плеч опрокинул его на спину. В шагах восьми от входа в гастроном он лежал на спине каким-то перевёрнутым жуком и стал пытаться сначала перевернуться, чтобы затем встать на ноги. Я пинком перевернул его снова на спину, когда он поднялся на четвереньки, чтобы встать, затем с силой метнул ему в область груди один из тех камней, которые подобрал, чтобы он понял, что какой болью грозит занесённая над ним рука.

ВТОРОЙ камень я не спешил бросать, чтобы тот ждал удара и дольше мучился ожидая его. Пока я держал над ним занесённую с камнем руку, он, скрестил над головой руки, согнутые в локтях, чтобы ЗАКРЫТЬСЯ ими. Он ЗАЩИЩАЛ свою голову, «подлых замыслов обитель», и извивался на спине, собираясь увернуться от возможного удара. Когда он в течение минуты не дождался удара камнем, решил снова попытаться встать на ноги. Я опять пинком развернул его на спину, и тут же с силой метнул в него ВТОРОЙ камень. Затем метнул в него ДВА камня, один за другим. Потом занёс над ним пятый камень. Он опять стал извиваться на спине, ЗАКРЫВАЯ голову руками.

Тут я заметил, что в нашу сторону бегут ДВОЕ армян, один из них был таким же «бригадиром» над остальными, каким был одноглазый. Эти ДВОЕ были не на моей стороне. Мне нужно было УСПЕТЬ бросить ДВА оставшихся камня в ту тварь, которая лежала на спине, и сразу отбежать в сторону. «Бригадир» что-то крикнул мне, и тут же эта тварь попыталась подняться и СХВАТИТЬ меня. Даже эта тварь сразу поняла, что бегущие к нам были на её стороне. Но я сразу бросился в сторону и перебежал на ту сторону дороги, обещая такую расправу каждому из тех, кто «силой или обманом губить» будет нас.

Когда дома я посмотрел в зеркало, то поразился тому, что насколько заметной и яркой была широкая полоска крови у меня на носу. А я и не подозревал, что мой нос был настолько заметно выпачкан кровью той твари. С таким носом я зашёл в кабинет главы сельсовета.

Прошла неделя, и за мной приехал из милиции один старший лейтенант на мотоцикле с коляской, чтобы отвезти меня туда. Я подумал, что меня решили забрать за то, что закидал камнями ту тварь, но выяснилось, оказалось, что я оказался в союзе с чем-то преступным из-за слов, написанных мной в заявлении.

Начальник милиции стал возмущаться тем, что я посмел написать такое заявление. И для большинства тех, кто находился в том кабинете, куда меня привели, я словно мог только оставаться под подозрением в совершении каких-то преступлений, например, в Нагорном Карабахе, после постарался уехать куда-нибудь ПОДАЛЬШЕ, чтобы СКРЫТЬСЯ в этих краях. Они же не знали моего прошлого, и в самом этом уже зарождалась какая-то моя ВИНА. Мне один из сидевших за столом так прямо и заявил: «Мы же не знаем, что ты ДЕЛАЛ и чем занимался до приезда к нам».

«Пешком пойдёшь!!! …в свою умытую Армению!!» – заявил мне начальник милиции, когда я предложил им приложить такие усилия, чтобы мне вернули заработанные деньги, чтобы мог уехать оттуда. «Вы под этими всеми сказанными своими словами можете подписаться?» – задал я вопрос в ответ на всё сказанное мне. Начальника милиции не смог найти слов в ответ на мой вопрос. Мой вопрос вызвал у него такое затруднение, что возникла пауза. А я, когда эта пауза позникла, сказал ему и всем остальным:

– А я под своими подписался!

– Ну ты и наглец!! Ну ты и наглец!! …Завтра пойдёшь к главе администрации и ИЗВИНИШЬСЯ перед ним!

– Я завтра ОБЯЗАТЕЛЬНО к нему пойду, но ИЗВИНЯТЬСЯ не буду, потому что мне не за что ИЗВИНЯТЬСЯ!

На следующее утро мне отправился в сельсовет. Глава сельсовета находился снаружи и был озабочен проводившимся наружним ремонтом, которым занимался один из его подчинённых.

– Здравствуйте. Я совешил одну ошибку.

– Какую, – сказал мне глава сельсовета с готовностью выслушать, по всей видимости, мои ИЗВИНЕНИЯ и принять их.

– Такую, что ПОВТОРИЛ слова Лермонтова. Вы с ним, видимо, не можете согласиться.

Он растерялся и поспешил мне ОБЯЗАТЕЛЬНО что-то сказать:

– Россия!… Она же такая светлая! …такая чистая…. Как её можно назвать «немытой»?

– Где это Вы сейчас видите «светлое» и «чистое»?! В ценах, которыми народ обобрали? Или в потоках лжи, с помощью которых его загнали в беды и несчастья, чтобы на этом какие-то твари стали наживаться?! Или в том, как население вашей России стало вымирать?! Мне, почему-то, жить тошно от всего происходящего, от всего вашего «светлого» и «чистого».

– Это вам-то плохо живётся?!

– Конечно!

– Да вы торгуете на рынке!

– Кто торгует?!

– Вы.

– Я ни одного дня ни на каком рынке не торговал!

– Не ты – так твой отец торгует!

– Мой отец не торгует. Что Вы сочиняете?

– Не отец, так, значит, кто-то другой с такой же фамилией! Или вы думаете, что нам НИЧЕГО не известно? Думаете, что мы НИЧЕГО не знаем?!

– Знаете что, Вы лучше приходите к нам домой и посмотрите на то, что как мы живём.

Этот разговор ни к чему существенному не мог привести, а я и не собирался, чтобы он стал ТЯНУТЬСЯ и продолжаться ДАЛЬШЕ. Когда я стал уходить, то на обратному пути стал подходить к пониманию того, что почему могли прозвучать такие ОБВИНЕНИЯ в торговле. Года ДВА назад сестра по причине нашего безденежья решила взять и продать кое-что из своих новых вещей, которые ещё не были в употреблении, и отнесла эти вещи в один из ОТКРЫВШИХСЯ частных магазинчиков, где она лишалась пятнадцати процентов от установленной ею цены в случае продажи. Я подумал о том, что власть держиться на возможности ОБВИНЯТЬ, оставлять кого-то в чём-то ВИНОВАТЫМИ