Крики прошлого. Часть I

– Как это? Нужно обязательно найти ее для дачи показаний в суде!

– Я не знаю, где она может быть! – рассердившись, ответил Виктор. – Я привел ее домой, и она была у меня, а потом исчезла, сбежала, испарилась!..

– Тише, тише, – успокаивающе отвечал Геннадий. – Нас могут услышать! Так, хорошо. Что ты о ней знаешь? Как ее зовут, откуда она, где жила, училась? Ну? хоть что-нибудь-то ты должен о ней знать!

– Ее зовут Кристина, и она учится со мной в университете в одном потоке. Это все, что я знаю.

– Ну, хорошо. Этого достаточно. И еще. На видео я увидел с тобой еще одного парня. Кто он и где сейчас?

– Это Филипп. Нас Егор познакомил, когда мы покупали наркотики, – стыдясь своего признания, Виктор сделал небольшую паузу, а после, сравнив остальные свои оплошности, решил, что наркотики не так уж и страшны. – Это он дал мне пистолет, а потом почему-то помог. Я о нем толком ничего не знаю, скорее всего, Филипп – вообще не его имя. Помню, он говорил, что уедет в Питер, поэтому Вы вряд ли его найдете. Но я в нем уверен! Он не сможет помочь папе как свидетель, но никак и не навредит – это уж точно! – почему Виктор сказал неправду, он до сих пор не знает. Видимо, просто побоялся еще больше навредить или подставить Филиппа.

– Да уж, помог он тебе… Не дав он тебе оружие, ничего бы и не было! – Возмущался Геннадий Юрьевич.

– Я бы тогда камнями их забил, – очень тихо, но все-таки так, чтобы было слышно собеседнику, возразил Виктор.

– Ладно, мне нужно идти координировать нашу армию юристов-дармоедов, а ты оставайся здесь и никуда не выходи из комнаты, понял? – последние слова Виктора юрист оставил без внимания.

– Да, – Геннадий Юрьевич уже, было, собрался уходить, как Виктор его остановил. – Постойте! Кто-нибудь еще знает правду?

– Кроме Нади, никто. И не нужно, чтобы кто-нибудь знал. С твоей мамой мы уже поговорили.

– Это поэтому она никак не может успокоиться? Она знает, что папа не виноват, но ничего не может поделать, – подытожил Кротов.

Геннадий, взяв его за плечи, два раза кротко кивнул, сказав при этом: «Держись», – встал и вышел из комнаты. И вот Виктор снова один, погруженный во мрак своих страхов. Хоть родные его находились всего в нескольких жалких метрах, он чувствовал между ними целую бездну. Как ему быть? Что ему делать? Братья его ненавидят, так как считают, что отец страдает именно из-за него. А что Ксюша? Его маленькая сестренка. Что же в ее душе происходит в это время? Виктор считал, что скорее всего она тоже злится на него… Но Виктор все же думал, что они правы, и даже не рассчитывал на их прощение, на их любовь; он не считал себя достойным этого, он не считал себя достойным быть прощенным…быть счастливым. Новое чувство в его коктейле страстей – чувство быть не достойным любви. Не ощущать себя частью семьи из-за своей же собственной никчемности. Только в этот момент Виктор задал себе вопрос: «Что же я наделал?» – Хоть и раскаялся, но все же был уверен – худшее еще впереди.

Тем временем Борис Сергеевич, конечно, уже был в курсе пожара, возникшего неподалеку от его ночного клуба. Он слышал, что внутри были люди и то, что они мертвы – их убил Роман Кротов. И хоть не было официальных данных, он был полностью уверен, что среди погибших есть его сын. Он уже давно чувствовал, что Егора нет в живых. Для него было очевидно, что рано или поздно это произойдет. Он отлично понимал натуру своего сына: вседозволенность с раннего детства, большие, необоснованные амбиции и чрезмерная гордыня – вот основные качества его отпрыска. А, как видел Борис Сергеевич, люди с подобным багажом не умирают своей смертью. Да и к тому же он сам допускал, что, возможно, ему самому когда-нибудь придется, хоть и не столь кардинально, приструнить своего наследника. Очень трудно было понять, оплакивал ли Борис своего сына или ему было все равно, но одно было ясно всем – он очень изменился за эту неделю. За время пропажи сына он постоянно запирался у себя в кабинете, его уже не так интересовал бизнес, он стал еще более бескомпромиссен и, как некоторым могло показаться, более жестоким. Хотя многие негодовали – куда уж больше. Но забегая вперед, все-таки нужно сказать, что Борис Сергеевич страдал от потери сына. Но, оставаясь самим собой, он просто не мог себе позволить показаться в людских глазах мягкосердечным страдальцем. В последнее время только Михаил, как и раньше, мог себе позволить разговаривать с влиятельным олигархом. В ночь пожара он доложил ему, что видел неподалеку от ночного клуба сына Кротова, а с ним и Геннадия, главного юриста всей бизнес империи Кротовых. Ни у Бориса, ни у Михаила не было сомнений, что младший сын Романа Кротова причастен к смерти Егора, как и говорил Федор. Но почему Роман не пришел и не решил все с ним лично, тем более у них были отличные деловые отношения. Почему он поступил столь опрометчиво и безответственно? Удивительно, но в душе у отца, потерявшего сына, не было ни гнева, ни жажды мести по отношению к Роману Александровичу, а напротив – одна пустота. Он все пытался понять, почему так произошло. Вспоминая свой недавний разговор с Егором, Двардов также вспомнил, что пригрозил тогда своему сыну, чтобы тот не вздумал портить отношения с семьей Кротова. «Глупый мальчишка! Жизнь отдал, лишь бы мне насолить. Ладно Егор, но почему Роман-то пошел на такое?», – и рассуждал Борис Сергеевич не только на тему денег, он просто не мог понять, как такой человек, как Роман Александрович, мог пойти на столь крутые меры. «Почему?», – эхом отозвалось в голове. Уже не в первый раз за последнее время Борис Сергеевич заметил, что разум его будто бы пытался с ним поговорить. Словно чужой голос повторял его слова. Поначалу это его раздражало, и он тут же вызывал к себе кого-нибудь, чтобы разбавить угрюмые мысли голосом другого человека, но спустя некоторое время это наоборот стало притягивать его, манить и ужасно интересовать. Хоть у него было опасение, что он сходит с ума, уверенность в себе, сопряженная вместе с верой в собственную силу воли и многолетний опыт, затмевали подобные, как он сам считал, нелепые мысли. «Что мне делать? Я должен сам встретиться с Романом лицом к лицу, и пусть он мне все расскажет. Но не сочтет ли он это за слабость?». «О да! Еще как сочтет», – ответил голос в голове. Борис Сергеевич попытался избавиться ото всех мыслей и принялся ждать.

– Страшно? – прозвучало в голове.

–Что за бред? Что происходит? – удивленно и с некой опаской пробормотал Борис.

– Ничего. Ничего того, с чем может сравниться вся твоя жизнь! Ты обретаешь свободу.

– Кто ты? Что ты?

– Я – это твоя сила! Я – твоя власть! Я – меч возмездия! Я – это ты сам. Только ты спал, но пришло время пробудиться! Пришло время миру узнать, кто таков Борис Двардов! – сам же Борис уже не задавал вопросов, и все его внимание было направлено на поиск ответа, что же это за голос и что с ним самим сейчас происходит.

– Не бойся меня, не прогоняй меня, – все не умолкало нечто в голове. – Позволь мне рассказать, как все было на самом деле.

– Продолжай, – заинтересовался единственный человек в кабинете.

– Наш сын надругался над Виктором. Ты же знаешь, кем был твой сын и что он вытворял со своими дружками? Нет? Ну так слушай внимательно! Он заманивал в свое логово молодых юнцов, усыпив перед этим их бдительность обещаниями о дружбе и счастливой, безумно интересной жизни под его началом. А после издевался, бил, мучил и насиловал наивных глупцов руками своих приближенных, безвольных и безмозглых человечешков. И все бы так продолжалось, если бы не Виктор Кротов. Только у него хватило силы и чести отомстить!

– Виктор? Нет, моего сына убил его отец! – протестовал Борис Сергеевич.

– Вранье! Это маленький Витя его убил еще в субботу и только вчера сознался отцу, который взял всю вину на себя, дабы спасти свое чадо. Глупец! Он думает, что этим защитит его, но не тут-то было, или имя нам – «ничто».

– Так вот оно как…ну раз уж он решил нести крест своего сына, да будет так…

– Нет! Ты что, хочешь все оставить, как есть? Хочешь показать всему миру, что у нас можно отнять самое ценное и жить дальше? А что может быть дороже единственного наследника? Нашей крови и плоти! Нет, этого нельзя так просто оставлять! Ни в коем случае! Или же враги наши почувствуют слабину и захотят отнять остальное! Ну уж нет, нам непростительно быть слабыми, и мы всем это докажем!

– Но как?

– Раз Роман так благороден, да будет так. Мы сами сделаем из него мученика, но не забудем, кто на самом деле отнял у нас наше будущие, ведь умрем мы – и все! Некому теперь нести нашу фамилию.

– Мой род прерван…

– Да, вся история нашей семьи прекратится на нас. Но мы этого так не оставим! Мы отомстим и заставим весь мир нас помнить и бояться!

– Отомстим…

– Уважение без страха – ничто!

– Ничто! Да, ты прав! Я прав! Я должен, обязан отомстить! Я им всем отомщу! – воспрянув духом, громко вслух сказал Борис Сергеевич.

– Мы отомстим, – растянуто и с упованием прозвучало в голове. А потом бизнесмен рассмеялся. За много лет он уже забыл, как это вволю смеяться. Хотя, у него не было полной уверенности, что смех этот именно его, это никак не смущало Двардова и не могло прервать порыв радости и счастья от того, что он, наконец, действительно хотел смеяться… Ибо спящий пробудился.

Глава X Изгнание

Виктор Кротов так и сидел в своей комнате, никуда не выходя, и все, что происходило в мире, узнавал лишь благодаря Геннадию Юрьевичу да телевизору, который принесли специально для него. Только он, друг отца, навещал юношу и приносил еду. Нужно отметить, что Виктору и самому не хотелось, чтобы его кто-либо навещал. Может, ему было стыдно перед родными, а, может, это был самый обыкновенный страх. Страх за их презрение, страх за ответственность перед ними, страх за то, что они узнают правду, что он не выдержит и все им откроет. Но был один человек, которого герой наш все же хотел видеть – это его старшая сестренка. Каждый день он ждал, когда же она придет, каждый раз, как открывалась дверь, юноша надеялся, что это будет она. Но нет – в двери всегда оказывался один лишь Геннадий Юрьевич. Да, парня это огорчало, и он никак не мог понять, отчего же сестра его все не навещала. С братьями же все было понятно: они его, скорее всего, ненавидели и презирали. С мамой тоже ясно: Геннадий говорил, что самочувствие ее совсем плохое, и это он рекомендовал ей не приходить к сыну. Также он заверял, что она не держит на Виктора зла и в целом согласна с планом мужа. Для младшего Кротова эти слова были словно бальзам для души. И он просто ждал. Лежа на своей кровати, Виктор, как в детстве, заново изучил всю свою комнату. И ему было в ней уютно. Со временем в его голову стали приходить мысли, что он может просто переждать, и всё пройдет само собой. Да, что-то там в мире происходило, но его это не коснется. Молодому человеку совсем не хотелось покидать свое убежище, и вообще, чтобы его кто-то видел, слышал и знал о нем. Думал, что было бы здорово, если бы просто все его забыли, и никто не трогал. Но, к счастью, Виктор все же смог отогнать эти жалкие и трусливые мысли от себя. На это ему потребовалось три недели. Виктор решил, что все-таки в нем есть хоть немного мужества, и он хотел нести ответственность за свои деяния. Хоть его крест взял на себя отец, юноша не собирался просто отстояться в сторонке. За это время он не раз вспоминал о Кристине и Филиппе. Все задавал себе вопросы: «Как они там? Что с ними?». Ему хотелось верить, что все у них нормально. И наконец, предварительно переговорив с Геннадием, молодой человек все-таки решился выйти из комнаты. Было очень тихо. Возникало ощущение, что дом уже не жилой вовсе. Так как прислугу на время отправили в отпуск, а Надежде Алексеевне было явно не до этого: дом был не убран, все окна закрыты, и все помещение было прямо пропитано мертвецкой тишиной. Побродив по пустым комнатам, Виктор отправился в спальную родителей. Подойдя к двери, он услышал, как его мама тихонько плачет. Встал напротив и начал ждать, когда он наберется достаточно смелости, для того, чтобы все-таки войти. Даже портрет какого-то человека знатного рода, века так XIX, и тот укорительно смотрел на парня своим надменным взглядом вельможи. Неизвестно сколько юноше пришлось бы набираться смелости, если бы дверь все-таки не отворилась, и из нее не вышла Ксюша. Вид у нее был уставший, а красноватые и мокрые глаза выдавали недавние слезы. От неожиданной встречи сестренка смутилась и поначалу растерялась, но уже спустя секунду закрыла за собой дверь и обняла брата. Ожидания худшего улетучились, Виктор, в хорошем смысле, был шокирован подобной реакцией.

– Как ты, братик? – поцеловав брата в щеку, пролепетала девушка. – Прости, что я раньше не пришла к тебе. Я просто…боялась.

– Ну что ты, милая. Все хорошо, – с ее глаз потекли слезы, и Виктор еле сдержался, чтобы не последовать ее примеру. – Чего ты боялась?

– Я…не знаю. Обидеть тебя…увидеть тебя. Знай, я не считаю тебя виноватым! Ты и так, бедняжка, настрадался.

– Спасибо. Для меня очень важно, что ты это сказала. Ну, перестань плакать, чего ты? – пытаясь утешить, Виктор стал вытереть слезинки с ее щечек, но она еще больше расхныкалась и уткнулась своим личиком в его плечо.

Так родные люди и стояли пару минут, наслаждаясь и чувствуя, что они есть друг у друга. Брат и сестра. Когда же девушка немного успокоилась, Виктор спросил:

– Как мама?

– Плохо, – коротко ответила Ксюша.

– Как думаешь, я могу войти?

– Да, думаю она тоже будет рада тебя видеть. Геннадий Юрьевич нам всем запретил к тебе приходить, чтобы ты мог отдохнуть и прийти в себя, но…но я все равно хотела прийти!

– Я знаю, – соврал братец.

– Вот только с Димой и Юрой тебе лучше не видеться. Особенно с Юрой. Он просто в бешенстве, говорит, что это ты во всем виноват и Димку против тебя настроил. И даже меня пытался, представляешь? Но я-то знаю, что ты ни в чем не виноват! – Виктор ощутил душевную боль от того, что она так искренне в него верила, а он был этого недостоин. От тоски у молодого человека перехватило дыхание.

– Ладно, сестричка, дай мне поговорить с мамой.

– Да, конечно, а я пойду, посплю немного. Но если ты захочешь поговорить, можешь смело меня будить!

– Хорошо, иди отдыхай. Вижу, ты тоже устала, – она кивнула, и они разошлись